Чудо чудное, диво дивное (сборник)
– Что угодно?
– Покорми меня!
Опять явились и люстры зажжённые, и стол накрытый, и всякие напитки и кушанья.
Стрелец сел за стол и говорит:
– Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною: станем есть-пить вместе, а то одному мне скучно.
Отвечает невидимый голос:
– Ах, добрый человек! Откуда тебя Бог принёс? Скоро тридцать лет, как я двум старцам верой-правдой служу, а за всё это время они ни разу меня с собой не сажали.
Смотрит стрелец и удивляется: никого не видать, а кушанья с тарелок словно кто метёлочкой подметает, а бутылки с питьём сами подымаются, сами в стаканы наливаются, глядь – уж и пусты!
Вот стрелец наелся-напился и говорит:
– Послушай, Шмат-разум! Хочешь мне служить? У меня житьё хорошее.
– Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь, а ты, вижу, человек добрый.
– Ну, прибирай всё да пойдём со мною!
Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад – нет никого…
– Шмат-разум! Ты здесь?
– Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану.
– Ладно! – сказал стрелец и сел на лягушку.
Лягушка надулась и перепрыгнула через огненную реку; он посадил её в банку и отправился в обратный путь.
Пришёл к тёще и заставил своего нового слугу хорошенько угостить старуху и её дочек. Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за её верную службу назначила по три банки молока в день давать. Стрелец распрощался с тёщею и пустился домой.
Шёл, шёл и сильно уморился; подогнулись его ноги скорые, опустились руки белые.
– Эх, – говорит, – Шмат-разум! Если б ты ведал, как я устал, просто ноги отымаются.
– Что ж ты мне давно не скажешь! Я б тебя живо на место доставил.
Тотчас подхватило стрельца буйным вихрем и понесло по воздуху так шибко, что с головы шапка свалилась.
– Эй, Шмат-разум! Постой на минутку, моя шапка свалилась.
– Поздно, сударь, хватился! Твоя шапка теперь за пять тысяч вёрст назади.
Города и деревни, реки и леса так и мелькают перед глазами…
Вот летит стрелец над глубоким морем, и гласит ему Шмат-разум:
– Хочешь – я на этом море золотую беседку сделаю? Можно будет отдохнуть да и счастье добыть.
– А ну, сделай! – сказал стрелец и стал опускаться на море.
Где за минуту только волны подымалися – там появился островок, на островку золотая беседка. Говорит стрельцу Шмат-разум:
– Садись в беседку, отдыхай, на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля и пристанут к острову, ты зазови купцов, угости-попотчуй и променяй меня на три диковинки, что купцы с собой везут. В своё время я к тебе назад вернусь!
Смотрит стрелец – с западной стороны три корабля плывут; увидали корабельщики остров и золотую бе-седку.
– Что за чудо! – говорят. – Сколько раз мы тут плавали, кроме воды, ничего не было, а тут – на поди! – золотая беседка явилась. Пристанемте, братцы, к берегу, поглядим-полюбуемся.
Тотчас остановили корабельный ход и бросили якоря; три купца-хозяина сели на лодочку и поехали на остров.
– Здравствуй, добрый человек!
– Здравствуйте, купцы чужеземные! Милости просим ко мне, погуляйте, повеселитесь, роздых возьмите: нарочно для заезжих гостей и беседка выстроена!
Купцы вошли в беседку, сели на скамеечку.
– Эй, Шмат-разум! – закричал стрелец. – Дай-ка нам попить-поесть.
Явился стол, на столе питьё и кушанья, чего душа захочет – всё мигом исполнено! Купцы только ахают.
– Давай, – говорят, – меняться! Ты нам своего слугу отдай, а у нас возьми за то любую диковинку.
– А какие у вас диковинки?
– Посмотри – увидишь!
Один купец вынул из кармана маленький ящичек, только открыл его – тотчас по всему острову славный сад раскинулся и с цветами, и с дорожками, а закрыл ящичек – и сад пропал.
Другой купец вынул из-под полы топор и начал тяпать: тяп да ляп – вышел корабль! Тяп да ляп – ещё корабль! Сто раз тяпнул – сто кораблей сделал, с парусами, с пушками и с матросами; корабли плывут, в пушки палят, от купца приказов спрашивают… Натешился он, спрятал свой топор – и корабли с глаз исчезли, словно их и не было!
