Болотные страсти, или Жаба моего сердца

Глава 1: Вечеринка на Трясине.

На Вонючих Топях стоял тот особый, густой и праздничный смрад, который бывает только в День Тины. Воздух, и без того насыщенный ароматами гниющих водорослей, сероводорода и спящей рыбы, сегодня был щедро сдобрен нотами жареных личинок, подгоревшей тины и безудержного веселья.

Сама Тина – огромное, полуразумное болото в форме сердца – сегодня лениво поблескивала под зеленоватым светом болотных огоньков и пускала особенно жирные пузыри. На самом большом, относительно твердом, кочке, утыканной костями невезучих путников, раскинулась резиденция Болотника Вонючих Топей, Лорда Иглэя Скользкожи. Сделанная из спрессованного торфа, ила и добротных, украденных у людей, бревен, она больше походила на гигантский, весело разлагающийся пирог.

Внутри кипел пир. Длинный стол, точнее, плаха, уложенная на пеньки, прогибалась под тяжестью яств. Здесь были и знаменитые личинки-трубкожилы под кисло-сладким соусом из икры болотных водорослей, и студень из тины с глазками головастиков, и жареные мухоморы-попрыгунчики, шипевшие на блюдах. Напитки подавались в дуплах и черепах: крепкий самогон из камыша, забродивший сок кувшинок и, для знати, выдержанная роса с болотной мятою.

Лорд Иглэй, массивная фигура с кожей, похожей на старый, потрескавшийся камень, покрытую блестящей слизью и почётными шрамами, восседал на троне из спинного хребта речного змея. Он хохотал, потрясая кубком, из которого проливалось что-то зелёное, и наблюдал за главным развлечением вечера – конкурсом по пусканию самых больших и звучных пузырей метана.

«А ну, давай, Гнилозуб! – ревел он, обращаясь к одному из своих вассалов, надувшегося как шар. – Покажи этому сопливику Слизнебрюху, на что способны истинные потомки Трясины!»

Вассал тужился, лицо его приобрело благородный фиолетовый оттенок. Раздался звук, похожий на рокот далекого подземного бога, и в воздух медленно, величаво, поднялся пузырь невероятных размеров, переливающийся всеми цветами радужной болотной пленки. Зал замер в восхищении. Пузырь достиг потолка из сплетенных корней и…

В самый драматичный момент в пиршественный зал вкатился, вернее, вплыл по жидкому полу, гонец. Он был покрыт илом с головы до перепончатых лап, а глаза его были полы ужасом.

«Лорд! Болотник! Беда!» – захрипел он, падая на скользкое брюхо перед троном.

Шум стих. Иглэй нахмурился, отчего его бородавки съехались в грозную формацию.

«Говори. И лучше, чтобы это была по-настоящему сочная беда, иначе я сделаю из тебя закуску».

«Гнилое Око! – выдохнул гонец. – Оно… мутнеет! Пленка покрылась, свет меркнет! Источник нашего могущества… чахнет!»

Тишина стала звенящей. Гнилое Око – древний артефакт, лежащий в самой сердцевине Трясины, дарующий их болотам жирность, плодовитость и ту самую благородную вонь, – угасал. Лицо Иглэя Скользкожи почернело от ярости.

«Коварные чистюли! – прогремел он, сжимая кубок так, что тот затрещал. – Эти вылизывающие лапки тихводы! Это их рук дело! Они хотят осушить наши благородные Топи, чтобы их скучные, прозрачные каналы протекли здесь! Они завидуют нашей… ауре!»

Все заголосили, замахали лапами, кто-то от возмущения случайно выпустил небольшой, но едкий пузырь.

«Тише! – рявкнул Болотник. Его взгляд упал на дальний конец стола, где его наследник, Квакториус, по прозвищу Квакс, пытался незаметно слить свой самогон в горшок с папоротником. – Квакс! Сын мой! Подойти!»

Квакс вздрогнул. Он был во многом похож на отца – те же перепонки между длинными пальцами, тот же широкий рот, но его кожа была более гладкой, глаза менее кровожадными, а осанка выдавала желание быть где угодно, только не в центре внимания. Он подошёл, поскользнувшись на луже чего-то липкого, и едва не упал, зацепившись парадным плащом из болотного мха за торчащий сук. Из зала донесся сдержанный смешок.

