Первый урок Шоломанчи

– Ну ладно, – сказала Аадхья и тут же спросила: – Орион, ты идешь завтракать?

Он как раз закрывал за собой дверь комнаты, и я сразу сообразила, что, вероятно, она поутру привязала проволоку к его двери, чтобы знать, когда он пойдет чистить зубы. Она пыталась пообщаться с Орионом через меня. Это было бы забавно, если бы не внушило мне желания дать Аадхье по башке. Чего доброго, все решат, что я нуждаюсь в помощи Ориона.

– Пойдем вместе?

Он взглянул на меня – а я на него, думая «Отвяжись! Отвяжись!» – и непонятно зачем сказал:

– Конечно.

Орион не нуждался в компании – наверняка он согласился пойти с нами просто назло мне. Он зашагал справа от Аадхьи, а я слева, одновременно обдумывая месть. Отстать от них я не могла, потому что в коридоре было пусто и я оказалась бы идеальной мишенью. Завтрак и вполовину не так опасен, как ужин, но все-таки не стоит ходить поодиночке. Надежда хорошим спутником не является.

– Вчера в мастерской было что-нибудь странное? – спросила Аадхья. – У меня сегодня утром занятие по металлообработке.

– Да нет, ничего особенного, – ответил он.

– Ты с ума сошел! – крикнула я.

Никто не обязан лезть из шкуры вон, спасая других – каждый сам о себе заботится, – но если начнешь утаивать информацию и сбивать людей с толку – жди неприятностей. По мнению большинства учеников, это еще хуже, чем быть малефицером.

– В мастерской торчали пять мимиков, прикинувшихся стульями, – сказала я Аадхье.

– Я же их убил! – возмущенно заявил Орион.

– Не факт, что там не было других, которые ждали объедков, – ответила я, с отвращением покачав головой.

Аадхью это не порадовало. Я бы тоже не обрадовалась, если бы мне пришлось идти в мастерскую, где теоретически околачивались мимики. Но, владея информацией, она хотя бы могла позаботиться о том, чтобы не стать для них первым блюдом. К примеру, закрыть спину щитом.

– Я займу стол, а вы идите за подносами, – сказала она, когда мы вошли в столовую.

По мне, Аадхья слишком хитрая. Впрочем, я ее не виню. Если уж представилась возможность подружиться с Орионом, зачем ее упускать? Родные Аадхьи живут в Нью-Джерси; если она попадет в нью-йоркский анклав, то, возможно, сумеет перетащить их всех. А я не могу позволить себе отшить одного из немногих людей, которые не отказываются иметь со мной дело. Я угрюмо встала в очередь и нагрузила поднос для нас обеих, слабо надеясь, что Орион заметит кого-нибудь из друзей по анклаву и отстанет от нас. Но вместо этого он положил на свой поднос пару яблок, а потом простер руку над моей головой и, произнеся «C’est temps dissoudre par coup de foudre», испепелил щупальце, которое высунулось из-под подноса с необыкновенно аппетитной яичницей. Оно растворилось с тошнотворной вонью; в воздухе повисло зеленое облако, которое немедленно осело на яичницу.

– Это самое дурацкое заклинание из всех, что я слышала, и произношение у тебя ужасное! – гнусаво произнесла я, обогнула зловонный поднос и направилась к овсянке.

– «Спасибо, Орион, я и не заметила, что этот кровосос собирался мной позавтракать», – сказал Орион. – Не за что, Галадриэль, не стоит благодарности.

– Я заметила! Он высунулся всего на полсантиметра, и я бы успела положить себе яичницы, если бы ты не влез! Если я к концу старшего класса не набралась ума и не научилась проверять периметр, то даже твое внимание не поможет мне выжить! Ты что, мазохист? Зачем ты продолжаешь навязывать мне свои услуги?

Я схватила банку с изюмом, накрыла ее блюдцем и встряхнула так, что высыпалось сразу штук двадцать. Старательно потыкав их вилкой, я перешла к банке с корицей, но достаточно было раз потянуть носом, чтобы понять, что корица сегодня не вариант. Сливки тоже никуда не годились: стоило поднести их к свету – и становилась видна синеватая пленка на поверхности. Хорошо хоть тростниковый сахар не испортился.

