Для меня оставалось загадкой, то почему Камиль называет их волшебными пряхами. Может быть, потому, что каждая из них носит на кушаке острое, отливающее червонным золотом веретено. В отличие от Камиля, они никогда не проходили сквозь решетки, будто это было им строго запрещено. В последнюю очередь Камиль представил мне самую юную из шести дам, хотя с первого взгляда вряд ли можно было заметить хоть какую-то разницу в их возрасте и однотонной внешности. Пряху звали Шантель. Она выглядела более нежной и чувствительной, чем пять ее спутниц. Только в глазах иногда вспыхивало безумие, будто сквозь крошечные, темные зрачки в этот мир пытается заглянуть демон.
– Князь хочет, чтобы мы докладывали вам о том, что происходит во внешнем мире, – сказала как-то Пантея, решившая снизойти до общения с узником. – Надеюсь, вы еще не утратили интерес к тому, что происходит в среде людей, милостивый государь?
В звонком голосе отчетливо послышалась ирония.
– Мне хотелось бы узнать, о том, что стало с родиной и с тем, что незримо присутствовало в ее пределах.
Пантея сразу уловила скрытый, осторожный намек и снисходительно улыбнулась.
– Города и селения сравняли с пеплом, но есть то, над чем стихии огня и воды не властны. Ученики со всех сторон света до сих пор стекаются к мосту. Лишь немногие из них станут адептами. О судьбе тех, кто возомнил себя всесильным вы, скорее всего, уже прочли.
Пантея стояла близко к решеткам и я имел возможность получше присмотреться к ней. Волосы, яркие как оперение жар-птицы представляли неприятный резкий контраст с полупрозрачной кожей. Ни веснушек, ни пигментных пятен, лицо похоже на чистый лист бумаги, на фоне которого мирно полыхают карие с золотистыми крапинками глаза.
Несмотря на вызывающую гордыню, она выглядела очень юной и хрупкой. Внешность почти всегда обманчива. Я догадывался, что Пантея существо еще более древнее и долговечное, чем мои колдовские фолианты. Она появилась задолго до сотворения всех старинных, отмеченных на карте городов. Если б она решилась записать на бумаге свои воспоминания, то на это бы ушел ни один том.
Шантель взирала на меня с опаской, не как на неопытного начинающего чародея, а как на адепта, постепенно достигшего мастерства. Поначалу знания давались мне с трудом. Приходилось радоваться даже самым незначительным открытиям и тщательно сверять ранние, сделанные в спешке записи с более поздними. Зато, как только я смирился с мыслью, что помощи ждать неоткуда, работа пошла, как по маслу. Перо с быстротой и легкостью плясало по бумаге, испещряя листы важными, понятными мне одному формулами и условными знаками. Когда рука уставала от долгого чистописания, перо проворно выскальзывало из затекших пальцев и начинало самостоятельно вести необходимые записи. Я ничего не диктовал ему вслух, только мысленно. Для таких волшебных трюков у меня уже хватало сил. Так, что даже стены не смогли бы ничего подслушать. Конечно, князь мог использовать мои открытия в своих целях, но сможет ли он прочесть все эти записи. Только в том случае, если ему знакома самая древняя грамота чародеев, необычная и замысловатая азбука. Я надеялся, что даже он не настолько просвещен. Все мысли и чувства выражали яростный протест, против козней князя и судьбы. Однако, с неспешным течением времени, я пришел к выводу, что никого фатума нет, что моя судьба в моих же руках.
Ротберт все реже посещал темницу. Скорее всего самые важные дела ждали его на поверхности земли, а не в ее недрах. Лишь иногда полы пурпурной порфиры неприятно шелестели в темном коридоре и слышались мерные, гулкие шаги. В отличие от Ротберта Камиль и пряхи двигались по пыльным закоулкам совсем не создавая шума. Они как будто парили над песчаной дорожкой, а не ступали по ней. Они, всемером были главными членами свиты колдуна. Об этом с легкостью мог догадаться любой, вступивший с ними в непродолжительную беседу.