«Вот твоё задание, – провозгласил Иглэй, игнорируя неловкость сына. – Покарай коварных тихвод! Укради у них их священный Лунный Жемчуг! Только его сияние может очистить Гнилое Око от скверны! Иди! Восстанови баланс! И главное – вымажься хорошенько по дороге, чтоб дух наш нести! Успеешь к конкурсу по сплющиванию головастиков!»

Квакс хотел было возразить, что логика здесь хромает сильнее, чем камышовый тролль после праздника, но встретив взгляд отца, понял: спорить бесполезно. Он лишь поклонился, отчего с его капюшона сползла и шлёпнулась в тушёную тину пьяная летучая рыба, незаметно дремавшая там с начала вечера.

«Да, отец, – пробормотал он. – Украду. Восстановлю. Вымажусь».

Провожаемый гулом пира, который уже возобновился с удвоенной силой (горечь от известия нужно было заесть и запить), Квакс выбрался из резиденции. Воздух снаружи был чуть свежее, если свежим можно назвать воздух, пахнущий тухлыми яйцами и влажной шкурой. Он взглянул на тускнеющее вдалеке зелёное сияние Гнилого Ока, потом в сторону, где за непроходимой стеной камыша и папоротников лежали вылизанные, бездушные владения клана Тихих Вод.

«Лунный Жемчуг, – вздохнул он, снимая с плеча вонючую рыбу. – Ну конечно. Просто пойти и украсть главную святыню самого занудного клана. Что может пойти не так?»

Он шагнул в трясину, которая с чавкающим звуком приняла его в свои объятия, и начал свой нелепый, скользкий путь к приключениям, даже не подозревая, что самым большим сокровищем окажется вовсе не жемчуг.

Глава 2: Лягушачьи грёзы

Если Вонючие Топи были диким, буйным желудком болот, то владения клана Тихих Вод представляли собой его безупречно чистую, слегка холодную… печень. Здесь всё было упорядочено, выверено и отполировано до блеска. Воды не стояли мутными лужами, а бежали по выложенным гладкой галькой каналам. Кувшинки лежали идеальными кругами, будто их расчертили циркулем. Даже воздух пах не жизнью и смертью, а влажным камнем, свежевымытым мхом и легчайшим ароматом ночных цветов. Тишину нарушало лишь размеренное капанье росы и чопорное кваканье лягушачьей гвардии.

В самой большой, перламутровой раковине, вмурованной в ствол древней ивы, находились покои Девы-жабы, Лилии Тиховодной. Комната была образцом гармонии и скуки. Стены, отполированные изнутри, отражали мягкий лунный свет, струившийся через круглое окно. Пол был устлан лепестками водяных лилий, которые меняли каждый час. На резной подставке из коряги лежала арфа из паутины и камыша. На столике из слюды стояла ваза с единственной, идеально симметричной орхидеей.

Сама Лилия сидела на краю раковины, опустив изящные перепончатые лапки в небольшой бассейн с кристальной водой. Её кожа была нежного, нефритово-зелёного оттенка, глаза большие, золотистые и… невероятно тоскливые. Она была красива, как утренняя роса на паутинке, и так же хрупка и предсказуема.

Её день, как и все предыдущие триста, прошел по заведённому порядку:

Рассвет: Медитация на кувшинке. Следование за отражением луны в капле росы до её полного испарения.

Утро: Складывание сонетов из капель росы на листе сальвинии. (Сегодняшний шедевр: «О, влага! Ты стекаешь вниз, как слёзы. / И превращаешься в ничто, как грёзы»).

День: Вышивание кувшинок болотным шёлком на подушке из лебяжьего пуха. (Один лепесток в день, не больше – чтобы не перенапрячь зрение).

Вечер: Чтение древних свитков о… правильной циркуляции воды в замкнутых экосистемах.

Ночь: Тоска.

