Пустая карта

– Вам черный или три в одном?

– Черный с сахаром, а пирожки есть?

– С картошкой, капустой, беляши, сосиска в тесте, самса.

– С капустой один, пожалуйста.

Никогда еще обычная еда не казалась мне настолько вкусной, то ли дело в том, что кофе я за эти два года почти не видела, то ли, то что ела я не в казарме со всеми, а на свободе.

Людей становилось все больше, и в какой-то момент даже в глазах зарябило от количества красок в одежде, привыкла к серой безликой робе и такой же серой форме надзора. Когда объявили подходившую электричку, все двинулись на перрон и я, перекинув сумку через плечо, двинулась за всеми.

Четыре с половиной часа в мыслях о доме, о маме и в своем чувстве вины перед ней. Я вышла на перрон в своем городе, силясь вспомнить на какой автобус мне нужно сесть и одновременно поражаясь тому, как информация, которую я знала с детства, стерлась в моей памяти за эти два года.

– Оля, Ольга Алексеева, – я повернула голову, с трудом узнавая в рядом стоящей женщине Светку.

– Света,– и ком подкатил к горлу, мы дружили с ней со школьной скамьи, дружили так, что нас считали сестрами, два года назад она плакала, успокаивая мою мать в зале суда, когда огласили приговор, разрывая мою душу в клочья. Светка тут же бросилась ко мне с объятьями, стискивая меня в руках.

– Как же я соскучилась…– и отстранившись. – Ты как? Все? – вопросы без вопроса, только тоска и надежда в голосе.

– Сегодня освободилась.

– По УДО*?

– Да.

– Почему не позвонила? Не написала? Я бы встретила.

– Стала бы я тебя напрягать.

– Ой, дура. Я бы прямо к воротам за тобой приехала, если бы знала, – и отвернувшись, крикнула, взмахнув рукой. – Анька, я тут. – И белокурая девочка подросток в смешной дутой куртке, поспешила к нам. – Племянницу встречаю, родители ее опять по командировкам мотаются, а я за няньку.

– Свет, какой автобус идет отсюда до нас? Вспомнить никак не могу.

– Какой к черту автобус, сейчас отвезу. Анют, ну давай быстрей.

***

– Слав, – промурлыкала Юля, пройдясь ноготками по моей груди, – отвезешь меня обратно до работы.

– Забыла что-то? – я лениво потянулся на белых простынях, после секса хотелось курить, но выходить на открытый балкон отеля под холодные порывы ветра не было никакого желания.

– Нет, меня Сеня обещал забрать просто, я ему и так соврала, что задержусь, – у Юли был большой плюс – она была замужем, причем глубоко и надолго, с собакой, сыном и дачей по выходным. Поэтому, наши отношения она не афишировала и не форсировала в какую-либо сторону, что устраивало и меня и ее.

– Хорошо, собирайся, – привлек ее к себе, коротко поцеловав. – И не забудь о том, о чем я тебя просил.

– Я постараюсь узнать больше, но ты ведь понимаешь, что я не на той должности нахожусь, чтобы быть настолько в курсе, – когда она сидела в администрации города, было гораздо выгодней, но руководство сменилось, и она была вынуждена уйти. Теперь же Юля работала в налоговой, но на такой маленькой должности, что толку от нее почти не было.

– Юль, у тебя есть уши и мозги, так воспользуйся ими. Ты же знаешь, что я отблагодарю.

– Конечно, знаю, – она улыбнулась и потянулась к сумке за косметичкой, блеснув золотым браслетом, который я подарил ей в прошлом месяце.

*ПГТ – поселок городского типа

*ЕДП – единовременное денежное пособие (в РФ это 800-850 рублей) выдается заключенному при освобождение из мест лишения свободы, а так же выдается билет или денежная компенсация на его приобретение, если освобождаемого никто не встречает и ему нужно будет самостоятельно добираться до дома. В кассе бухгалтерии помимо ЕДП выдают и остальные причитающиеся осужденному деньги, например, если что-либо осталось на лицевом счете, на который зачислялась заплата в колонии.

*УДО – условно-досрочное освобождение

Глава 4

– Оля… – выдохнула мама, открыв дверь и ее глаза тут же наполнились слезами.

– Мамуль, – сделав шаг и скинув с плеча сумку. Теплые крепкие объятия и такой родной и уже почти позабытый запах близкого человека – это, то чего оказалось так отчаянно не хватало все эти годы.

– Отпустили? – отстранившись, и с такой тревогой и надеждой, вглядываясь в мои глаза.

– Да, мам, – ее слезы по щекам и душу сжало в железные тиски. – Все хорошо. Я дома мам. Не плачь, пожалуйста.

– Это от радости, дочь, – произнесла, вытирая влагу, носовым платком. – Не ожидала совсем. Ты не написала, не позвонила.

– Прости. Все могло в любой момент измениться я бы потом чувствовала себя виноватой, – я и так ею себя чувствовала, я была виновата перед ней, за все ее слезы и боль что она пережила. Эту боль может понять только тот кто это пережил, кто видел это в глазах своей матери, то отчаянье и безысходность когда тебе уводит конвой из зала суда. И я бы отдала все на свете, только бы она этого никогда не видела.

Пока я принимала душ, ровно пятнадцать минут по привычке, выработанной за два года, именно столько дают времени всему отряду в банный день в колонии. Мама разогрела обед и когда я зашла на кухню она уже замешивала оладьи.

– Мам, зачем? Мне и этого хватит.

– Кушай, садись. Вечером еще Алинка придет голодная.

– А где она сейчас?

– В институте или со своими подружками по городу шатается.

– Учится нормально?

– Да, кто ее знает Оль, передо мной она давно не отчитывается, – произнесла мама, отвернувшись к плите, и я сделала себе мысленную заметку, поговорить с сестрой и узнать чем она вообще живет. Алинка была избалованной девицей, после ухода отца, мать была вынуждена работать на двух работах, чтобы нас прокормить и видимо испытывая какую-то вину за свое отсутствие старалась дать нам все самое лучшее из того что было в ее силах, а Алинка этим безбожно пользовалась.

– Мам, а мои вещи еще остались? Мне бы кроссовки какие, до участкового сбегать, а то от резиновых сапог уже ноги отваливаются.

– Конечно Оль, в кладовке и на балконе коробки, я что могла забрала из твоей квартиры перед продажей, правда Алинка кое-что повытаскала зараза, пока я не видела, – закончив с едой, я сполоснула тарелку над раковиной и поцеловав мать в щеку, пошла искать обувь.

– Мам, ты вечером на работу? – крикнула из коридора, натягивая куртку и вытаскивая из сумки документы.

– Я с ночной сегодня, мне только послезавтра с утра выходить, – она вышла в коридор.

– Тогда чего возле плиты стоишь? Иди, отдыхай, – ее чуть подрагивающие руки и тени, легшие под глазами, вызвали во мне беспокойство.

– Ну, ты чего? Как я тебя голодной оставлю.

– Я сама себе приготовлю, с голоду не помру. Пожалуйста, отдохни мам, – и она снова не удержавшись, сжала меня в своих руках.