НашлаСь! Как найти путь к себе с помощью женской сумочки

Потом вдруг снова захлестывает эмоция жуткого страха: «Я не выберусь! Не смогу!» Орешь, умоляешь выпустить. Канал непреклонен, ты должна пройти его сама! Цепляешься за краешек светлой мысли: «Я ведь когда-то уже это делала и, наверное, даже не единожды!» Снова ползешь…

Силы на исходе. Кажется, ни руки, ни ноги больше не могут двигаться. Сдаешься. Лежишь где-то в середине пути и думаешь: «Ну и ладно! Пусть так, не рожусь я сегодня, останусь здесь, все равно скоро задохнусь…» Но Канал не терпит тебя в статике, начинает поддавливать. Ползешь одной спиной, что делать! Остаются считаные «ползки» до выхода. Ты уже видишь маму с папой, которые тянут к тебе руки и радостно улыбаются – они ждут тебя! Еще прибавляется сил.

Один метр до выхода. Я сдалась. Не могу сдвинуться с места. Не хочу ничего. Только мама и папа, которых я вижу, запрокинув голову назад, дают надежду. Я вою, из последних сил высвобождаю руки и протягиваю к ним. И, о чудо! Меня берут за руки и вытягивают наружу!

Неожиданная жизнь, когда казалось, что смерть неизбежна! Родители, которые говорят, как они меня ждали и что я их самая любимая девочка! Эмоции переливаются через край, я ору во весь рот, как это делают младенцы. Меня укутывают и кладут к маме, которая укачивает и говорит мне всякие приятные слова о любви и моей нужности. Потом наступает момент тишины и единения с собой. Какое-то время ты остаешься со своими переживаниями и перевариваешь то, что можешь переварить, а потом с новыми силами и новым пониманием идешь обратно к Каналу, чтобы быть причастной к рождению остальных.

Когда я спросила у мамы, как проходили мои роды, она сказала, что я не хотела рождаться. Была рядом с выходом и ныряла назад! Врачу пришлось мне немного помочь! Этой информации я не имела раньше!

Когда я сложила все выходные данные: мое застревание в снежной норе, книга «Козетта», опыт «Родового канала» и подтверждение этого опыта, то поняла, что один из основных сдерживающих паттернов моего поведения – это ожидание помощи со стороны, в частности от мужчин.

Как будто бы без этой помощи я не могу двигаться дальше. То есть мой перинатальный опыт проигрывался в жизни многократно, пока, благодаря психологии, я не вывела его на поверхность и не осознала.

Вот так маленькая игрушечная сумочка привела к размышлениям о моем перинатальном опыте и следующей за ним инициации идентификации, которую можно считать базой на пути индивидуации. К сожалению, сейчас во многих западных странах детей с детства намеренно путают, предлагая им самим выбрать половую принадлежность, называя их «оно», а папу с мамой – родителем №1 и родителем №2, я считаю это огромной и непростительной ошибкой, за которую потом будет расплачиваться целое поколение. Именно родители являются проводниками ребенка в мире, на них огромная ответственность. И эта ответственность не ограничивается кормлением, одеванием и обучением. Важнейшим аспектом родительства, на мой взгляд, является именно помощь в духовном развитии, приводящем к индивидуации.

Если что, то я здесь вообще не про религию, но про реальную помощь самоосознанию маленького человечка. Кто еще ему поможет, пока он полностью во власти взрослых?

Привет, Я твоя сумочка! Рассказ №1

Светлана Заруцкая, 49 лет, психолог, стилист.

Ее сумочка – это небольшая сумка-планшет, или почтальонка, черного цвета, из-за почтенного возраста превратившаяся в винтажную.

Я – сумочка, которая любит путешествовать и быть нужной. Поэтому мне нравится, что хозяйка всегда берет меня в разные поездки, и я могу видеть мир. Я очень ценю, что меня не нагружают различной дрянью. Хорошо, что я такое не вмещаю!

Мне приятно чувствовать себя надежной, что я не подведу, что я крепко и хорошо сделана и что я красивая…

Я бы хотела, чтобы хозяйка почаще вытряхивала из меня лишнее, потому что когда во мне скапливается мусор, например, в виде табака, то я чихаю…

Я не люблю стоять без дела в углу, я сумка действия, поэтому мне хочется движения, путешествий, ощущения своей нужности, необходимости. Стоять в углу – это не про меня, я не чемодан!

Кому-то может показаться, что я старенькая, возможно, какая-то кривая, косая, тем не менее на меня всегда обращают внимание и даже говорят: «Ну надо же, какая милая!» У меня еще очень много нерастраченной энергии, поэтому я не считаю себя старой, скорее, это не старость, а новая жизнь в новом образе!