«Ещё триста лет такого, и я стану идеально вырезанной статуей из водного гипса», – прошептала она, глядя на своё отражение. Её отец, Лорд Кристаллбэк, был помешан на чистоте, порядке и поддержании «непорочной репутации» клана. Даже пузыри здесь полагалось пускать бесшумные и немедленно рассеивать, дабы не нарушать гармонию. Мечты Лилии о приключениях, о диких зарослях, о смехе, который не глушат за спиной, были такими же недопустимыми, как тиновый осадок на белоснежной гальке.

Она вздохнула, и её взгляд упал на Лунный Жемчуг. Он покоился на бархатной подушке из утиного пуха в нише над её ложем – спиральной раковиной поменьше. Жемчуг был размером с её кулак, излучал холодный, серебристый свет и был окружён едва слышным мелодичным звоном, как будто внутри него застыл звон хрустальных колокольчиков. Он был красив, совершенен и так же бесконечно скучен, как и всё вокруг.

Именно в этот момент великой, размеренной тоски в её идеальный мир ворвался хаос. Сначала снаружи послышался шум: приглушённое хлюпанье, короткое ругательство, звук падения тела во что-то мягкое и мокрое. Потом скрипнула створка раковины-окна, и в покои, с душераздирающим чавкающим звуком, ввалилась, перемазанная с головы до лап в чёрно-зелёном иле, невероятно пахнущая фигура.

Она шлёпнулась на идеально отполированный пол, оставив после себя грязную, дурно пахнущую полосу. Фигура откашлялась, выплюнув кусочек тины, и поднялась. Это был болотник. Лилия никогда не видела их так близко, но сомнений быть не могло: грубая одежда из грубой шкуры болотной выдры, перепончатые лапы, покрытые блёстками грязи, и глаза, широко раскрытые от ужаса и неловкости. Он пах, как если бы в одной бочке скисли смерть, жизнеутверждение и спелые сыры.

Они уставились друг на друга. Лилия – с леденящим ужасом аристократки, чьё личное пространство только что было варварски нарушено. Болотник – с паникой вора, застигнутого на месте преступления.

Он первым опомнился. Выпрямившись во весь свой невысокий рост и пытаясь придать лицу суровое выражение (что было сложно, так как с его подбородка сползал комок ила), он вытянул лапу в драматическом жесте.

«Не двигайся, о… сияющая тварь с пруда! – провозгласил он, но голос его срывался на писк от волнения. – Я здесь по делу! Отдай мне Лунный Жемчуг, и никто… э-э-э… не пострадает!»

Лилия медленно поднялась. Её тоска испарилась, уступив место ледяной, кипящей ярости. Она не кричала. Она даже не повысила голос. Она лишь взяла с прикроватного столика увесистую рифлёную раковину, которую использовала как пресс-папье для стихов.

«Во-первых, – сказала она ледяным тоном, в котором звенели осколки тысячелетней аристократической спеси, – я не «тварь». Я Дева-жаба Лилиана Тиховодная, наследница Клана Тихих Вод. А во-вторых…» Она сделала грациозный шаг вперёд. «…Заткни свой грязный рот. Ты развёл на моём идеально отполированном перламутровом полу нечто, что, я подозреваю, является биологической угрозой всему живому».

И прежде чем Квакс успел что-то ответить, раковина со свистом рассекла воздух и со звонким, как удар гонга, звуком встретилась с его лбом.

Глава 3: Бегство из чистоты

В покоях повисла звонкая, болезненная тишина, нарушаемая лишь тихим шумом падающих с Квакса комков ила. Он покачнулся, в его глазах поплыли разноцветные круги, очень похожие на болотные огоньки, но гораздо менее дружелюбные.

«О-ох, – выдавил он, потирая лоб. – А вы… сильно бьётесь для… Девы-жабы».

«Это был лишь первый урок вежливости, – парировала Лилия, не опуская импровизированное оружие. – Следующий будет включать в себя мытье пола твоей же слюной. А теперь убирайся. Пока я не позвала стражу».

