Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья

– С войной покончено, я в долгу перед тобой, – он горько вздохнул. – Не знаю, как тебя благодарить!

– Надеюсь, что тебе всё подойдёт.

– Сейчас проверим.

– Подожди, сначала бельё и носки.

– Ты и об этом позаботился?!

– В моё ты просто не влезишь.

– Для меня ещё никто такого не делал…

Он скрылся за дверью душевой и через минуту вернулся в обновках.

– Теперь точно никто не узнает!

Вещи пришлись впору и были хорошего качества, брюки слегка длинноваты, он закатал их снизу, всё остальное смотрелось вполне прилично.

– Совсем другой человек!

– Спасибо!

– Носи на здоровье, сейчас поесть чего-нибудь приготовлю.

– Могу помочь?

– Конечно, если хочешь, почисти картошки.

Мы разговорились, как будто знали друг друга целую вечность. Он рассказывал о своей жизни, местами смешно, а порой очень грустно. О том, как попал во Францию, хотел поступить во Французский Иностранный легион, нужны были деньги, но по здоровью из-за старого ранения не прошёл, а вернуться домой было не на что, так и стал болтаться по ночлежкам, бродяжничать. Питался в бесплатных столовых для бедняков, на выпивку зарабатывал сам, иногда подворовывал. Кто-то надоумил попросить политическое убежище, так и сделал, история была полуправдой: уехал он потому что его на родине не ждало ничего, кроме криминальных группировок. Немного политики, несколько фактов, и через три года ожидания он получил заветный вид на жительство и право на работу. Но идти работать уже не хотел, разучился за эти годы, бомжатский образ жизни куда проще и удобнее: днём поиграл в метро, вечером купил бутылку, выпил и спать завалился, и так по кругу день за днём.

– Почему у тебя на лице столько шрамов?

– Осколочные, ещё в первую чеченскую на мину напоролись, напарника на куски сразу, мне больше повезло, морду, правда, по кускам собирали, чудом глаза целые остались! Куда уж с такой «красотой» потом? Бабы шарахаются как от чудовища, – он ел с таким аппетитом, словно неделю голодал, вполне возможно, что так оно и было.

– Сыр будешь?

– А вино есть?

– Нет.

– Тогда не буду, сыр без вина, что день без солнца! А ты вкусно готовишь, давно такого удовольствия не получал.

– Много лет жил один, научился.

– Давай, теперь ты о себе рассказывай, а то всё я, да я…

Вечер пролетел незаметно. Между нами больше не было ни враждебности, ни страха. Владимир оказался интересным собеседником, приятным в общении. Словно это совсем другой человек.

– Разрешишь остаться? Если выйду отсюда, опять нажрусь. А надо бы перетерпеть. Я завтра уйду, обещаю.

– Оставайся, только у меня одна кровать.

– Я на полу, мне так даже привычнее, уже то, что под крышей, полный уют: не дует, пол сухой и сверху не капает. Что ещё нужно человеку с улицы?!

Постелил ему на пол тёплое одеяло, хотел отдать подушку, но Владимир отказался, ему так привычнее, в одежде уснул, скрутившись калачиком.

«Таким людям и тюрьма – комфортабельный отель!» – подумал я, закрывая глаза. Прочёл вечерние молитвы, под храп незваного гостя с трудом заснул. Привиделся дом, в котором когда-то жил наставник отец Язеп, а теперь расположился Юрис. Места там хватило бы на всех, но самое интересное не в этом, а в том, что во сне Владимир предстал для меня в образе монаха-францисканца.

Когда проснулся долго думал о том, чтобы это могло означать. Сосед продолжал протяжно храпеть, сотрясая тонкие стены моего жилища. Поутру юноша-индус, встретив меня на лестничной площадке, даже не поздоровался, и так странно на меня посмотрел, видимо, ему тоже не пришлось как следует отдохнуть этой ночью.

Часть 2. Глава 1

Ещё один день подошёл к концу, голова трещит от французского. Кажется, что я уже даже по-русски ничего не понимаю. Выбрался из метро, глотнул свежего воздуха, вроде бы полегчало. В небольшом скверике щебечут птахи, воробышки подбирают крошки хлеба, щедро рассыпанные детской ручонкой. Солнечные лучи пробиваются сквозь ветви цветущих деревьев, пахнет весной, несмотря на загазованность парижских улиц. По ковру из розовых лепестков, спадающих с веток сакуры, идёшь словно царь, хочется собрать их в пригоршни и подбросить вверх, чтобы, кружась, они спускались на землю снова и снова. Эрика оценила бы такой «дождик». Но я один. Некому поднимать настроение и выглядеть в глазах прохожих городским сумасшедшим неохота. Скорее бы настал день встречи, пока эта красота не отцвела окончательно!

Неожиданно меня окликнули по-польски, я оглянулся, никого. До меня дошло, что это Марик.

– И где же ты, мой юный друг?

– Тут, рядом, пан Вишневский! Потрудитесь мне объяснить, – он почти кричал мне на ухо, – что делал у вас в квартире этот злосчастный бомж, который на моих глазах чуть не лишил нас вашей драгоценной жизни?!

– Какой слог, мой дорогой, горжусь тобою! Когда ты злишься, голос твой и в самом деле может напугать! – я рассмеялся.

– Эрик, не заставляй меня ругаться, отвечай, ты с ума сошёл или как?! Я заглянул к тебе, а тут это лысое чудовище, уже без гармошки, но такое же страшное, хозяйничает в комнате! Что, по-твоему, я мог подумать? Что тебя убили, в ковёр замотали и в Сене утопили?!

– Агнешка бы почувствовала, что я умер.

– Нет, я точно с вами всеми свихнусь!

Я остановился в тихом уголочке, подальше от прохожих. Человек, эмоционально говорящий сам с собой двумя разными голосами выглядит по крайней мере не совсем обычно.

– Марик, не кричи, народ распугаешь! – я вытащил из кармана мобильный телефон, чтобы не вызывать ни у кого нездоровый интерес.

– Ойтец, потрудись объяснить!

– Отвечаю: после вашего высокого вмешательства бедолага всё осознал и вчера пришёл покаяться, так как вид его был уже мало похож на человеческий, я дал ему возможность помыться, мы вместе поужинали и он остался на ночлег. Что же тут непонятного?!

– Ты спал в одной комнате с убийцей-маньяком?! Эрик, ты чокнутый.

– Я уже это слышал не раз. Не волнуйся ты так, всё под контролем.

– Да, я уже видел твой контроль! До сих пор перед глазами стоит! Вот расскажу всё Наташе, тогда посмотрим…

– Не смей, у неё молоко пропадёт.

– Да! И это будет твоя вина, потому, что если бы этот лысый тебя тогда задушил, у неё не только молоко, а вся жизнь бы пропала!

– Ну, тише, тише, разошёлся! Лучше расскажи о вас, я так соскучился… – не знаю, как ещё можно успокоить это «привидение».