– Убирайся! – цедит она сквозь зубы.
Почему ей так больно? Словно у нее и правда умерла дочь, а она все эти годы преспокойно жила в полном неведении.
– Хорошо, – Илья отступает назад. – Я переночую у матери. Вернусь завтра. Только, пожалуйста, не ходи на работу, я все объясню Евгению. Он предупреждал меня, что такое может случиться.
Он уходит в коридор, и слышатся тихие хлопки дверью гардероба.
– Такого бы не случилось, не найди я коробку, – орет ему вслед Юлиана. – Но ты хотел, чтобы я ее нашла! Ты все подстроил! Ненавижу… – от усталости она едва говорит. – Можешь не возвращаться от своей мамаши. Я вас ненавижу! Обоих! И не смей звонить моему начальнику… – но последние слова повисают в гудящей тишине пустой квартиры.
Он ушел, а у нее осталось еще так много вопросов. Однако абсолютно нет сил, нет желания бежать следом за Ильей и пытаться повернуть их разговор в цивилизованное русло. Да и не способна она сейчас вести себя, как адекватный человек. Ее пальцы трясутся и хочется выпить чего покрепче, так чтоб отшибло… память?
Юлиана тихо смеется. Судя по словам Ильи, память у нее уже отшибло. Так отшибло, что она переписала годы своей жизни. Если бы это и правда можно было сделать! Взять видеозапись всех лет, и в специальной программе обрезать, перекроить, удалить лишние кадры, добавить новые. Но такого не существует. Это невозможно, как и то, о чем говорит Илья.
Но ты ведь уже так поступала, Юлиана?
Вкрадчивый голос совести просыпается на задворках сознания.
Ты же влезала в голову к другим людям. А чем твое сознание отличается от их?
Юлиана потирает переносицу и собирает в кучу разлетевшиеся фотографии. Взгляд замирает на том снимке, где она сидит под деревом с девочкой.
– Зоя, – примеряет короткое имя к маленькой незнакомке, и на удивление оно очень хорошо ей подходит. Как Золушке ее туфелька.
Юлиана забрасывает фото в коробку и закрывает крышкой. Не сейчас. Пока что она не способна мыслить здраво, а от головной боли хочется лезть на стену.
Юлиана достает из тумбочки начатую пачку обезболивающих таблеток и закидывает пару в рот. Без воды, одним движением проглатывает их, и молча забирается в кровать. Холодную кровать, такую чужую и пустую без Ильи.
Зачем Юлиана его прогнала? Сейчас ей как никогда нужен близкий человек.
Но ведь он лжет? Или нет? А если да, то зачем?
Юлиана сжимает в объятиях подушку Ильи, вдыхая родной запах, и засыпает с мокрыми от слез щеками.
Часть 2
– Мама, мама…
Тихий шепот проникает в уши.
– Мама, мама…
Юлиана дергает головой, пытаясь прогнать его, но он только усиливается. Надо разлепить глаза, заставить себя вырваться из сна или, скорее, транса, в котором она оказалась. Но ей сложно пошевелить даже пальцем.
– Мам, больно! – детский голос усиливается и криком стоит в голове.
Юлиана оказывается посреди безжизненной дороги. Туманные уличные фонари светят через один, слепящий дождь накрапывает, но с каждой минутой усиливается, ухудшая и без того плохую видимость. Юлиана стоит и не может двинуться с места, будто ее ноги приклеены к асфальту. А навстречу ей мчатся яркие пятна светодиодных фар. И рев мотора накрывает с головой, как цунами, заглатывая в бездонную пропасть.
– Нет!
Юлиана с криком вырывается из сна, и даже ласковые звуки природы, поставленные вместо будильника, вызывают отвращение. Ночная пижама прилипла к мокрому от пота телу. Дрожащими пальцами Юлиана расстегивает пуговицы и подставляет разгоряченную кожу прохладному воздуху. Ее подсознание превратило вчерашний разговор с Ильей в ночной кошмар, заставив метаться в постели долгие часы.
Она пытается выбраться из кровати, но скрученная простыня цепляется за щиколотки. После минутной борьбы все же удается высвободиться и доковылять до ванной комнаты.