Я быстро глянула в обе стороны, выйдя из очереди, и понесла оба подноса туда, где сидела Аадхья. Она заняла нам место за третьим столом от двери – достаточно близко, чтобы выбраться, если нас попытаются зажать в столовой, и достаточно далеко, чтобы не оказаться в первых рядах, если кто-нибудь прорвется из коридора. Аадхья зачистила периметр, наложила заклинание безопасности на столовые приборы и даже принесла чистый графин.

– Яичницы не будет – спасибо нашему супермену, – сообщила я, ставя подносы на стол.

– Это был прилипала? Один такой напал на выпускника, как раз перед нашим приходом. – Аадхья кивком указала на стол, где, привалившись к двум товарищам, почти без чувств сидел парень из выпускного класса. Вокруг его предплечья виднелись огромные кровавые следы присосок. Друзья пытались напоить беднягу, но, судя по бледному потному лицу, парень был в шоке, и одноклассники уже обменивались поверх его головы безнадежными взглядами.

Конечно, до конца привыкнуть к этому нельзя, но только самые чувствительные и нежные натуры способны рыдать над потерями накануне выпуска. В это время нужно заключать союзы и планировать стратегию: как бы ни был важен конкретный человек, придется найти ему замену – что нелегко за три недели до конца семестра.

Первый звонок прозвенел для выпускников – мы покидаем столовую через определенные промежутки времени, ученики выпускного класса первыми, и если вы подумали, что первым идти опаснее всего – вы правы. Ребята осторожно уложили пострадавшего головой на стол. За соседним столом сидели Ибрагим и Якуб – здесь, в нашем террариуме, они закадычные приятели, хотя оба знают, что сразу же забудут друг о друге, если выживут и выберутся отсюда. Один из выпускников повернулся к ним и что-то сказал – наверное, попросил остаться с их приятелем до конца, не задаром, конечно. Выпускникам было пора идти в спортзал, и терять время они не могли – довольно и того, что они лишились члена команды незадолго до выпуска. Ибрагим и Якуб переглянулись, кивнули и пересели. Небезопасно прогуливать занятия накануне экзаменов, но уроки не так важны, как выпускная практика.

– Все еще жалеешь, что я его убил? – спросил меня Орион.

Лицо у него мучительно кривилось, хотя, держу пари, он был даже не знаком с этим парнем. Больше никто не смотрел в ту сторону. Сочувствие здесь приходится дозировать точно так же, как канцелярские принадлежности, – если, конечно, ты не анклавный герой с кучей маны.

– Все еще жалею, что осталась без яичницы, – холодно сказала я и принялась за овсянку.

Ибрагим не прогадал: выпускник умер прежде, чем прозвенел наш звонок. Ибрагим и Якуб оставили его тело прямо там – руки и голова на столе, как будто он просто прилег вздремнуть. Когда мы придем обедать, его уже не будет. Главное – не садиться за тот же стол, и за соседние тоже. Твари, которые в таких случаях приходят за поживой, обычно задерживаются, рассчитывая получить еще порцию.

По утрам у меня занятия по иностранным языкам: я изучаю пять. Не думайте, что я какой-то безумный полиглот. В школе всего три специальности – заклинания, алхимия и мастерство. И заклинания – единственное, что можно практиковать прямо у себя в комнате, не ходя в лабораторию и в мастерскую чаще необходимого. Алхимия и мастерство имеют стратегический смысл, если ты человек вроде Аадхьи – с близкой способностью. Тогда ты получаешь двойную выгоду: во-первых, действуешь в своих интересах, а во-вторых, работаешь в сфере с относительно небольшой конкуренцией. Если она выберется отсюда живой – умный и образованный мастер со способностью к необычным материалам и кучей полезных связей, возможно, сумеет устроиться даже в Нью-Йорке. Если не в Нью-Йорке, то в Новом Орлеане или Атланте. Чем лучше анклав, в который ты входишь, тем больше запас силы, которой можно пользоваться. У нью-йоркских и лондонских мастеров хватит мощи, чтобы построить трансатлантический портал, – иными словами, если я все-таки попаду в Нью-Йорк, то смогу в мгновение ока оказаться в Бирмингеме, откуда на поезде до дома рукой подать.