Третий купец достал рог, затрубил в один конец – тотчас войско явилося: пехота и конница, с ружьями, с пушками, со знамёнами; ото всех полков посылают к купцу рапорты, а он отдаёт им приказы: войска идут, музыка гремит, знамёна развеваются… Натешился купец, взял трубу, затрубил с другого конца – и нет ничего, куда вся сила девалася!
– Хороши ваши диковинки, да мне не пригодны! – сказал стрелец. – Войска да корабли – дело царское, а я простой солдат. Коли хотите со мной поменяться, так отдайте мне за одного слугу-невидимку все три диковинки.
– Не много ли будет?
– Ну как знаете, а я иначе меняться не стану!
Купцы подумали про себя: «На что нам этот сад, эти полки и военные корабли? Лучше поменяться, по крайней мере, без всякой заботы будем сыты». Отдали стрельцу свои диковинки и говорят:
– Эй, Шмат-разум! Мы тебя берём с собою, будешь ли нам служить верой-правдою?
– Отчего не служить? Мне всё равно – у кого ни жить.
Воротились купцы на свои корабли и давай всех корабельщиков поить-угощать:
– Ну-ка, Шмат-разум, поворачивайся!
Напились все, наелись и заснули крепким сном. А стрелец сидит в золотой беседке, призадумался и говорит:
– Эх, жалко! Где-то теперь мой верный слуга Шмат-разум?
– Я здесь, господин!
Стрелец обрадовался:
– Не пора ли нам домой?
Только сказал, как вдруг подхватило его буйным вихрем и понесло по воздуху.
Купцы проснулись, и захотелось им пить да есть, зовут:
– Эй, Шмат-разум, дай-ка нам питья и кушаний!
Никто не отзывается, никто не прислуживает. Сколько ни кричали, сколько ни приказывали – нет ни на грош толку.
– Ну, господа! Надул нас этот хитрец. Теперь чёрт его найдёт! И остров пропал, и золотая беседка сгинула.
Погоревали-погоревали купцы, подняли паруса и отправились куда им было надобно.
Быстро прилетел стрелец в своё государство, опустился возле синего моря на пустом месте.
– Эй, Шмат-разум! Нельзя ли здесь дворец выстроить?
– Отчего нельзя! Сейчас готов будет.
Вмиг дворец поспел, да такой славный, что и сказать нельзя: вдвое лучше королевского. Стрелец открыл ящичек, и кругом дворца сад явился с редкими деревьями и цветами.
Вот сидит стрелец у открытого окна да на свой сад любуется – вдруг влетела в окно горлица, ударилась оземь и оборотилась его молодой женою. Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать.
Говорит стрельцу жена:
– С той самой поры, как ты из дому ушёл, я всё время по лесам да по рощам сирой горлинкой летала.
На другой день поутру вышел король на балкон, глянул на сине море и видит – на самом берегу стоит новый дворец, а кругом дворца зелёный сад.
– Какой это невежа вздумал без спросу на моей земле строиться?
Побежали гонцы, разведали и докладывают, что дворец тот стрельцом поставлен, и живёт во дворце он сам, и жена при нём. Король пуще разгневался, приказал собрать войско и идти на взморье, сад дотла разорить, дворец на мелкие части разбить, а самого стрельца и его жену лютой смерти предать.
Усмотрел стрелец, что идёт на него сильное войско королевское, схватил поскорей топор, тяп да ляп – вышел корабль! Сто раз тяпнул – сто кораблей сделал. Потом вынул рог, затрубил раз – повалила пехота, затрубил в другой – повалила конница.
Бегут к нему начальники из полков, с кораблей и ждут приказу. Стрелец приказал начинать сражение. Тотчас заиграла музыка, ударили в барабаны, полки двинулись. Пехота ломит королевских солдат, конница догоняет, в плен забирает, а с кораблей по столичному городу так и жарят пушками.
Король видит, что его армия бежит, бросился было сам войско останавливать – да куда там! Не прошло и полчаса, как он сам бежать пустился.
Когда кончилось сражение, собрался народ и начал стрельца просить, чтобы взял в свои руки всё государство. Он на то согласился и сделался королём.
И живут они поживают, добра наживают да бедных людей не забывают.Разбойники
Жил да был богатый мужик с женою, была у них дочка Алёнушка. Позвали мужика на свадьбу. Он собрался ехать с женою, а дочь оставляет дома.
