Когда подхожу к нему, вытягивает в мою сторону руку. Ныряю в его объятия, опустив голову на плечо. Он кладёт подбородок на макушку и хрипит:
– Сильно замёрзла?
Глупый вопрос, учитывая, что меня колотит не меньше, чем самого Егора. Уже зуб на зуб не попадает, отбивая неровную дробь.
Впрочем, парень и сам всё понимает. Сделав ещё тягу, выбрасывает сигарету и сжимает в ладони мои ледяные пальцы.
Без слов ведёт меня в дом.
Если быть откровенной, то меня немного пугает то, что мы проведём всю ночь вдвоём, но я всё равно послушно шагаю следом. Даже если сегодня всё случится, то я не дам заднюю, потому что не хочу снова его потерять. Ни за что на свете не признаюсь в своих страхах. К тому же это всего лишь девственность, а не сокровище ЮНЕСКО, которое надо хранить всю свою жизнь.
Не то чтобы я готова была переспать с первым встречным, но и беречь себя до старости тоже не собираюсь. К тому же, я ведь с Егором. С парнем, которого люблю. Так чего бояться?
Даже если мои чувства не взаимны, совсем не значит, что ему похеру на меня. Я же вижу, что его ко мне тянет не меньше, чем меня к нему. Как вижу и то, что он всё ещё старается с этим бороться. Даже несмотря на то, что отстаивал НАС перед Андрюхой.
Егор всё так же сжимает мои пальцы в своей ладони, медленно поднимаясь по лестнице, а я разглядываю широкий холл, белоснежные ступени, скучные стены, лаконичный дизайн мебели.
Если мой дом можно охарактеризовать как жилище в стиле "хай так", разноцветный, яркий, с неподходящей по стилю мебелью, кучей безделушек, сувениров, пейзажей, гербариев, которыми увлекается мама, модельками и постерами мотоциклов, то дом Егора больше похож на больницу. Оттенки белого, бежевого и серого разбавлены только чёрными пятнами мебели или каких-нибудь аксессуаров. Даже картины на стенах не выделяются из общей цветовой гаммы. Современно, но скучно. Я бы просто рехнулась жить в таком месте без красок и энергии. В нём будто нет жизни. Пустой и холодный. На психушку смахивает.
– Мне тоже не нравится. – толкает парень, притормаживая.
Видимо, он заметил, как я кручу головой из стороны в сторону и, очевидно, кривлю лицо.
Братья всегда палят, когда мне что-то не нравится, потому что если я не прилагаю все силы, чтобы не выдавать эмоций, то я – открытая книга.
– Почему? – спрашиваю, цепляя его мгновенно потемневший взгляд.
– У отца частная клиника, и та живее. А этот дом… Хм… Как бы так сказать? – потирает пальцами подбородок, оглядывая помещение. – Показуха. Там, – кивает в направлении справа от входа, – кухня, столовая, гостиная. В той стороне, – указывает напротив, – бильярдная, кабинет, гостевая ванная.
– А сколько здесь спален?
– Всего восемь.
– Вы здесь втроём живёте? – утвердительный кивок, но он почему-то напряжённо хмурится от моего вопроса. Понимаю, что стоит перестать спрашивать, потому что тема для него явно неприятная, но мне надо узнать о нём побольше. Только сделать это с особой осторожностью, не вызывая подозрений. – Ты сказал, что Ира, – при её упоминании руки сами сжимаются в кулаки, что тоже не скрывается от Северова, – невеста отца. А твоя мама?
– Ушла, когда мне было два. – отбивает, крепче сдавливая мои пальцы и глухо выдыхая. – И я здесь не живу. У меня своя квартира, но алкаши сверху устроили потоп, поэтому временно кантуюсь у отца.
– Извини. – пищу, отводя глаза в сторону.
– Забей, Дикарка. – ухмыляется разбитыми губами. – Восемнадцать лет прошло. Я как-то смирился.
Внимательно всматриваюсь в его лицо и только сейчас замечаю и разбитую бровь, и нос, и ссадины, и царапины на щеках, скулах, висках. Брат явно не сдерживался.
При свете жёлтого уличного фонаря невозможно было их рассмотреть. Прикасаюсь пальцами к коже возле раны, и Гора кривится, но ничего не говорит.
– И за это извини. – толкаю еле слышно. – Не надо было оставлять вас с Андреем вдвоём.
– Диана, – выдыхает он, накрывая мои пальцы ладонью и смещая вниз, прижимается губами. Обжигая дыханием, вызывает дрожь и мурашек, – какая же ты необыкновенная. Блядь… – сжимает челюсти, играя желваками. – Нельзя было поддаваться тебе. Ничего не изменилось. Я опасен. Для тебя. Твой брат это понимает.