Сидя на краю ванны, Юлиана равнодушно смотрит, как набирается вода. Мягкое журчание успокаивает и расслабляет, хотя в голове до сих пор сумятица. Со вчерашнего дня ее слаженная жизнь перевернулась. Сначала злой шутник представился по телефону мертвым Никольским, затем она вскрыла проклятую коробку, поссорилась с мужем… Юлиана упирается затылком в холодную плитку. А если так подумать, все покатилось под откос после той телевизионной передачи.
В обычном ток-шоу, которых пруд пруди, разбирали скандал с одним психотерапевтом. Юлиана смотрела вполглаза, и, насколько поняла, действия врача привели к попыткам суицида у его пациента, но все обошлось. Насколько все было наигранно – неизвестно, однако приглашенные гости вели себя неестественно. А затем, в самом конце, ведущий стал перечислять ужасные трагедии, которые происходили якобы по вине психотерапевтов. И произнес роковые для Юлианы слова: «… почти год назад страшная драма разыгралась в семье Никольских, которые посещали психотерапевтический центр, чтобы спасти свой брак. Жена сошла с ума и зарезала мужа, а сама коротает дни в психбольнице, окончательно потерявшись в своих фантазиях....»
А потом сын Никольских слил журналистам, что именно Юлиана лечила его родителей, и началась осада центра с целью выудить подробности. Неизвестно как, но Евгений сумел их приструнить. И спустя неделю они вроде бы успокоились. Но появились новые активисты, и кажется, из этого ада не вырваться.
Хотя жизнь дала трещину еще раньше, когда Илья впервые не пришел ночевать домой. А ведь, если автокатастрофа не вымысел, два года он жил с мыслью, что их дочь погибла…
…Вода льется через край, намочив штаны Юлианы:
– Черт! – она поспешно выключает кран и спускает лишнее.
Сейчас Юлиана примет ванну, и ей станет легче. Конечно, она не смоет грязь с измученной совести, но станет мыслить здраво, а не считать себя безумной, как Вера… Погружаясь в теплую воду с головой, перед глазами встает бледное лицо жены Никольского. Круги под глазами от недосыпа, и все-таки они остаются прекрасными, темными, но при этом ясными. Черные короткие волосы подстрижены рвано и выглядят неряшливо, как и растянутая вязаная кофта. А еще от Веры пахнет мятой – кремом для рук. Но есть в этом мышином личике без косметики что-то необъяснимое. От чего невозможно оторвать взгляд. А ее муж при личной беседе с Юлианой доверительно делится своим чувственным голосом с французским «р»: моя жена порой слишком импульсивна.
Эта импульсивность стоила ему жизни.
***
Юлиана закидывает в сумочку мобильный телефон и с опаской поглядывает на коробку. Но нет, сейчас у нее нет сил копаться в прошлом. Еще большой вопрос – прошлое ли это?
Она надевает пальто, однако перед самым выходом ее останавливает звонок смартфона.
– Алло? – Юлиана даже не пытается скрыть раздражение.
Да, ночью ей не хватало Ильи. Но сейчас разговаривать с ним, все равно, что слышать лязг ножа о точильный камень.
– Мы можем поговорить? – из-за волнения голос Ильи звучит прерывисто.
– Я опаздываю на работу.
– Юлиана, тебе не стоит никуда идти в твоем состоянии…
– Ты все-таки позвонил Евгению?
– Нет, но лучше тебе остаться дома. Я могу с ним поговорить, он все поймет.
Это что, отчаяние сквозит в его голосе? Юлиана упрямо поджимает губы:
– Не смей. Я сама с ним поговорю. А с тобой… – она сдерживает на языке очередную грубость. – Если хочешь, приезжай вечером. И захвати вина. Бутылки две красного не помешают.
Ответ ее мало интересует. Она и так знает, что он приедет, поэтому сбрасывает вызов и выходит в сырой подъезд. Бетонные ступени отзываются глухим стуком каблуков в ответ на ее шаги и застревают назойливым звуком в ушах. На улице Юлиана невольно замирает при виде снежинок, мечущихся по воздуху под порывами ветра. Снег? В октябре? Еще вчера стояла невообразимая духота.
Холодные капли оседают на губах.
–Снеговик! Снеговик! —звучит в голове звонкий детский голос.