– Матушка! Я боюсь оставаться одна, – говорит Алёнушка матери.
– А ты собери подружек на посиделки и будешь не одна.
Отец и мать уехали, а Алёнушка собрала подружек. Пришли подружки с работою: кто вяжет, кто прядёт. Одна девица уронила невзначай веретено. Оно покатилось и упало в трещину, прямо в погреб. Полезла она за веретеном в погреб, сошла туда, смотрит, а там за бочкою сидит разбойник и грозит ей пальцем.
– Смотри, – говорит он, – не рассказывай никому, что я здесь, а то не быть тебе живою!
Вылезла девица из погреба бледная-бледная, рассказала всё шёпотом одной подружке, та другой, а эта третьей, и все перепуганные стали собираться домой.
– Куда вы, – уговаривает их Алёнушка, – останьтесь, ещё рано.
Кто говорит, что надо по воду идти; кто говорит, что надо за коровой присмотреть, холст к соседу отнести, избу прибрать, – и все ушли. Осталась одна Алёнушка.
Разбойник услыхал, что всё утихло, вышел из погреба и говорит ей:
– Здравствуй, красная девица, пирожная мастерица!
– Здравствуй! – отвечает Алёнушка.
Разбойник осмотрел всё в избе и вышел посмотреть на дворе. А Алёнушка тем временем поскорей двери на запор и огонь потушила. Разбойник стучится в избу:
– Пусти меня! Не то хуже будет!
– Не пущу. Если хочешь, полезай в окно! – а сама приготовила тяжёлый ухват.
Только разбойник просунул в окно голову, она тотчас ударила его ухватом, разбойник упал без сознания, а Алёнушка думает: «Скоро приедут другие разбойники, его товарищи. Что же мне делать?» Взяла большой мешок, положила в него разбойника, завязала да так и оставила во дворе стоять. Затем притащила картошки да муки побольше и сложила в мешки. Прошло ни много ни мало времени, приехали разбойники и спрашивают:
– Справился ли?
Они думали, что с товарищем разговаривают.
– Справился, – говорит Алёнушка голосом разбойника. – Вот два мешка денег, вот масло, а вот ветчина! – И подаёт приготовленные узлы и мешки в открытое окно. – А на дворе в мешке молодой телёнок. – Разбойники забрали всё это, да на воз.
– Ну, поедем! – говорят они.
– Поезжайте, – отвечает Алёнушка, – а я посмотрю, нет ли ещё чего.
Те сейчас же и уехали.
Настало утро. Мужик с женою вернулись со свадьбы. Алёнушка рассказала им всё как было:
– Так и так, сама разбойников победила!
А разбойники приехали домой, да как поглядели в узлы и мешки, так и ахнули:
– Ах, она такая-сякая! Хорошо же, мы её сгубим!
Вот нарядились они богато и приехали к мужику сватать Алёнушку, а в женихи ей выбрали дурачка. Алёнушка узнала их по голосам и говорит отцу:
– Батюшка! Это не сваты, это те же разбойники, что прежде приезжали.
– Что ты врёшь? – говорит отец. – Они такие нарядные!
А сам-то рад, что такие богатые да хорошие люди приехали сватать его дочь и приданого не берут. Алёнушка плачет – ничего не помогает.
– Мы тебя из дому прогоним, коли не пойдёшь теперь замуж! – говорят отец с матерью. И просватали её за разбойника и сыграли свадьбу. Свадьба была самая богатая.
Повезли разбойники Алёнушку к себе и только въехали в лес – стали совет держать:
– Что ж, здесь станем её казнить?
А дурачок говорит:
– Хоть бы она денёчек прожила, я бы на неё поглядел!
– На что тебе, дураку, глядеть?
– Пожалуйста, братцы!
Разбойники согласились подождать, поехали и привезли Алёнушку к себе. Веселились-веселились, гуляли-гуляли; потом и говорят:
– Что ж, теперь пора её казнить!
А дурачок:
– Братцы! Погодите хоть до утра.
– Ну, дурак! Она, пожалуй, ещё уйдёт!
– Нет! Я за ней присмотрю. Пожалуйста, братцы!
Разбойники уступили его просьбам и оставили молодых в комнате. Алёнушка и говорит мужу:
– Выпусти меня на двор, я подышу свежим воздухом!
– А ну как наши-то услышат?
– Я потихонечку, пусти хоть в окошко.
