– А отцы у них умерли оба, – упавшм голосом сообщила Танька. – Одна мыкаюсь.
– Печально, – ответил врач. – Однако смотреть нужно лучше. Не то и этого потерять недолго. – Он строго посмотрел на Таньку. – В больнцу его нужно…
– Это нет, – решительно запротествала Танька. – В больницу не дам. Да я сама медсестра. Вы не сомневайтесь, выхожу…– Серые Танькины глаза наполнились слезами.
– Ну, хорошо, – смягчился врач. – Вызывайте педиатра на дом и строго под его присмотром…– Он еще раз пристально посмотрел на Таньку. – Строго под присмотром врача… и Вашего…
Светик болел долго и мучительно. Его пичкали таблетками, кололи уколами, а болезнь никак не хотела отступать прочь. Танька вымоталась и осунулась, а Светик и без того худенький, стал словно прозрачным.
– И чего ж ты на этой лавке забыл, – сквозь слезы ругала его мать. – Ведь часами сидишь там, зколдованная она что ли, лавка эта? И ладно бы еще с кем-то, а то все один и один… Вот и насиделся! Мало мне досталось, так еще и ты…
Светик молчал. Он и сам себе не мог объяснть, почему его тнет это место.Просто там ему было хорошо, никто не мешал ему думать и мечтать и видеть удивительные картины, которые мгновенно разбивались о крики Кешки и суету матери.
– А он придет. – неожиданно сказал Светик.
Танька ощутила пронзительный укол и сразу поняла, про кого говорит сын. Но сделала вид, что не знает, о ком он ей сказал.
– С чего ты взял? – С колотящимся от волнения голосом спросила Танька. – Кто это тебе сказал такое?
– Анатолий, – ответил Светик – Он мне сам сказал.
– Где это он тебе сказал, когда? Ты ж дома все время был.
– Он мне во сне сказал, – тон сына был настолько утверждающим, что Танька присела. – Сказал, что придет, и скоро…
– О, господи, – всплеснула мать руками, – во сне он сказал… А я уж думала… Да мало ли что во сне привидится… Ты, Светик, этим свою голову не забивай. Сон – это так… Болел ты сильно, вот твоя головка и забилась ерундой всякой. Блажь это…
– А вот и придет! – Упрямо мотнул Светик головой и отвернулся, чтобы мать не видела, как по его щеке потекли слезы.
– Ну, придет, так придет, – примирительно сказала мать, желая прервать взбудораживший ее разговор. – Ты только очень его не жди все-таки. Так оно вернее будет…
С того дня, не поминая друг другу этого разговора, оба они пребывали в каком-то непонятном ожидании события, должного перевернуть их жизнь на другой лад. Таньку не покидала сладкая и томительная тревога, от которой, как она ни старалась, не могла избавиться. А Светик со свойственной детству доверчивостью , нисколько не сомневаясь в своем сне, отчаянно ждал прихода Анатолия. И каждый раз, слыша у своей двери чьи-то шаги, замирал в оцепенении, надеясь , что там, за их закрытой дверью, стоит так долго ожидаемый Анатолий.
Анатолия ждали. Но как это бывает всегда, пришел он совершенно неожиданно. Татьяна уже укладывала обоих сыновей спать, когда в их дверь позвонили. Она досадливо бросила укачивать Кешку и нехотя пошла к дверям.
– Кого еще черт принес на ночь глядя, – ворчала она, недовольно отпирая дверь.– Кто там? – Она глянула в глазок.
Краска залила все ее лицо и горячим огнем обожгла все тело. Она сразу узнала нового знакомого и неуверенно отступила назад.
– Это я, – услышала она его баритон. – Знакомый Светика. Помните, я к вам приходил. Я тут… Навестить… Извините, что поздно… Времени не было… Вот вырвался…
– Светик болеет, мы уже спать ложимся, – сказала Танька испуганным голосом, надеясь, что Анатолий сейчас уйдет. Она боялась не его, а чего-то другого, чего желала и на что надеяться было нельзя.
– Я ненадолго, – настойчиво произнес он. – Только навестить. Вот передам ему и сразу уйду. – В глазок Танька увидела поднятую вверх руку Анатолия, в которой он держал апельсины и шоколадку.
– Проходите, – Танька открыла дверь , в духоту квартиры пахнул свежий аромат апельсинов. – Болеет Светик…
– Знаю, сказали мне … – Анатолий ловко сбросил ботинки. – Добрый вечер вам! Ну, где здесь больной?