Конечно, если я не придумаю что-нибудь уникальное, о Нью-Йорке не стоит и мечтать. Скорее всего, этот анклав мне вообще не светит, учитывая, что я регулярно размышляю об убийстве их суперзвезды. Но в Европе уйма хороших анклавов. Впрочем, меня и они не примут, если я не выйду отсюда с хорошей репутацией и внушительным списком заклинаний. Если занимаешься заклинаниями, нужно либо учить языки, чтобы собрать коллекцию побольше, либо заняться творчеством и изобрести что-нибудь свое. Я пробовала сочинять, но тяга слишком сильна. Если я пишу умеренно полезное заклинание, оно не работает. Чаще всего оно небезопасным образом взрывается мне в лицо. Единственный раз, когда я, следуя маминому примеру, дала волю своему потоку сознания, получилось высокоэффективное заклинание, способное вызвать взрыв супервулкана. Я тут же его сожгла. Но если ты придумал заклинание, оно остается в мире, и кто знает – может быть, однажды им воспользуются. Надеюсь, в школе нет такого урода, которому понадобится заклинание, способное взорвать супервулкан. Но все-таки сочинительством я больше не занимаюсь.

Иными словами, мой основной источник уникальных заклинаний – пустота. Теоретически я могу безостановочно просить заклинаний, но если ты не прочитываешь то, что получаешь, к моменту использования они либо становятся чепухой, либо оказываются не тем, что нужно, либо исчезают. А если просто пробегаешь слишком много заклинаний, не изучив их, они начинают мешаться в голове, и тогда тебя точно разорвет на кусочки. Да, если надо, я могу выучить сотню близкородственных заклинаний уборки подряд, но мой лимит полезных чар – девять-десять в день.

Зато у меня нет ограничений на заклинания, касающиеся массового уничтожения. Я могу запомнить штук сто с одного взгляда и никогда их не забываю. Наверное, это и к лучшему: если мне понадобится одно полезное, придется разгрести целую сотню.

Если ты собираешь заклинания, а не пишешь собственные, знание языков критично. Школа выдает заклинания только на тех языках, которые ты хотя бы теоретически, знаешь, но, как вы уже поняли, она не особо старается соответствовать твоим нуждам. Ученик, который знает десяток языков и предоставляет выбор школе, с большей вероятностью получит то, что хочет. Кроме того, чем больше языков ты знаешь, тем проще меряться с другими ребятами, чтобы получить заклинания, которые не удалось добыть из пустоты.

Основные языки – конечно английский и китайский; тот, кто не знает хотя бы одного из них, вообще сюда не попадет, поскольку основные уроки ведутся только на них. Если тебе повезло и ты знаешь оба, то сможешь пользоваться половиной заклинаний, имеющих хождение в школе, и, соответственно, составлять расписание остальных занятий. Лю слушает историю и математику по-английски (это сходит за занятия иностранным языком), а «окна» в расписании использует для того, чтобы учиться сочинять на обоих языках. Как вы догадываетесь, большинство магов с колыбели приглашают к детям частного преподавателя. А мама, ясное дело, вместо этого учила меня языку маратхи – из-за папы. Еще бы только ребята из Мумбая, до которых дошли слухи о пророчестве моей прабабки, не смотрели на меня как на прокаженную.

Надо отдать маме должное: учить меня маратхи она начала, когда мне было два года – тогда она еще надеялась переехать к папиным родным. Сама она круглая сирота. Незадолго до поступления в школу – мы это не обсуждали, но я абсолютно уверена, что именно так она и попала в Шоломанчу, – мама обзавелась злым отчимом, в буквальном смысле. Это был осторожный профессиональный малефицер, на грани распада. Он почти наверняка отравил маминого отца – доказательств нет, но совпадений уж слишком много, – чтобы сойтись с ее матерью, которая, несмотря на горе, не утратила целительского дара. Бабушка до конца жизни заботилась о нем (она внезапно умерла от сердечного приступа, когда мне еще не исполнилось трех лет).

Отчим до сих пор, насколько мне известно, живет и здравствует – правда, наши отношения не назовешь близкими. Он несколько раз присылал тоскливые письма, вложенные в самые обыкновенные конверты, пытаясь добраться и до мамы. Когда мне было лет шесть, я случайно вскрыла одно такое письмо, почувствовала попытку залезть ко мне в голову и инстинктивно дала сдачи. Ощущение от этого – словно тебе в глаз воткнули щепку. Больше он не рисковал.