Я так и не понял, кого имела в виду Арабелла, говоря о моих предшественниках, пока, пролистывая какую-то книгу не заметил, что сноски и пояснения на полях написаны более свежими чернилами, чем сам текст. Значит, все эти отметки не были ремаркой автора, как показалось мне в начале. Какой-то неизвестный, может даже умирающий в страшной спешке записывал на широких полях и под текстом предупреждения. Каллиграфический, ровный почерк становился все более размашистым. На последних страницах это уже были неразборчивые каракули. Это свидетельствовало о том, что рука писавшего быстро слабела, чернила кончались. Вместо фиолетовых чернил, запись была завершена красными. С помощью тайного зрения я смог прочесть все, даже те строчки, где буквы сливались и наезжали друг на друга. Поняв, что конечные строки написаны кровью, я с уважением задумался о том, кто приложил все силы, чтобы предупредить о страшной опасности, которой подвергают себя все искатели неизведанного. Все усилия несчастного разбились о глухую стенку тупика. Предупреждение прочел именно тот, кто во что бы то ни стало решил стать корифеем в усовершенствование запретных искусств.
Конечно, можно было попробовать устроить побег из темницы. Применить полученную мощь, чтобы бороться с магией, прочным щитом загородившей выход из темницы. В конце концов я мог бы убедить Камиля, стащить где-нибудь рапиру. Он без всякого понукания приходил каждый вечер, чтобы взглянуть на меня. Между нами даже установилось странное взаимопонимание и казалось, никс будет не прочь стать другом и слугой новоявленного чародея, при этом подло изменив бывшему хозяину.
Тем не менее какая-то неведомая сила удерживала меня в подземелье. Меня неодолимо влекло к старинным книгам, к тому могуществу, которое мне обещали коварные, бесплотные собеседники. Я больше не испытывал ни страха перед ними, ни угрызений совести за то, что общаюсь с нечистой силой. Иногда они сообщали мне о том, что посветят меня в такие секреты, которые и не снились князю. В такие мгновения, мне казалось, что я прикоснулся к тайне сотворения мира.
Запертый в четырех стенах, я мог лишь читать о тех праздниках, арлекинадах, пирах и оргиях, устраиваемых богатыми феодалами из прихоти и чтобы развеять скуку. Над поверхностью земли, алеют зори, в пустынях палят лучи обжигающего солнца, рыцари сражаются друг с другом, чтобы доказать свою удаль, а я должен трудиться над забытыми рукописями в мрачном подземелье. Мне хотелось снова увидеть солнечный диск, золотистое гало вокруг луны, услышать крики морских чаек. Однако, когда я поднял голову от книги, то вместо волн и небесных светил увидел отвратительный оскал голого черепа. Я отпрянул и тут же своды темницы содрогнулись от звонкого смеха Камиля. Он убрал окаймленную серебром, трагическую маску. Сразу было заметно, что он доволен своей шуткой.
– Пойдемте со мной, я хочу вам кое-что показать, – никс поманил меня куда –то в темноту. Должно быть, сильно рискуя собственной шкурой, он решил ненадолго вывести меня из камеры. Сложно было понять, каким способом мы миновали зарешеченный проход и очутились в темном, разветвленном коридоре.
– Не отставайте от меня ни на шаг, – предупредил Камиль и быстро засеменил по узкой дорожке, извивавшейся меж казематов и каменных мешков. Мы миновали крохотную площадку с колодцем под черепичной крышицей. По срубу ползали раки и скорпионы, извивались скользкие тела гадюк. Я старался не обращать внимания ни на них, ни на непрекращающиеся стенания и мольбы, летевшие следом за нами. Наряду со стонами, мне послышалось тихое пение.
Камиль провел меня мимо камеры пыток, заставленной сложными станками и инструментами. Неопытному наблюдателю они могли показаться всего лишь хаотичным нагромождение досок, цепей и железок, но я сумел различить дыбы, мантию, стальной сапог и несколько Железных Дев, очевидно изготовленных в разных областях, каждая с личным изобретением нового мастера. О предназначении многих инструментов я даже не догадывался.
