В плену безмолвия

"Дом захлопал ставенками

На зажатые стоны в руке.

И остались яблоньки

На колючей проволоке…"

(с) Веня Д'ркин

Я – сирота. У меня нет ни мамы, ни папы. Вернее, должны быть где-то, ведь я появилась на свет. Но им нет до меня никакого дела, иначе разве они бросили бы меня одну? Я живу у своих дальних родственников – у тетки Агнес и дяди Арнольда. Они взяли меня из чувства долга и часто этим попрекают. Я мечтаю о том времени, когда смогу жить отдельно. Пока я маленькая, это невозможно. Мне частенько говорят, что я слишком серьезная для своих лет, даже мрачная или злая. Все остальные дети весело играют и смеются, а я больше всего люблю читать. На самом деле я такая только со взрослыми. С ними лучше не разговаривать, это я давно поняла, так что остаются только книги.

Когда я была маленькой, я рассказывала тетке разные интересные вещи, случавшиеся со мной, делилась своими мыслями. Она хмуро молчала, словно совсем меня не слушала. Потом оказалось, что все-таки слушала, но лучше бы она этого не делала. Как-то вечером я услышала, как она передразнивает меня, рассказывая мои истории своей подруге. Они вместе смеялись надо мной, хотя ничего смешного в этом не было. Просто она ничего не поняла и все переврала. Но это было так ужасно, что с тех пор я и словом не заикнулась ни о чем таком.

Самое лучшее время, когда тетка на работе, а я дома, тогда я могу сколько угодно ходить по пустынным комнатам и играть с моими друзьями. Их могу видеть только я, потому что их заколдовали, а я – их единственное окошко в мир. С ними очень здорово, мы можем смеяться, шутить и придумывать фантастические истории. Нам нравится ставить спектакли. Правда, мне приходится играть по очереди все роли, потому что мои друзья заколдованы, но я нисколечко не против.

Тетка злая. Она не разрешает мне ни к чему привязываться и ничего своего иметь. Стоит у меня чему-нибудь появиться, она или отбирает это или говорит, что случайно разбила и выкидывает. Или выкидывает, а потом говорит, что не видела, не брала, и вообще ничего об этом не знает. И сразу начинает на меня кричать, это у нее вообще любимый способ от меня отделаться. Когда она в чем-то неправа, она цепляется к какой-то мелочи и начинает меня разносить за нее, и все, толку уже не добиться.

* * *

Однажды к нам приехала погостить подруга тетки Агнес – Луиза. Она должна была жить со мной, так как тетке Агнес и дяде Арнольду надо было уехать на стажировку.

Сначала тетка Луиза мне очень понравилась. Она была веселая и живая. Часто шутила и сама громко и заливисто смеялась своим шуткам. Я думала, она добрая. Сразу с порога она обняла меня, расцеловала и стала называть Чудиком. Мне это пришлось по душе. Я думала, это от слова «чудо», словно она считала меня чудесной. И потом, меня никто так раньше не называл.

И обниматься с ней было здорово. Она была такая теплая и мягкая и так хорошо пахла, как ваза с цветами. Сирот вообще редко кто-то обнимает, а тетка Агнес ненавидит любые прикосновения, они даже с дядей Арнольдом спят в разных комнатах. Впрочем, он столько времени на работе, приходит заполночь, а уходит рано утром, что это вряд ли имеет какое-то значение. Когда я прохожу мимо тетки Агнес в коридоре, она отшатывается к стене, словно от меня воняет. От меня не воняет, я проверяла, да и моюсь я каждый день. Хотя, может, моя одежда… Странно, что она неприятно пахнет, даже после того, как я постираю ее. Однажды я даже постирала ее два раза подряд, но это не помогло. Даже не представляю, от чего это может быть. Может, от того, что она уже слишком старая и заношенная?

Но я отвлеклась. Так вот, тетка Луиза. Когда она приехала, меня переселили в чулан в коридоре, чтобы она могла жить в моей комнате. За большой фанерной доской мне поставили раскладушку и тумбочку, а больше туда ничего не влезало. Не то чтобы у меня было много вещей, они как раз все поместились в эту тумбочку.

Я бы, наверное, была против такого расклада. Но, во-первых, меня никто не спрашивал. А во-вторых, тетка Луиза оказалась настолько классной, что я подумала, так оно даже к лучшему, пожалуй.

– Отличный ты ребенок, Чудик, – радостно заявила она мне, стоило тетке Агнес исчезнуть за дверями по пути на работу.

– Говорят, читаешь много? Наверное, ты очень умная. – Она громко рассмеялась.

Сама тетка Луиза книг отродясь не читала.

– А я тебе нравлюсь? – она заглянула в мои глаза, потрепав меня по голове.

– Очень нравитесь, – смущенно пролепетала я, пожирая ее восхищенными глазами.

Любовь редко выпадает на долю сирот, поэтому к любому, проявившему ко мне хоть капельку тепла и внимания, я сразу же привязывалась всем сердцем.

– А ты хотела бы, чтобы я была твоей мамой? – она улыбнулась и протянула мне руку.

О таком счастье я и помыслить не смела. Конечно, настоящей мамой мне она быть не могла, но приемной вполне. Сама мысль жить с ней и считаться ее дочкой вызывала во мне бурю радостных чувств. Переполнявших меня с такой силой, что мне казалось, меня сейчас просто разорвет на части.

Я схватила ее руку и прижала к губам.