Глава 2. Мамино наследство

Когда рождается девочка, она может быть похожа на кого-то из родителей или других членов семьи, потом она становится очень похожей на свою маму и, только когда действительно найдет себя, станет похожа только на себя саму.

?

    Ольга Погорельцева, поэтесса, г. Ужгород, из сборника песен «Про маму»

Старая душа

Есть одна фотография, которую мы с мамой сделали в фотоавтомате, так вот, на ней моя прекрасная мама, необыкновенной красоты, и половинка моего лица. Ну так вышло, я же маленькая была, но уже, наверное, неудобно было держать меня на руках. Правда, получилось одинаково на всех четырех кадрах, ну и ладно, я себе там все равно нравилась, а вторую половину лица я легко могла дорисовать в воображении. И потом я помню, что как-то снисходительно, что ли, относилась в детстве к маме, с каким-то слишком взрослым пониманием. А фото это мне кажется вполне показательным и символичным. Можно сказать, что мама на нем намного важнее меня или что я пока «недомама», но я уже есть, показалась наполовину! Я уверена, что эта фотокарточка сохранилась в альбоме, потому что мама там очень хорошо получилась. А то, что меня не видно, ее, думаю, не очень смущало.

Наверное, наши родители, я имею в виду мое поколение, нас слишком рано родили. Вернее, родили-то как положено, но сами еще оставались детьми, и вопрос взросления в том смысле, в котором мы сейчас задаем его себе, перед ними не стоял. Они были такими, какими могли быть, любили, как могли любить, и никто даже не задумывался, как сделать свою жизнь лучше, стать счастливее, просто проработав какие-то проблемы прошлого. Жили как жили, а тут еще мы со своими надобностями родились, ну никто не ожидал!

Я очень хорошо помню, как примерно в свои года два стояла на кухне в нашей новой кооперативной квартире, на седьмом этаже, в Веселом поселке – одном из спальников Ленинграда, и смотрела на родителей. Было жарко, окна распахнуты настежь, все ходили полураздетые и почему-то очень веселились. Папа пододвинул магнитофон прямо к открытому окну и включил «Битлз» на всю громкость, так, чтобы весь двор мог слышать музыку, и они с мамой принялись пританцовывать. Это был момент какого-то откровения, возможно, я уловила сообщение своей уже немолодой души, которая, как мудрая бабушка, смотрела на этих молодых людей, качала головой и сокрушалась: «Какие же они все-таки еще дети!»

На весь двор бомбила заводная «Сan’t buy me love!», и родители прыгали и кружились по еще пустой кухне, а я стояла и смотрела на них с очень серьезным лицом, как «самая старшая из присутствующих здесь дам»[4 - Фраза из знаменитого фильма 1975 года «Здравствуйте, я ваша тетя!»]…

Бесполезные туфли

Родители взрослели вместе с нами, но редко кому из них удавалось хотя бы немного оставаться резвящимся детьми, как, в принципе, и повзрослеть внутри. Со временем они становились родителями, которые забыли, что когда-то весело дурачились на кухне под орущую на весь двор музыку, стали серьезными и «взвалили» на себя долг воспитания.

Мне было лет восемь, когда на день рождения кто-то из родни подарил мне туфли. Они были очень милые, белые, с черным лакированным ремешком и на широком небольшом, пятисантиметровом каблучке. Это были очень нарядные, несомненно, детские туфли, и они были мне точно впору, но мама почему-то решила, что они выглядят слишком вызывающе для моего возраста и не разрешила их носить.

Туфли убрали обратно в коробку и засунули в шкаф до лучших, более правильных времен. Я тихо плакала, уткнувшись в бабушкин передник, измазанный мукой, и не могла понять смысла происходящего. Тогда мне казалось, что я за что-то наказана, только непонятно за что.

Однажды у нас были гости, и мама попросила меня станцевать цыганочку. У меня был прекрасный костюм из цветастой длинной юбки, светлой блузы с рюшами и косынки с люрексом. Я обожала этот костюм и танец, не знаю даже, как я ему научилась, по-моему, просто посмотрев фильм «Табор уходит в небо», который произвел на неокрепшую детскую психику сильнейшее впечатление. Думаю, что я была даже похожа на главную героиню в исполнении Светланы Томы, или мне так казалось. Хотя я была согласна и на ту маленькую девочку-цыганочку, которая так душевно пела грустную красивую песню и зажигательно плясала. Словом, фильм, музыка Доги и сама история долго варились в моем воображении и задавали направление творчества. Мы с бабушкой смастерили костюм из старых платьев, и я танцевала на радость гостям, когда таковые заходили к нам домой.