После того как с папиной семьей не сложилось, мама продолжала цепляться за идею, что язык даст мне своего рода связь с ним – в каком-то неопределенном будущем. Но в те годы это была просто еще одна странность, а я даже в детстве инстинктивно сознавала, что хватит с меня неординарности. Мы жили в глуши, и мои одноклассники не отличались терпимостью. Одна девочка как-то сказала, что у меня кожа чайного цвета – это неправда, но выкинуть ее слова из головы я уже не могла. И в коммуне было ничуть не лучше. Никто там не шептал мне оскорблений на детской площадке, зато взрослые намекали, чтобы, с одной стороны, я перестала заниматься вместе с ними йогой, а с другой – помогала им переводить с хинди (которого, кстати, я не знала).

Конечно, я должна быть благодарна – тогда-то я и сообразила, что хинди популярнее. Когда до меня дошло, что языки позволят мне выжить, я перестала жаловаться по поводу школы и потребовала уроков хинди – как раз вовремя, чтобы бегло овладеть им перед поступлением. Хинди дает не так много возможностей, поскольку большинство ребят, говорящих на нем, также владеют и английским; поэтому обычно они просят заклинания на английском, чтобы было чем махнуться. Но лучше знать самые разные, не похожие друг на друга языки. В случае с редкими или мертвыми языками гораздо труднее найти человека, с которым можно обменяться заклинаниями – зато с большей вероятностью получишь какие-нибудь уникальные чары, ну или то, что будет лучше соответствовать запросу (как вышло с моими дурацкими заклинаниями на древнеанглийском). Хинди достаточно распространен, так что можно найти уйму желающих для сделок, а поскольку это все-таки не английский и не китайский, никто обычно не просит специально заклинаний на хинди – их, как правило, получают при обмене, поэтому они бывают лучше среднестатистических. Так я и познакомилась с Аадхьей.

Сейчас я учу санскрит, латынь, немецкий, средне- и древнеанглийский. Последние три похожи, что приятно. В прошлом году я учила французский и испанский – теперь мне их хватает, чтобы разобраться с имеющимися заклинаниями, и они популярны примерно так же, как хинди. Поэтому я взялась за латынь, которая охватывает огромную вневременную сферу. Подумываю, не взяться ли и за древнескандинавский – вдруг попадется что-нибудь совсем неожиданное. И хорошо, что еще не взялась – иначе, скорее всего, вчера на меня свалилась бы книга древних заклинаний викингов, и тогда я бы застряла, пока хоть как-то бы не разобралась. У школы достаточно вольное представление о том, что такое «знание языка». Безопасней приступить к новому языку в начале четверти, чтобы не затормозить накануне экзаменов.

Орион проводил меня в класс. Я поначалу этого не заметила, потому что была слишком занята – наблюдала за группой, с которой обычно хожу по утрам. Это Нкойо и ее друзья Джовани и Кора. Они тоже учат сложные языки, поэтому расписание у нас практически совпадает. Нас не назовешь приятелями, но они позволяют мне ходить на уроки вместе с ними, просто чтобы народу было побольше, – если я не опаздываю. Меня это устраивает.

Они уже наполовину съели завтрак, и мне пришлось глотать не жуя, чтобы за ними угнаться. Потом я предупредила Аадхью:

– Я пошла.

Она помахала мне поверх голов двух своих друзей-мастеров, которые как раз подошли с подносами; учитывая мои приключения в мастерской, она явно не торопилась на занятия первой.

Кора неохотно замедлила шаг, позволяя мне нагнать ее – очень великодушно, – и мы уже стояли за дверью, когда Нкойо удивленно оглянулась и я обнаружила, что прямо за моей спиной стоит Орион.

– Мы идем на иностранный язык! – прошипела я.

Он специализируется по алхимии. Надо сказать, алхимиков в этом году оказалось вдвое больше обычного: даже те ребята, у которых были другие способности, старались держаться поближе к Ориону. По моему мнению, это не стоило дополнительных занятий в лаборатории. Ориону приходится иногда являться на уроки иностранных языков, точно так же как нам всем иногда приходится заниматься алхимией, – расписание меняется в первый день нового учебного года, но если попросить слишком много легких предметов или выстроить для себя чересчур своеобразный курс, школа отправит тебя на занятия, которых избегают остальные. Но только те, кто прицельно учит языки, утром в понедельник идут в лингафонный кабинет. Находиться на верхнем этаже, если ты в старшем или выпускном классе, – очень большой плюс.

Орион упрямо посмотрел на меня:

– Я иду на склад.

Мы получаем строительные материалы внизу, в мастерской, а алхимические принадлежности – в лабораториях, но все остальное, менее экзотическое, например ручки и тетради, нужно добывать на большом складе, на том же ярусе, где и лингафонные кабинеты.