Божественный цикл и Ангельская серия

Себе, тебе, судьбе-прорухе,

Что сделала в одну лишь ночь нас богачами.

И также быстро забрала наш долг -

Ведь мы бродяги…

Нет. Спим с тобой в надежде, что проснёмся

Сегодня или в лучшем завтра.

Оно придёт, ведь правда?

Назло судьбе – старухе распоясной.

Но долг тот будет платежом нам красен.

И мы краснеем вместе с ним…

А может жар? От тела исходящий?

Пылает мерно благостный огонь в груди.

Он в нас с тобой, бродяга, чувствуешь?

Поглубже внутрь сердца загляни.

Не бойся быть восторженным огнём согретым:

Он не палит – поддерживает в жилах жизнь.

Он топит злую в сердце мерзлоту…

Сковавшую когда-то в одночасье

И сделавшую нас теми, кто мы есть:

Товарищами, путниками по несчастью

Быть может жизни всей?

Ведь только так она всегда звалась и, знает кто, всё ещё зовётся?

Не сталкивался с ней давно.

Нет, встреча со старухою в расчёты не берётся.

Ведь жизнь не может быть такой,

Нет, то не про нас…

Бродяга, спишь? Мне показалось…

– То показалось.

Случается подобное не в первый раз.

– И снова ты… – А ты теперь про что, ответь?

Молчишь? И лучше было бы поспать…

Я слышал монолог. С судьбой иль жизнью?

Без помощи ста грамм не вникнуть, о чем тобой веден был спор.

– А ты не можешь завязать… – С чем? С жизнью?

Мы с ней давно всё порешили и счёты больше не ведем.

Все счёты многие сошли на нет.

– А разве так? – Бывает -

Я всё такой же человек.

А хочешь если, можешь продолжать

И называть меня. – Но как ответь?

– Бродягой, пьяницей, невеждой и балдой -

Не будет трогать.

Давно потерян именам подобным счёт.

Я сплю. А то, что говорю с тобой – то сон.

Не верь словам, моим. Тем более…

Ты спи, бродяга, ночь дарует сон,

Что жизнью, к сожалению, у людей зовётся.

***

«Эй, Толик-разливайка!»

А бокальчик поменьше за себя выпью, я не жадный, а большую же часть делю на всех. Хотя куда, собственно, деваться? За меня всё уже решили. И в нашей компании в том числе. Причем каждый решает по очереди. Вот такие мы дружные, да. Сегодня, например, моя очередь решать. Не то чтобы я был против, и не жадный я совсем, но сами понимаете, та еще ответственность: одному не дольешь, другому перельешь и припомнят ведь потом, и с тобой потом при следующей раздаче также обойдутся. А мне бы этого очень не хотелось. Обижать людей, я имею в виду. Себя не привыкать, а вот других. Обидно как-то горько, я же понимаю какого это. Меня обижали, да, пару раз, но я не обижался, отнюдь и увы, нет. Человек я все же гордый, а гордость подобного не терпит. Не знаю, как у других. Но моя точно нет, не в её это правилах. Да, у гордости собственные правила имеются, неужели не слыхали? Вот диво и странность, как же жили до этого? Не гордые что ли совсем или пользовались неумело? Ну я вас тут, стало быть, научу. Берете, значит, три четверти водицы огненной и томатный сок. А простите, это из другой оперы, это я к обязанности сегодняшним готовлюсь. Во всем нужно, как говорится кем-то (вроде Толяном?), навык нужно сохранять и отрабатывать. И в гордости тоже, она без тренировки никуда. Зачахнет совсем, так и поминай, как звали: будет мыкаться, а вы кругами и около вокруг гордых и неприступных ходить. А должны быть наравне. Наравне, слышите? Да, бывает что-то со связью, небесные помехи, так сказать. Ну да, на небесах же я, а разве не сказал? И Толяныч здесь, и Вован, и Горыныч. Это мы его за то Горынычем прозвали, что выдыхал больно знатно. Они сейчас выдыхает. Только уже здесь. За одним из столов, как положено. Только кем? Нам же тут и место выделили, да. Жены за нас помолились что ли? Святые были женщины, и сейчас правда есть, но уже без нас, мужей остались. Оно может и к лучшему. Все полегче будет, а то нелегко терпелось им, досталась, что называется, ноша в жизни. И нам тут поспокойнее. Когда захотим, тогда и в дело вступаем. А дело, и говорил уже, ох нелегкое – чтобы каждому и не обделить. Это же суметь надо, это еще и решиться надо. Я из наших и самый решительный, с гордостью говорю, а вам говорил? Но мы все равно по очереди, по справедливости решаем. Вот как живется и на том свете. Почти и не изменилось ничего, если только чуть-чуть. Да, водку заменили. Это я ее по старой памяти так кличу, а на самом деле вода, без лишней буквы «к». Нам тут сказали, что она лишняя. Но соком томатным снабжают и тоже по старой памяти, видимо. Жалеют нас и закусь дают: плоды в саду – срывай не хочу. Только одно дерево трогать нельзя, я правда забыл какое. Но в сад не я хожу – Тимофеич, а он ученый, знает. Ты не суйся, говорит, изгонят. А кто же изгонит и куда, обратно что ли? Но я и не суюсь: а вдруг и правда и не брешет совсем? Не то, чтобы жену свою снова повидать не хотелось. Но лучше ей там без меня, покойнее… Ой, нехорошее слово, тьфу-тьфу. Я почему знаю: не верила она в меня никогда. Ни за что говорит, тебе с таким характером и привычками никуда не попасть, не то что.... А что характер мой и привычки. Не хуже и не лучше нежели, чем у других-то. Но носом никого и ни во что никогда не тыкаю. Упаси Бог. Упас уже вот и хорошо.