Но Квакс, хоть и был оглушён, помнил о задании. Его взгляд скользнул к нише, где мерцал Лунный Жемчуг. Мысль о возвращении к отцу с пустыми лапами (и с новой шишкой на лбу) была страшнее любой разъярённой аристократки. Он сделал рывок – неуклюжий, хлюпающий, но быстрый. Лилия вскрикнула и замахнулась раковиной снова, но Квакс на этот раз уклонился. Он схватил жемчуг. Холодная, гладкая сфера на мгновение выскользнула из его перепончатых пальцев, но он удержал её, засунув за пазуху, прямо в слой холодного ила. Мелодичный звон жемчуга мгновенно приглушился, будто охрип от ужаса.

В этот момент снаружи раздались тревожные голоса и быстрые, чёткие шаги по гальке. Звон раковины о лоб не остался незамеченным.

«Леди Лилия! Всё в порядке?» – донёсся голос одного из стражников.

Паника зажглась в глазах Квакса ярче болотного огня. Он метнулся к окну, но там уже маячили тени. Оставалась только дверь, ведущая вглубь жилища. Он рванул к ней.

И тут случилось нечто, что позже Лилия объясняла себе минутной потерей рассудка от пережитого стресса. Вместо того чтобы крикнуть и указать стражникам направление бегства, она увидела его панические глаза, почувствовала дикий, запретный запах приключений, который он принёс с собой, и… схватила его за мокрый рукав.

«Не туда, идиот! – прошипела она. – Там коридор прямо к отцовским покоям! Сюда!»

Своей изящной лапкой она нажала на скрытую выпуклость в стене раковины. С лёгким скрипом открылся потайной лаз – узкий, тёмный, пыльный. Его построил её младший брат Квикс для своих «научных наблюдений», и Лилия клялась, что никогда им не воспользуется. До сегодняшнего дня.

Она втолкнула ошарашенного Квакса в проём, схватила с вешалки лёгкий плащ из паутинного шёлка и скользнула следом, захлопнув вход за собой. Они очутились в тесном туннеле, выдолбленном в стволе ивы. Отсюда вёл выход к маленькой, личной пристани Лилии.

Через минуту они уже сидели в её уютной прогулочной лодочке-кувшинке, сделанной из цельного листа гигантской виктории и отполированной до зеркального блеска. Квакс греб одним веслом, отчаянно и несинхронно, пытаясь вывести лодку из лабиринта каналов в открытое болото. Лилия сидела на корме, скрестив лапки, с выражением глубокого отвращения, так как блестящее дно лодки теперь было покрыто грязными отпечатками.

Погоня поднялась мгновенно. За их спинами зазвучали тревожные переливчатые трели – сигнал тревоги клана Тихих Вод. По водной глади, рассекая её, как ножи, понеслись стройные челны из коры, управляемые отрядами лягушачьих гвардейцев в сияющих панцирях из речного перламутра.

«Левее! – командовала Лилия, скрипя зубами. – Нет, не настолько! Ты что, никогда не видел изгиба канала? Осторожно с ирисами!»

«Простите, ваше сияние, что не прошёл курс элегантной гребли в вашей золотой академии! – огрызнулся Квакс, вытирая со лба пот, смешанный с илом. – Я обычно передвигаюсь, просто проваливаясь в трясину и позволяя ей нести меня, куда пожелает!»

Именно в этот момент он икнул. Не просто икнул, а издал громкое, горловое «Ик!», от которого по воде пошли круги. От напряжения и запаха собственной тины (который в замкнутом пространстве лодки приобрёл поистине эпические ноты) его схватила настоящая икота.

«Ик!.. Ты хоть понимаешь, что мы делаем? – спросил он между приступами, с трудом уворачиваясь от низко нависшей ветви. – Ик!.. Отец твой, наверное, уже точит трезубец… Ик!.. с моим именем!»

«Я понимаю, что ты вор, вломившийся в мою спальню, похититель святыни и ходячая экологическая катастрофа, – холодно ответила Лилия. – А теперь греби тише, они слушают не только глазами».

Они миновали последние упорядоченные каналы и вырвались на более дикие, заросшие пространства на границе владений. Погоня начала отставать, не решаясь слишком глубоко заходить на «поганые» территории. Становилось тише, темнее и… страшнее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.