– Я бы пустил, да ты уйдёшь!
– А ты привяжи меня. У меня есть славный холст, от матушки достался: обвяжи меня холстом и выпусти, а когда потянешь – я опять в окно влезу.
Дурачок обвязал её холстом. Алёнушка спустилась в окно, поскорей отвязалась, вместо себя привязала козу за рога и немного погодя говорит:
– Тащи меня! – а сама бежать.
Дурачок потащил, а коза:
– Мекеке, мекеке!
Что ни потянет, коза всё:
– Мекеке, мекеке!
– Что ты мекекаешь? – говорит дурачок. – Наши услышат и сейчас тебя загубят.
Притащил, хвать – а за холст привязана коза. Дурачок испугался и не знает, что делать:
– Ах она, проклятая! Ведь обманула.
Поутру входят к нему разбойники.
– Где твоя молодая? – спрашивают его.
– Ушла.
– Ах ты, дурак, дурак! Ведь мы ж тебе говорили, так нет – всё упрашивал!
Сели верхом на коней и поскакали нагонять Алёнушку. Едут с собаками, хлопают бичами да свищут – такая страсть!
Алёнушка услыхала погоню и влезла в дупло сухого дуба, сидит там ни жива ни мертва, а вокруг этого дуба собаки так и вьются.
– Нет ли там её? – говорит один разбойник другому. – Ткни-ка, брат, туда ножом.
Тот ткнул ножом в дупло и попал Алёнушке в коленку. Только Алёнушка была догадлива, схватила платок и обтёрла нож. Посмотрел разбойник на свой нож и говорит:
– Нет, ничего не видать!
И опять они поскакали в разные стороны, засвистали и захлопали.
Когда всё стихло, Алёнушка вылезла из дупла и побежала. Бежала-бежала, слышит – опять погоня. А по дороге, видит она, едет мужик с корытами и лотками.
– Дяденька, спрячь меня под корыто! – просит Алёнушка.
– Эка, какая нарядная! Ты вся вымараешься.
– Пожалуйста, спрячь! За мной разбойники гонятся.
Мужик раскидал корыта, положил её под самое нижнее и опять сложил.
Только успел закончить, как наехали разбойники.
– Что, мужик, не видал ли такой-то женщины?
– Не видал, родимые.
– Врёшь! Сваливай корыта.
Стал он сбрасывать корыта и сбросил уж все, кроме последнего.
– Нечего, братцы, здесь искать. Поедем дальше! – сказали разбойники и поскакали с шумом, свистом и хлопаньем.
Когда всё стихло, Алёнушка и просит:
– Дяденька, пусти меня!
Мужик выпустил её, и она опять побежала. Бежала-бежала, слышит – новая погоня. А по дороге, видит она, едет мужик – везёт кожи.
– Дяденька, спрячь меня под кожами! За мной разбойники гонятся.
– Эка, вишь ты, какая нарядная! Под кожами вся вымараешься.
– Ничего, только спрячь!
Мужик раскидал кожи, положил её под самую нижнюю и опять сложил всё по-прежнему. Только успел закончить, как наехали разбойники.
– Что, мужик, не видал ли такой-то женщины?
– Не видал, родимые!
– Врёшь! Сваливай кожи.
– Да зачем, родимые, стану я разбрасывать своё добро?
Разбойники кинулись сбрасывать сами и посбрасывали почти все кожи: только две-три оставалось.
– Нечего, братцы, здесь искать. Поедемте дальше! – сказали они и поскакали с шумом, свистом и хлопаньем.
Когда не стало слышно ни шума, ни свиста, Алёнушка и просит:
– Дяденька, пусти меня!
Мужик выпустил её, и она опять побежала. Бежала-бежала и в самую полночь воротилась домой, легла в стог сена, закопалась туда вся и заснула. Рассвело. Отец её пошёл давать коровам сено и только воткнул вилы в сено – Алёнушка и схватилась руками за вилы. Мужик испугался, крестится и говорит:
– С нами крестная сила! Господи помилуй!
Потом спросил:
– Кто там?
Алёнушка узнала отца и вылезла из сена.
– Ты как сюда попала?
– Так и так… Вы отдали меня разбойникам. Они хотели меня казнить, да я убежала! – И рассказывает все страсти.
Немного погодя приезжают к этому мужику разбойники, а он Алёнушку спрятал.
– Жива ли, здорова ли дочка? – спрашивает мужик.