– Егор, не надо. Не пытайся опять меня оттолкнуть. Я не откажусь от тебя. Ты можешь держать себя в руках, если это необходимо. Ты не ответил Андрею. И возле клуба сдержался.
– Не совсем. – ведёт пальцами по нижней губе, где красным знаменем виднеются укусы. Прикусывает щёку и как-то обречённо выдыхает. Чувство такое, что ведёт борьбу с самим собой, но проигрывает. – Ты же ничего обо мне не знаешь. Совсем. То, что ты видела… Я не всегда могу себя контролировать. Есть моменты, когда это сделать невозможно.
Понимаю, что это так и есть. То, что я видела – только верхушка айсберга. Я не заблуждаюсь на его счёт, но готова принять риски.
– Тогда расскажи мне о Егоре Северове. Я хочу знать всё. Я не боюсь тебя. Не хочу бояться, пойми, Егор. Я тоже пыталась с этим бороться, но стоило тебя увидеть в клубе, и я поняла, что больше не могу. Я хочу быть с тобой, даже ничего не зная.
– Моя Дикарка… – прибивает меня к себе, придавливая голову к плечу, чтобы я не могла видеть его, когда говорит. – Если ты узнаешь меня, то сбежишь. Я ужасный человек. И дело не только в срывах. Я – мразь, которой насрать на других. Я столько натворил за свою жизнь, что теперь не расхлебаешься.
Почему он так говорит о себе? Почему считает себя таким ужасным? Что же с ним произошло? Что он сделал? А важно ли это? Я уже сделала свой выбор, так есть ли резон и дальше пытать себя вопросами?
Вырываюсь из его рук и бросаю чёткий взгляд в бирюзовые глаза.
– Пусть так. Дай мне тебе помочь. Расскажи.
– Не хочу, чтобы ты знала, Ди. Кто угодно, только не ты. А сейчас, – устало опустив ресницы, переводит дыхание, – иди в комнату, возьми в шкафу какую-нибудь футболку или рубашку, а я принесу полотенца. Тебя колотит.
Еле сдерживаюсь, чтобы не закричать на него и не потребовать, чтобы он перестал отмалчиваться, но понимаю, что этим только отдалю его от себя. Раньше я всегда пёрла напролом, чтобы добиться желаемого, но теперь придётся научиться действовать осторожно и деликатно.
– И аптечку. – высекаю с улыбкой и получаю от Горы усмешку в ответ.
– Опять будешь меня лечить?
– Буду. – уверенно кивнув, кладу ладони ему на грудину.
Он накрывает мои руки своими и дробно выдыхает.
– И мне этого не избежать?
– Не выделывайся, Егор. – его улыбка становится шире, а ладони переходят на талию.
– Чёрт с тобой, Дикарка. Иди в спальню. Переоденься пока, а я сейчас подойду.
Толкнув дверь, прикрываю её за спиной и включаю свет. Скидываю на пол промокшую до нитки куртку и подхожу к шкафу, но не открываю, окидывая взглядом комнату Егора.
Она отличается от общего интерьера дома, пусть и с нашим домом имеет мало общего.
Коричневый, серый и бежевый. Панорамное окно на всю стену. Огромная кровать, заправленная серым покрывалом, шкаф, пара тумбочек. На стенах, кроме часов, картины и пустой рамки ничего.
– Что же ты за человек, Егор? – спрашиваю у той самой рамки.
Не просто же так она там висит. Наверняка раньше там была фотография, но почему он её убрал? И почему оставил рамку?
Набрав в лёгкие побольше кислорода, пропитанного ароматом парфюма, напоминающим море и чёрный перец, открываю шкаф. Накопав в аккуратных стопках футболку, понимаю, что она даже ягодицы не прикроет как следует, поэтому вытаскиваю рубашку и с трудом стягиваю мокрый свитерок, который продолжает липнуть к телу, упорно отказываясь покидать своё место. Кожаные штаны и вовсе вступают со мной в бой, не намереваясь сдаваться. Кожа – это, конечно, офигенски, но вот мокрая кожа – сущее проклятье.
Не только одежда, но даже бельё и тело мокрые. Капли срываются с волос и скатываются по спине и груди. Если сейчас надену сухие вещи, то и им не избежать той же участи. Понимаю же, что ждать Егора в одних трусах и лифчике не лучшая идея, но обратно свою одежду я уже не натяну. Тяжело вздохнув, беру рубашку.
– Бельё снимай. – оборачиваясь на голос, замираю.