– О, тетя Луиза, о! – говорить я не могла.

Но видимо она и так все понимала, эта чудесная, волшебная женщина. Она довольно рассмеялась, притянула меня к себе и звонко расцеловала.

– Я всегда мечтала ровно о такой дочке, как ты! – заявила она.

– Давай будем играть, словно так и есть? Только Агнес мы ничего говорить не будем, а то вдруг она еще обидится. Нехорошо обижать своих родственников. Так что это будет наш с тобой маленький секрет, ладно? – она заговорщицки подмигнула.

Я счастливо кивнула, не сводя с нее преданных глаз. Я была ее навеки. Я была готова ради нее на что угодно. Видимо, это было написано на моем лице, потому что она снова довольно рассмеялась. А потом она видимо о чем-то вспомнила, не очень приятном, потому что вздохнула и слегка нахмурилась.

– Что случилось, тетя Луиза, – встревожилась я. – Что-то не так?

– Да нет, Чудик, все так, только вот мне надо постирать вещи с дороги. А я что-то неважно себя чувствую, мне бы прилечь… Но, если сейчас это не сделать, завтра мне не в чем будем идти на встречу. Так что ничего не поделаешь, придется приниматься за стирку. – И она снова глубоко и горестно вздохнула. Мое сердце не могло выдержать такого горя моей благодетельницы.

– Тетя Луиза! – выпалила я. – Давайте, я постираю! Я умею, я буду очень стараться, вам понравится, вот увидите! Вы не пожалеете!

– Ну, что ты! – отказалась она. – Разве я могу использовать детский труд? Это невозможно. Нет-нет, я сама, пусть уж… ладно… – снова горьких вздох прервал ее слова.

– Да что вы! Я уже давно не ребенок! Сироты взрослеют гораздо раньше обычных детей!

– Ты теперь не сирота! – перебила она меня негодующе. – Ты – моя доченька!

– Дочки всегда помогают свои мамам! – воскликнула я. Пожалуйста, ну пожалуйста, позвольте мне! – молила я ее.

– Ну так и быть, если ты так просишь. – снизошла она. – Но только если ты устанешь, сразу брось, скажи мне, я сама доделаю.

– Я не устану! Я молодая и сильная! – счастливая, я унеслась в ванную.

У нее были такие красивые, тонкие и изящные вещицы. Я замирала от восторга, перебирая их. Осторожно, затаив дыхание, окунула их в воду и бережно намылила. Старалась, как могла, и осталась весьма довольна результатом. Хотя стирка заняла немало времени, и я не успела толком выучить уроки. Я была так горда, что она позволила мне дотронуться до ее вещичек! Словно мы и правда были близкими людьми, словно она пустила меня в свой мир.

Учитель в школе отругал меня за небрежность и поставил тройку, но мне было все равно. Вместо угрюмого лица и опущенных плеч в этот день меня украшала гордая посадка головы и радостный взгляд. Который моим одноклассницам показался дерзким и вызывающим, что не замедлило привести к печальным последствиям.

Да, я была не такая, как они, у меня не было ни папы, ни мамы, ни красивой и новой одежды. Модные девочки приходили каждый день в разных нарядах. У меня же было одно старое заштопанное синее платье. И одно на выходной день, которое обычно мне носить не разрешали. У них были чудные пеналы с яркими героями из мультиков, разноцветные фломастеры и море самых разных чудесных штучек. Я же обладала лишь синей ручкой, карандашом, ластиком и линейкой. Носила я их в кармане сумки, еще одного моего позора. Вместо новеньких красивых портфелей с мультяшными героями я ходила со старой сумкой, с какими ходят на рынок за картошкой. В общем, поводов для насмешек и дразнилок находилось вдоволь.

Обычно я не отвечала, давно поняв, что дешевле не связываться. Видя, что я не реагирую, дети скоро оставляли меня в покое. Им было неинтересно долго надо мной издеваться. Но хотя я игнорировала все обидные слова, они впивались иглами прямо мне в душу. Зато потом, по дороге домой или в школу, я мстила за себя, выдумывая для них самые страшные казни и пытки. Такие, что привели бы в дрожь саму инквизицию.

* * *

Скоро, чтобы угодить тете Луизе, я была готова на все. Не прошло и месяца, как я узнала ее очень хорошо. Она обожала маленькие секреты, была очень ранима, часто уставала и жаловалась на плохое самочувствие. Странным образом чаще всего именно тогда, когда надо было что-то делать по хозяйству или для нее самой. И, конечно, не в силах перенести ее вздохи, раздиравшие мне душу, ее грустный вид, я вызывалась помочь ей, а вернее, сделать за нее.

– Ты такая умница, Чудик, такая молодец! И все-то у тебя в руках мастерится, все-то спорится, а я… У меня руки не из того места растут, все из них валится, ничего-то я толком не умею.

– Зато у вас чудесная душа, полная любви и ласки, – так я чувствовала, но в словах выразить не могла. Просто смотрела на нее восторженными глазами:

– Но ведь вы самая лучшая, самая-самая замечательная!

Она очень доверяла мне, чем я безмерно гордилась.

– Ты мой самый близкий и доверенный друг, Чудик, – уверяла она меня, – есть секретики, которые я не доверяю никому, кроме тебя.

Так, незаметно, с моим горячим энтузиазмом и ее робкими попытками остановить меня от выполнения для нее любой работы, все дела по хозяйству, а также ее личные потребности были переложены на меня.