Музыканты в поисках смысла жизни, вдохновения и денег

– В общем, – удовлетворенно продолжает Лимонин, – произведение – шик. Автор – я и… ну, в общем, люди, которые разбираются в нотах. Как вы понимаете, уровень. Оркестровать его доверили мне…

– Вы сами себе и доверили, я так понимаю, – усмехается Камский. – А оркестр еще никогда в жизни не состоял из четырех человек.

– Я тоже еще никогда в жизни не ходил на голове! Но это же не значит, что это невозможно.

– Вообще-то, это невозможно, – замечает Жорж.

– Ах, какие все умные! – взрывается Лимонин. – Я знаю одно: произведение заслуживает того, чтобы быть сыгранным. Я вдохновлялся священным образом. Знаете Святую Цецилию, покровительницу музыки?

– Недостаточно близко, – осторожно отвечает Камский.

– Ну, так вы к ней приблизитесь!

– Нам пока рано, – тихо произносит Варя.

Музыканты гогочут. Варя наклоняет голову, ожидая реакции Лимонина. Но Лимонин не всегда понимает чужие шутки. Он и свои понимает достаточно редко.

– Как к вам обращаться-то? – басит Витя.

– Господин дирижер! – сварливо отзывается Лимонин.

– Так вы не господин, – возражает Камский.

– И не дирижер, – замечает Жорж.

– Вы тут тоже не в полной мере люди, – сурово говорит оскорбленный Лимонин. – Я же вас не свистом подзываю и не кыс-кыскаю… Уважение друг к другу надо проявлять. Уважение!

Ноты разложены, инструменты в нервическом ожидании.

– Давайте попробуем сыграть… – обреченно предлагает Витя.

Все еще более обреченно соглашаются.

– Давайте, во имя Святой Цецилии! Это – гимн ей! – провозглашает Лимонин.

Дальнейшие звуки, кажется, способны свести Цецилию в могилу вторично. Ну, ей не привыкать – в конце концов, на то она и мученица. Лимонин слушает внимательно. Он пока не решил для себя, должно ли оно звучать так, или он со знающими людьми сочинил как-то иначе. Из размышлений его выводит злой Камский:

– Бред какой! Репетиций почти не было.

– Ты забыл, в какую сторону в трубу дуть? – злится Лимонин, оторванный от дум.

Камский ехидно демонстрирует, что с памятью у него все хорошо, выдувая нечто громкое и язвительное.

Лимонин решает, что пора сделать теоретический перерыв.

– Ребята, возьмите на себя ответственность…

– Спасибо, нам не надо, – тихо вставляет Варя.

– Что значит, не надо? – возмущается Лимонин. – Ответственность надо брать, пока молодой. Часики-то тикают.

– Дал бог ответственность – даст и композитора-идиота, – смеется Камский.

– Даст и кто-то пенделя сейчас некоторым выдувальщикам, – грозится Лимонин. – Я к тому, что это произведение масштабное, и с его помощью я планирую развернуть акцию. Это очень серьезно. Я хочу напомнить человечеству,что музыка позволяет нам жить – и жить хорошо, правильно, по совести…

Жорж готов ударить себя гитарой по лбу, но гитару жалко, и он держится. Варя все сильнее старается походить на тень от виолончели.

– Может, и лозунг подходящий у вас есть? – осторожно интересуется Камский.

– Ну, мало ли лозунгов на Руси Великой!

Камский унывает в ответ на эту сентенцию. А Жоржу, наоборот, смешно. Хорошо быть Жоржем. Варя молча водит пальцем по струнам. Дурак ваш Лимонин, как бы говорит она. И вы дураки, как бы говорит она. И я дура, как бы говорит она – палец неосторожно соскальзывает со струны, и кисть устало падает на колено.

– Есть вот – рок против наркотиков, – не успокаивается Лимонин. – Ну, и тут что-нибудь… Чтобы ясно было – музыканты очень даже, не то что там что-то как-то! Вот – святая Цецилия против насилия! Как?

– Против наЦилия, – смеется Жорж.

Все остро чувствуют: Цецилия, конечно, против, но вот эта музыка убедит слушателей в совершенно обратном. И как потом святую реабилитировать – неизвестно.

– Давайте еще попробуем, – говорит Витя.

Все еще пробуют.

Гитара удивленно спотыкается об экзотические сочетания звуков, виолончель тихо плачет, желая, чтобы ее прирезали смычком, труба сердито срывается то на рык, то на визг, удивляясь сама себе. Треугольник немного грустен, но в целом – на высоте.

Лимонин прислушивается принципиально к трубе. Все ближе подползая к Камскому, он все больше имеет, что ему сказать. И – вот оно.

– Играешь, как девчонка! – бесится Лимонин.

– Как Варвара? – с трепетом уточняет Камский.

– Ну, наверное, как Варвара… если бы она играла на трубе.

– Варвара играет на трубе, – усмехается Камский.

Варя мрачно глядит на складывающуюся реальность. Ну их всех.

– Надо же, – бормочет Лимонин. – На трубе играет… может, еще на чем она играет? На флейте с аккордеоном?

– И на флейте, – угрюмо отвечает Варя, – и на позвоночнике… На всем играю.

Лимонин остро чувствует свой позвоночник, потому и молчит.

– Давайте просто играть, – предлагает Жорж.

И все – дают.

Лимонин с каждой нотой все более реально задумывается об убийстве. Массовое убийство, конечно, он не потянет – сидеть замучишься, не хотелось бы тратить на это свою цветущую лысеющую юность. Нужно выбрать кого-то одного – но так, чтобы и посидеть не жалко было.