Маркита

Расставаяясь, она многозначительно стиснула его руку.

– До завтра… да?

Хотела прибавить что-нибудь карменное, да так ничего и не придумала.

Дома встретила ее жиличка с флюсом.

– Ваш мальчишка хнычет и злится. Сладу нет. Я больше никогда с ним не останусь.

В полутемной комнате, под лампой, обернутой в газетную бумагу, на огромной парижской «национальной» кровати сидел крошечный Котька и дрожал.

Увидя мать, он затрясся еще больше и завизжал:

– Где ты пропадала, дулища?

Сашенька схватила его на руки, злого, визжащего, и шлепнула, но прежде чем он успел зареветь, сама заплакала и крепко прижала его к себе.

– Ничего… потерпи, батюшка милый. Немножко еще потерпи. И нас с тобой полюбят, и нас отогреют. Теперь уж недолго…

На другое утро хозяин Сашенькиного кафе встретил на улице Асаева.

Татарин плелся уныло, щеки синие, небритые, глаз подпух.

– Чего такой кислый? Придешь к нам сегодня? – Татарин тупо смотрел вбок.

– Нет. Кончена.

– Да ты чего такой? Неужто Сашенька отшила? Татарин махнул рукой.

– Она… ты не знаешь… Она – дэмен. Ашибка вышла. Нет. Не приду. Кончена!