Камиль протащил меня по узкому тоннелю. Проходя там, нам пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой о низкий потолок. Чтобы не заблудиться в лабиринте и не упустить проводника, я на всякий случай придерживал Камиля то за лацкан кафтана, то за шиворот.
В конце концов холодные длинные пальцы никса подтолкнули меня к узкому притвору, за которым все серебрилось от лунного света. Но разве могут лучи луны проникнуть так глубоко под землю.
– Смотрите, они сейчас придут, – горячо зашептал Камиль.
Я взглянул и увидел вращающееся колесо прялки, а недалеко от нее резные фигуры и каменные статуи ангелов с заостренными крыльями и крышки саркофагов. По спине пробежал неприятный холодок.
– Зачем ты привел меня в гробницу? – шепотом спросил я у Камиля, онемевший язык почти не слушался меня.
В ответ никс поднес палец к губам, приказывая молчать. Он сам с интересом разглядывал синеватые глыбы, но старался не слишком высовываться из укрытия. Его худое тренированное тело лишь едва прижималось к стене. Каждый нерв был заранее напряжен, чтобы тут же улизнуть в случае опасности.
От камней веяло неприятным холодом, а от земляного пола сыростью. Хаотичное нагромождение всевозможных памятников, принадлежавших к разным эпохам и стилям вызывало смутное подозрение. Должны ли все эти изваяния находиться глубоко под многими пластами земли или все они украдены каким-то исполином и принесены сюда. Там где кончались искусно отделанные саркофаги, свободное пространство под суженом потолком принимало форму пирамиды. Просторная зала больше напоминала крипту. Света почти не было, но мраморные изваяния расставленные повсюду выделялись на фоне тьмы яркой голубизной. На плоских каменных постаментах грациозно расположились два сфинкса. Обе женские головы, не взирая на львиное туловище казались прекрасными. Каменный оракул в помещение был явно лишним. А при виде вылитого из бронзы ифрита с заостренными, нетопыриными крыльями по коже бежали мурашки. Несколько таких же уродливых истуканом терялись во мгле. Экзотический мир статуй не произвел на меня должного впечатления. Никс, как хищная кошка, прижавшийся к стене казался более таинственным и интригующим существом, чем все эти мраморные легенды.
Я еще раз оглядел в беспорядке расставленную коллекцию. Все эти истуканы были частью фольклора забытых цивилизаций и эпох. Я уже хотел спросить у Камиля, чего мы ждем, ведь кроме прялки, которая работает сама собой в крипте нет ничего интересного.
Не дожидаясь вопроса Камиль шикнул на меня, вновь призывая к молчанию. Из темноты выступили шесть фигур, призрачных и неестественных. Первой вынырнула из тьмы Пантея, грациозно и легко, как танцовщица. Зеленое платье тускло светилось, будто оперение некой экзотической птички, распущенные волосы украшала корона. На белом кружевном фартуке алели несколько пятнышек, напоминавших кровь. Она плавно закружилась на одном месте, подставив лицо золотому дождю, посыпавшемуся с потолка.
– Пора за работу, – пропела она. Ее звонкий голосок пронзительным эхом отразился от каждой стенки. Дождик продолжал струиться и золотая россыпь напоминала частички раздробленных червонцев. До этой минуту я и не знал, какой притягательной может быть магия фей. Я тайком подсматривал за пряхами и каждая из них напоминала мне древнюю богиню. Вокруг стройной и хрупкой Пантеи закрутился неясный балет теней.
– Где ты была? – спросила у нее Шантель.
– В северных провинциях, – последовал певучий ответ. – Там сейчас холодно, цверги трудятся под землей, крестьяне мерзнут в избушках, чванливые феодалы выезжают на охоту. Так приятно сбить их со следа и заманить в овраг или бурелом.
– А я была далеко на востоке, вблизи тропических лесов, – зазвенела быстрая речь Клариче.