– Анатолий! – Заорал Светик и босой кинулся ему навстречу. – Я знал, что ты придешь. – Он вцепился в Анатолия обеими руками и торжествующе посмотрел на мать. – Пришел! А ты не верила!
– Ждал, значит, – Анатолий расплылся в улыбке. – Это тебе гостинец. А откуда ж ты знал, что я приду?
– Так ты мне сам сказал… – Анатолий удивленно вскинул брови. – Во сне, – уточнил Светик. – Ты мне приснися и сказал… А она не верила…
Танька, и без того чувствовавшая себя неловко и неуверенно, смутилась окончательно. Подхватив на руки орущего Кешку, она двинулась в соседнюю комнату.
– Ну вы тут сами… – промямлила она, опасаясь, что сын ляпнет еще что-нибудь от чего ей станет еще больше неловко.
– А я на твою лавочку приходил, – сказал Анатолий, – раз пришел, два… нет тебя. Спросил у бабульки одной с собачкой, она и сказала, что ты сильно заболел. Дай, думаю, зайду, навещу. Только сразу не получилось. Работы много… А как смог, так и пришел. А ты, значит, вспоминал про меня?
– Часто вспоминал, – кивнул Светик. – Только мамке не говорил. Она сердится. Я ей про сон рассказал, а она сказала, не жди… А я ждал.
– Так ты давай выздоравливай быстрее, – Анатолий взлохматил Светику белый чуб. – Хватит хворать! Долго ты, парень, болеешь. Мать замучил болячкой своей.
– Теперь поправлюсь, – Светик широко улыбнулся. – Вот придешь в следующий раз, а я уже и не болею. – Придешь?
Глаза Светика были такими чистыми и лучистыми, такими доверчивыми и распахнутыми, что у Анатолия защемило сердце.
– Обязательно приду, не сомневайся, – сказал он и еще раз потрепал мальчика по голове. – Ты только мамку слушайся и помогай ей. Договорились?
– Договорились!
– Ну, пойду я. До свидания! – Он бросил взгляд на приоткрытую дверь в другую комнату.
– До свидания! – Высунулась Танька. – Спасибо вам за Светика.
– А мы с ним договорились, что теперь он быстро выздоровеет, – сказал Анатолий и внезапно для Таньки как выстрелил, – а вы похудели… на пользу Вам…Опять приду, не прогоните?.. К Светику… – поспешил добавить он, заметив нерешительность и волнение Татьяны.
– Что же, пусть, приходите, – тихо разрешила Танька. – Светик рад будет…
– Вот и договорилсь. Только точно не знаю, когда приду. Работы много. Но приду обязательно.
Когда за Анатолилем захлопнулась дверь, Танька в изнеможении привалилась к дверному косяку и заплакала. Возившийся на ее руках Кешка, размазывал по ее пухлым щекам слезинки и пробовал их на вкус.
– Дурачок ты, дурачок, – приговаривала Танька, ловя его ручонку в свою. – Ничего-то ты не понимаешь…
Она выключила в прихожей свет и усталым голосом скомандовала:
– Спать всем пора, поздно уже!
Всю ночь Танька металась, как в бреду. Непонятное беспокойство не давало ей заснуть. Несколько раз она вставала к старшему сыну и смотрела, как он сопит во сне, улыбаясь чему-то своему. На стуле возле дивана, на котором Светик спал, лежали принесенные Анатолием апельсины и початая шоколадка. От ааельсинов исходил праздничный новогодний дух, и впервые за все время с похорон второго мужа Танька вдруг ощутила тепло и радость.
Начинавшийся день обещал быть солнечным.И унылый Танькин дом осветился желтым нежным светом еще не совсем теплого солнца. Весна уже стояла на пороге. И хотя за окном по-прежнему виднелись грязные осевшие сугробы с черными обугленными проталинами земли, в воздухе уже звенела воробьиная трель, возвещавшая, что весна не за горами.
Не капризничал Кешка, всегда оравший при пробуждении. И Светик, румяный и свежий ото сна, молчаливо улыбался и тоже был похож на солнышко с копной его золотистых волос, беспорядочно торчащих вихрами на его голове.
С этого дня Светик быстро пошел на поправку. Он рвался из дома на улицу, как зеленый росток к свету, и обижался, что мать все еще не решается отпустить его.