– Мидава видала? Видала ты мидава?
– Почему ты спрашиваешь? – не выдержала Селена.
– А потому, – подбоченился мальчик, – что я мидава видал. И батька видал. А батька мой… он врать не будет.
– Где же ты его видел? – прищурилась Селена.
До того дня, когда Зебу Зегда перешёл границу, мидавы в Миравии не появлялись. Не было их тут и сейчас – Зебу жил близ Аштарского ущелья, у Казлая, да и все его соплеменники остались в Тарии. Мальчишка шмыгнул носом и задумчиво пожевал рыбёшкин хвост:
– В лесу видал. Тута.
– Какой же он был из себя, мидав этот? – подначила его Селена.
– Известно какой: громаднющий. Башка с колесо. Весь серый, глаза чёрные…
– Придумал бы что-нибудь получше! – рассмеялась девочка. – Серых мидавов не бывает! Это всем известно.
– Это тем известно, кто их не видал, – философски протянул мальчишка, дожёвывая рыбку. – А я видал. И батька мой…
– Ты живёшь в этом доме? – догадалась девочка. – Твой отец искал врача?
Мальчишка кивнул:
– Меня Фьорком звать. Малой у нас заболел, того и гляди помрёт. Я нынче был за старшего. Батька-то из города только поутру воротился. Братец у меня там, в городе. И две сестрицы. Ильзия – которая средняя – ничего себе человек. А старшая, Маруша, промеж нами говоря, дура дурой. Ейный мужик там рыбную лавку держит. Вот погляди: краснопёрки прислал. Это навроде как гостинец. Мог бы и пряников купить или там леденцов, да что с него возьмёшь?! Дурак он и есть. Разве ж кто в своём уме нашу Марушку сосватал бы?!
Побоявшись, что ей придётся заочно познакомиться со всеми родственниками Фьорка, Селена решила сменить тему:
– Говоришь, твой отец тоже видел этого мидава?
– И никакого не этого! – возмутился мальчик. – Другого видал!
– Такого же серого?
– Вот ты мне не веришь, а зря! Не серого, а рыжего. Дорогой встретил. Ты послушай, как дело было, а уж потом смеяться будешь. Батька мой ехал из Туспена. На возу ехал. У него там товар. Акромя рыбы ещё сапоги, кадушки… ну, да я не о том. Ехал он себе, ехал… Вечерело. Видит: впереди двое скачут. И лошадь в поводу. Опосля пригляделся – не лошадь, а пони. Для лошади мелковата. Ну, скачут и скачут, ему до того дела нет, а только у городской стены он их всё ж нагнал. Стоят себе, лясы точат. Он бы так мимо и проехал, а только знаешь что?
– Что? – прошептала Селена, копируя восторженный тон мальчика.
– А то, что пони с ними не было.
– И что с того? Может, они её где-то оставили.
– Оставили, говоришь? – Фьорк расплылся в улыбке. – Уж не знаю, кого они там оставили, а только заместо пони стоял с ними мальчишка чуть меня постарше. Сама посуди: мужик и баба едут верхом, а малой с ними пешкодралом топает. Где такое видано, спрашивается? Выходит, никакой это был не ребёнок, а самый настоящий мидав.
Селена едва не закричала от радости, но всё же сумела взять себя в руки:
– Какой он был, этот мальчик? Твой отец его запомнил?
– Какой – какой? Никакой. Обыкновенный мальчишка: светленький, плотный. Да какая разница, когда этот мальчишка и не мальчишка вовсе?! Мидавы, они могут в человека превращаться, когда пожелают. В любого. Хошь в меня, хошь в тебя. Им это запросто.
Селена скривилась. В отличие от неё, Фьорк явно не знал о мидавах почти ничего. Эти удивительные существа ни в кого не превращаются. Они просто умеют создавать слуховые и зрительные иллюзии, транслируя в пространство звук и изображение. Что касается последнего, то оно у каждого своё, и светленький плотный мальчик мог быть только Зебу.
Зебу! Неужели она скоро его увидит?! Нет, это невозможно. Если мужчина – Казлай, то что за женщина ехала с ним?
– Батька говорит: у мужика ещё кошак был, – вспомнил Фьорк. – Здоровенный такой котище, усы врастопырку…
Выходит, всё верно. Путники – это Казлай, Зебу и Кот. Но куда и зачем они едут?
Чтобы не выдать волнения, Селена заметила будничным тоном:
– Твоему отцу должно быть показалось. В Миравии нет мидавов.
Обидевшись, мальчик проглотил очередную рыбку и побрёл к дому, но, не дойдя до конца изгороди, вдруг остановился:
– Твоя мамка что ль колдунья?
Селена непонимающе уставилась на него.
– Мамка твоя, – терпеливо пояснил Фьорк, – та, что малого лечит. Она колдунья?
– С чего ты взял, что Вилла – моя мама? – удивилась девочка.
– Похожи вы сильно. Прям одно лицо. Кто она тебе, как не мамка? Может сестра?
Вот ещё глупости! Её тётя – красавца, а она, Селена, – обыкновенная, каких не счесть. Девочка уже собиралась сообщить об этом Фьорку, но не успела – на крыльце показалась Вилла. Едва она переступила порог, в доме глухо завыли, срывающийся голос рявкнул:
– Ведьма!
Вилла сбежала с крыльца, махнула рукой Селене и, не обнаружив поблизости служанки, сердито крикнула:
– Лиа! Мы уезжаем!
Её лицо не выражало никаких чувств, только уголки рта легонько подрагивали. Позабыв о мальчике, Селена бросилась отвязывать лошадей. Мгновение спустя прибежала испуганная Лиа.
– Едем! – повторила тётя, вскочив в седло. – Мы потеряли много времени.
В доме по-прежнему голосили.
Проезжая мимо Фьорка, Селена помахала рукой. В ответ мальчишка скорчил отвратительную рожу.
Некоторое время путешественницы ехали молча. Лиа по обыкновению плелась в хвосте, а Селена изо всех сил старалась не отставать от тёти.
Вилла плакала, но как-то удивительно тихо, без всхлипываний. Её лицо покраснело, и блестящие ручейки стекали по щекам за воротник. Добрая и ранимая в душе, Вилла всегда скрывала свои чувства от посторонних. Только теперь, когда никто, кроме племянницы, её не видел, она позволила себе ненадолго расслабиться, сбросить маску хладнокровия и стать собой настоящей. Селена попыталась её утешить:
– Ты не виновата. Никто не смог бы ему помочь.
– Теперь они меня ненавидят! – выдохнула Вилла.
– Не думай об этом. Скоро мы привезём сыворотку и для Витаса, и для других. Тот мальчик, Фьорк, сказал, что его отец видел мидава. Я думаю, это Зебу. Если они с мэтром Казлаем идут в Лаков, то мы скоро встретимся.