– Слава богу! Она осталась дома хозяйничать, – отвечают разбойники. Сели за стол и повели беседу, а мужик тем времечком созвал солдат, вывел дочь и спрашивает:
– А это кто?
Тут разбойников схватили, в кандалы заковали и отправили в тюрьму.
Вот вам и сказка, а мне – бубликов вязка.Сивка-Бурка
В царских палатах, в золотых чертогах жила Милолика-царевна. Какое ей было житьё, какое приволье! Всего много, ни в чём отказа нет, а она всем недовольна, от всего отворачивается. Какие за Милолику-царевну женихи сватались! И цари и царевичи, и короли и королевичи, и князья, и бояре, и дворяне, и сильномогучие богатыри – всем отказ, поворот от ворот. Уж и царь-отец стал на её спесивость обижаться:
– Каких тебе ещё женихов надо?
– Прикажи, государь-батюшка, поставить против дворца высокий терем в двадцать венцов да повесить на двадцатом венце портрет мой с вышитой ширинкою, и кто на коне с разлёту тот портрет достанет – за того молодца я и замуж выйду.
– Хорошо, дочь моя любезная, будь по-твоему; только смотри, от слова не отказывайся!
А в том царстве жил тогда старый старик, у которого было трое сыновей. Старшие – молодцы, рослые, дородные; а младший, Ваня, – гораздо поплоше, так, недоросточек, словно ощипанный утёночек.
Вот как пришло время помирать старику, говорит он сыновьям:
– Сыновья мои любезные, как умру я, вы приходите поочерёдно на мою могилу по одной ночи переночевать.
– Хорошо, батюшка.
Только умер отец и похоронили его, как пришла от царя весть, что Милолика-царевна за того замуж выйдет, кто портрет её с терема снимет, перескочивши на коне с разлёту через двадцать венцов. Всполошился весь молодой народ: облизывается, почёсывается, раздумывает, кому такая честь будет. Братья об отцовском завете и думать забыли; коней объезжают, кудри завивают.
– Кто ж на отцовскую могилу ночевать нынче пойдёт? – спрашивает их Ваня.
– А кого охота берёт, тот пусть и идёт! Нам не до того, надо добиться своего, – отвечают братья.
Сами заломили шапки, вскочили на коней, гикнули, свистнули, полетели-понеслись, загуляли в чистом поле.
Пошёл Ваня на отцовскую могилку. В самую полночь раскрылась могила, встал из неё отец, стряхнул с чела сыру землю и спрашивает:
– Кто на моей могиле? Ты, старший сынок?
– Нет, батюшка, это я, младший сын, Ваня.
– Сиди, моё дитятко, Господь с тобою!
И закрылась опять тёмная могила. Перебыл Ваня ночь, утром пришёл домой и говорит братьям:
– Выходил ко мне сегодня ночью батюшка из могилы и благословил меня. Теперь ваша очередь идти; кто пойдёт?
А братья ему:
– Кто охоч, тот и ступай, а нам не мешай.
Опять пошёл Ваня на отцовскую могилку. В полночь раскрылась могила, встал из неё старик отец, стряхнул с чела сыру землю и спрашивает:
– Кто здесь? Ты, средний сынок?
– Нет, батюшка, опять я, Ваня.
– Ну, благослови тебя Бог, дитятко!
И закрылась тёмная могила.
На третью ночь пошёл Ваня на могилку в свою очередь. В полночь раскрылась могила, встал-поднялся из неё отец:
– Опять ты здесь, Ванюшка?
– Я, батюшка.
– Благослови тебя Бог, дитятко, за то, что отцовского завета слушаешься, и я тебя награжу.
Вытянулся старик, выпрямился, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
– Сивка-Бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из очей искры сыпятся, из ноздрей дым столбом валит. Огладил, поласкал его старик:
– Прощай, слуга мой верный! Служи этому моему сынку, как мне служил.
И скрылся отец в могиле на вечные веки.
Отпустил Ваня коня гулять в зелёные луга, а сам домой пошёл. Дома братья к царю на испытанье собираются: усы закрутили, шапки заломили, бодрятся, охорашиваются.
– Ну, мы поедем Милолику-царевну добывать, а ты, Ванюшка, дома сиди, по хозяйству гляди. Куда уж тебе, убогому, с нами!
Как уехали братья, Ваня вышел за околицу и крикнул громким голосом:
– Сивка-Бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!