Так и в этот раз, я открыла шкаф, чтобы достать свой цыганский костюм, и увидела коробку с теми самыми белыми туфлями на каблучках. Как сейчас помню мамино удивление, когда я не смогла в них втиснуться, прошел ведь только год! Девочка неожиданно выросла вместе с размером обуви, а туфли обычно не растут вместе с девочками, поэтому они остались прежними и немым укором ушли в закат. Мама была разочарована. Ее картина мира пошатнулась. Оказывается, эти туфли были задуманы именно для меня восьмилетней, и теперь они совершенно бесполезны!

Как же часто мы лишаем себя радости момента из-за каких-то глупых внутренних ограничений или суровых принципов! Потом момент уходит, и его уже не вернуть. Конечно же, будут новые возможности, жизнь их постоянно подкидывает. Я думаю, что мы должны использовать абсолютно каждую! А мы почему-то склонны хватать только то, что расстраивает и приводит к стрессу. Есть такая особенность у женщин – не позволять себе радоваться, как будто это неприлично или даже «греховно», зато пострадать – мы тут как тут, потому что это считается благородным, опять же все жалеют, короче, выгодно. Но, на самом деле, от женщины требуется только одно – пребывать в радости. Радость – это женская валюта! Радость растет на любви к себе. Когда мы радуемся, значит, мы к себе хорошо относимся, принимаем, тогда мы и всех остальных вокруг себя с легкостью можем полюбить. И наши дети, и наши мужчины, и сотрудники будут чувствовать себя рядом с нами хорошо, они никуда не захотят уходить, потому что с нами они любимы и приняты. Поэтому каждый раз, когда мы теряем радость, нам надо придумать всевозможные способы, чтобы снова ее найти. Одним из моих любимых способов восстановить свою радость является пребывание в женском кругу. Когда удается снять маски, расслабиться и забыть на время о мирских проблемах, можно почувствовать общую энергию группы, которая складывается из энергии каждой из нас, и каждый раз этот узор будет звучать по-новому, каждый раз будет наполнять. Мы как реки, которые бегут каждая в своем направлении и вдруг сливаются во временное море, играют там, веселятся и возвращаются к своим берегам наполненные и обновленные.

Сумочка №2. Стиль и свобода

Мама одевалась всегда как артистка, несмотря на то, что денег особо не было, как и у всех в те времена, но она как-то умудрялась! Природный вкус и точеная фигура всегда выделяли ее среди подруг. В комнате у родителей стоял румынский стенной шкаф – стенка, которую достали по случаю, с переплатой в двадцать рублей, – спасение для молодой семьи. Треть стенки была заполнена книгами и хрусталем, а две другие трети – мамиными вещами, папины же вещи жили в детской, так как места им не хватило, да и что там были за вещи! Что вообще мужику надо? Пара брюк да рубах, да ящик с бельем! Никто не жаловался, кстати, папа маму очень любил и принимал ее звездность.

Помимо прочего, у мамы был комод, как я теперь понимаю, с винтажными вещами, которые она надевать не решалась, но хранила, потому что уж очень они были интересными и красивыми. Я часто примеряла мамины вещи, особенно туфли, которых у нее было пар двадцать, и все итальянские. Как сейчас помню, стоили они в магазине девяносто рублей за пару, и надо было иметь блат, чтобы тебе заранее сообщили, когда новый товар «выкинут» на прилавок, чтобы оказаться среди первых покупателей. Молодые женщины нашего двора часто толпой выезжали на промысел и потом все ходили в одинаковых туфлях, но у мамы всегда был выбор больше, поэтому она почти ни с кем не повторялась! Только через блат или еще с переплатой можно было ухватить кусочек красоты. Мне кажется, мама не просто любила хорошо одеваться, она собирала коллекцию туфель, это было ее отдушиной в сером советском мире и, возможно, ее реальным сокровищем.

А вот комод с практически музейными экспонатами винтажных аксессуаров был тайной целью моих секретных паломничеств в родительскую комнату. Эти вещи маме тоже нравились, но носить их она не осмеливалась, наверное, или, может, считала их немодными. Выбросить же такую красоту, конечно, было невозможно.