Остальные на разные лады начали расхваливать юг и запад, просторы океанов и отважных мореплавателей, которые не боятся бушующей стихии. Они говорили о том, что побывали во многих частях света, но не нашли тех, кого искали. Выслушав их, Пантея с гордостью заявила.
– Одна высокородная дама умоляла меня оказать ей поддержку. Она хочет убрать со своего пути опасную соперницу. Чтобы сшить отравленный наряд, ей нужна наша пряжа.
Пантея сняла с пояса свое веретено. В этот миг длинные, скользкие пальцы Камиля вцепились мне в рукав, будто давая понять, что скоро нам придется уйти с представления. Я успел увидеть, как Шантель послушно села на низкую скамеечку рядом с прялкой. Блистающая нить вместо того, чтобы ровно сматываться, кольцами ложилась на пол, создавая узор парчи. Весь этот роскошный материал они сумели создавать без ткацкого станка.
– Как это у них выходит? – шепотом спросил я у Камиля.
– Молчите, иначе они поймут где мы прячемся, – прошептал он мне в ухо.
От долгого наблюдения за быстро крутящимся колесом у меня зарябило в глазах. Я взглянул поверх головы Шантель и заметил, что сфинксы за ее спиной ожили. Львиные когти царапали постамент, красивые женские головки зашевелись, стряхивая с волос пылинки и капельки золотого дождя. Пантея послала воздушный поцелуй бронзовому ифриту и тот в ответ плавно взмахнул крыльями. Холодные, сильные пальцы обручем сомкнулись на моем запястье и Камиль настойчиво потащил меня прочь.
– Правда, они настоящие мастерицы? – спросил он, когда крипта осталась далеко позади. – Они каждый раз устраивают целую мистерию, перед тем как приняться за работу.
– А зачем им нужна вся эта кудель и парча?
– Для разных целей, – уклончиво ответил никс. По тону голоса было ясно, что больше от него ничего не добьешься.
– Только не проболтайтесь, что я водил вас к крипте, – предупредил он, как только мы снова оказались в камере. – Мне просто хотелось, чтобы вы хоть раз понаблюдали за их играми, вместо того, чтобы прислушиваться к далекому пению.
– Постараюсь не забыть про твою услугу, – с легкой иронией пообещал я.
Камиль тоже усмехнулся и, сняв берет, отвесил шутливый поклон.
– Надеюсь, что когда участь моего народа будет зависеть от вашего решения, вы вспомните, что однажды я рисковал, чтобы развлечь своего господина.
– Ты считаешь себя моим слугой, а не надзирателем?
Камиль неопределенно пожал плечами.
– Вечно приходится кому-то прислуживать, – со вздохом заметил он. – Такова участь бродячего духа. Князь даже ни разу не похвалил меня. Обычно приходится исполнять не только приказы сюзерена, но и почтительно кланяться всей его родне, друзьям, знакомым, даже каждой хозяйской собачонке. За усердие вместо награды чаще приходится выслушивать упреки.
Камиль забыл упомянуть, что некоторых гостей своего хозяина после непродолжительных почестей он либо, ловко подсыпав яд в бокал, отправлял на тот свет, либо заманивал в темницу. По этой части выполнения заданий он был незаменим. Везде, где требовалась ловкость он мог обойти конкурентов на несколько очков, а потом притвориться абсолютно безобидным, шаловливым существом. За это Ротберт и терпел его возле себя. Хотя такой изворотливый слуга в крайнем случае мог предать даже своего господина.
– Вы уже сами начертили карту той местности, где хотите побывать, – Камиль уже очутился возле стола и с уважением разглядывал мои перья, линейки, циркули и карту с обозначением планет, вращающихся вокруг своих орбит, небесных светил и знаков зодиака.
– Ты считаешь, что полет в небеса это мое сокровенное желание? – не без иронии спросил я.
– Думаю, это ваша заветная мечта. Только вы сам не желаете признаться себе в том, что мечтаете о чем-то недостижимом, – у Камиля либо заранее был готов ответ на все, либо хорошо развито мышление. Он любил позлословить, но в перерывах между очередными шутками был очень красноречив.