Прибежал конь и стал перед ним, словно вкопанный. Ваня в правое ушко ему влез, в левое вылез, наелся, напился, в богатое платье нарядился, стал таким молодцем, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Вскочил на коня, рукой махнул, ногой толкнул и понёсся; его конь бежит, земля дрожит, высоки горы хвостом застилает, глубоки долы под собой пропускает.
Кипит народ у царских ворот: едут со всех сторон и царевичи, и королевичи, и князья, и бояре, и дворяне. Все свою удаль пробуют: борзых коней разгоняют, через двадцать венцов прыгать заставляют. Только куда! Выше третьего венца никто не достал. Вдруг словно ясный сокол прилетел в воронью стаю, примчался неведомый молодец, размахнулся, скакнул, только двух венцов не достал. Повернул коня – и был таков: видели, откуда приехал, не видели, куда уехал.
Братья домой вернулись, Ване рассказывают:
– Ну, видели мы чудо, видели диво: об таком молодце и не слыхано, этакой красоты и не видано, словно вот солнцем всё поле осветило, как он выехал. Завтра опять царь назначил всем приезжать. Коли этот молодец опять выедет – достанет он портрет Милолики-царевны!
А Ваня только усмехается.
На другое утро, лишь братья уехали, вышел Ваня в чистое поле, свистнул, крикнул:
– Сивка-Бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!
Прибежал дивный конь и стал перед ним, словно вкопанный. Ваня в одно ушко ему влез, в другое вылез – стал красавцем-молодцем и помчался к царскому терему. Подскакавши, разогнал коня – полетел конь, словно птица, чуть-чуть не достал молодец царевнина портрета. Весь народ так и ахнул.
– Кто такой неведомый молодец? Держи, лови!
А он повернул коня и улетел, словно из лука стрела.
На третий день позвал Ваня своего коня из чиста поля, стал перед ним конь, словно вкопанный. Он бил коня по крутым бёдрам; под ним конь возъяряется, прочь от земли подымается, несёт седока выше леса стоячего, только ниже облака ходячего. Подскакал к высокому терему, все двадцать венцов перелетел и умчался, у народа с глаз пропал. Только-только успел Ваня портрет да ширинку царевнины на лету сорвать.
Приехал Ваня домой; сидит, братьев дожидается, будто нигде и не был. Вернулись братья, рассказывают:
– Нынче тот самый молодец перескочил все двадцать венцов и портрет царевнин сорвал. Приказал царь, чтоб из всего царства весь молодой народ к нему завтра на пир собирался: все бояре да князья, купцы да простые крестьяне.
– Стало быть, братцы, – говорит Ваня, – и мне ехать надо?
– Ну, ты хоть и не езди, чего тебе там делать, убогому!
– Нет, уж если царь приказывает, и я на пир пойду.
На другой день опять кипит народ у царских ворот. Собралось молодцев и глазом не окинешь. Приехали старшие, пришёл и Ваня пешочком, тихо, смирно, словно он никогда царя с царевной и не видывал. Начались пиры, полились меды. Сам царь с царевною гостей обходит. Всякого гостя царевна из своих рук угощает, всякому чарку наливает да смотрит: не утрётся ли кто ширинкой? – тот и жених её. Все столы обошли, между боярами, между генералами перебрали – никто не утёрся ширинкой. Ваня сидит в уголке, улыбается, а царевна к нему-то подойти и не догадается. Наконец повернулась и к нему, к последнему, подошла. Взял Ваня чарку, выпил да и утёрся ширинкой.
Царевна обрадовалась, берёт его за руку, ведёт к отцу и говорит:
– Батюшка! Вот мой суженый!
Разговоры тут коротки: весёлым пирком да за свадебку. Стал наш Ваня царским зятем, оправился, очистился, сделался молодец молодцом!
Тогда-то узнали братья, что значит отцовского завета слушаться.
Терёшечка
Худое было житьё старику со старухою: век они прожили, а детей не нажили. Вот пошёл раз старик в лес за дровами, выбрал дерево и только что замахнулся топором, вдруг говорит ему дерево человечьим голосом:
– Не руби меня, добрый человек. Я твоё горе знаю и в нём тебе помогу. Срежь ты с меня малую веточку, снеси домой, прикажи старухе её в чистые пелёнки укутать да в тёплую золу под печку положить; увидишь, что будет.