Жила в том комоде одна сумочка. Рыжая замшевая почтальонка или, как еще ее называют, кросс-боди на широком длинном ремне. Она была небольшая и плоская и, конечно, предназначалась исключительно для украшения, что само по себе было нонсенсом в те времена! Нормальные женские сумочки для ежедневного ношения должны были вмещать множество вещей. Театральные сумочки – другое дело. Но эта! Для театра слишком хипповая, для обычного дня слишком маленькая, вообще непонятно куда, как и кому ее носить! Вот и лежала она в комоде, как в музее.

В один прекрасный день мама застукала меня в образе. Я стояла перед зеркалом в клетчатой юбке-шотландке, белой пионерской рубашке, на которой я поменяла пуговицы на пластиковые под кость, и с замшевой почтальонкой наперевес. У меня были волосы до плеч, к которым я прикрепила серое голубиное перо, а на ногах были рыжие ботинки, которые отвоевала у бабушки, – ей сын подарил, а она не носила. Это были классические английские школьные ботинки, но кто тогда мог об этом знать? Я просто увидела, что они сюда прекрасно подходят.

Мама неожиданно вошла, и я перестала дышать, приготовившись услышать ее возмущение, но, к удивлению, реакция была абсолютно другой. Ей понравилось! Она не ожидала! Она вдруг увидела, как и кому нужно носить эту сумочку! И сказала: «Забирай!»

Музейно-винтажный комод еще долго оставался притягательным для меня. Счастливые часы я проводила возле него, разбирая и примеряя необычные вещи, создавая новые образы, но эпизод с сумочкой запечатлелся на всю жизнь. Построение своего образа для меня с тех пор не только стильность и тем более не мода, но и узнавание какой-то новой части себя или декларация той части себя, которая уже открыта и должна быть проявлена миру.

Говорят, что есть врожденное чувство стиля, но, думаю, что у каждой из нас есть еще врожденное чувство себя. Это чувство, когда ты точно определяешь свою или не свою вещь.

Не столько по принципу идет или не идет, модно или немодно, сколько по собственному ощущению. Эти ощущения часто теряются под давлением семьи и социума, но – хорошая новость! – их можно восстановить, просто направив свое внимание в эту тему.

Замшевая сумочка позволила мне почувствовать ту свою часть, которая мне очень нравилась, но до этого момента не проявлялась. Это моя необычность, нежелание соответствовать стандартам, даже пусть и самым модным, но все равно стандартам. Моя смелость проявлять себя такой, какая я есть, возникла именно тогда, и хотя потом я ее снова потеряла надолго внутри, я уже узнала эту свою ценность, к которой в будущем обязательно вернусь! Я впервые почувствовала свою внутреннюю свободу быть самой собой. Плюс, оказывается, у меня есть чувство стиля! И это признает даже моя мама – эталон женственности и красоты!

В этой стилизованной британской теме уже проглядывалось нечто дикое, первозданное. Рыжий цвет кожи сумочки направлял фантазию в леса и поля, поближе к животным, к взаимодействию с ними и ритуальной охоте, к выживанию в дикой природе своими силами. И эти силы чувствовались, эта связь с Землей, с корнями, со свободной песней души. Откуда это все бралось, конечно, осознать было невозможно, оставалось прислушиваться и ждать понимания.

Мама

Мама была для меня идеалом женской красоты и грации. Она всегда прекрасно выглядела и уделяла своему внешнему виду очень много времени. Вспоминаю наши сборы в детский садик. Я самостоятельно одеваюсь и стою у двери, жду маму. А у нее утренний ритуал – ресницы! Помнишь, у твоей мамы или бабушки была такая советская тушь в коробочке, в которую надо было поплевать, чтобы немного развести. И щеточка такая пластиковая. Вот этот процесс занимал у мамы минут тридцать, не меньше. Она старалась как можно больше туши оставить на ресницах, а для этого приходилось попотеть!

Я изнывала в зимней одежде у входной двери и только изредка заглядывала в кухню, где и происходило священнодейство, пытаясь определить, сколько еще ждать. Меня всегда удивляло, как мама не обращала внимания на время, ведь мы могли опоздать, что и происходило довольно часто. Бабушка вечно отчитывала мать за такую нерасторопность, но та отстаивала свое право на эту утреннюю медитацию, когда нет никаких мыслей и ты никому ничего не должна.

Думаю, маме надо было родиться в артистической семье и играть в театре, а лучше в оперетте, потому что она была очень зажигательная и яркая и всегда завоевывала внимание любой компании.

Для нее это было очень важно, так она чувствовала, что нужна, что ее любят. Когда же этой любви она не ощущала, то становилась очень грустной и теряла силы. Мама всегда так удивлялась, когда я ей говорила, что люблю ее. Как будто не могла в это поверить.