Волки Севера

Сага о Ледяном Сердце и Железной Воле

Мир: Глубокие, бескрайние леса Севера, где зима длится девять месяцев, а лето – короткая, яркая вспышка зелени и жизни. Здесь правят два древних клана оборотней-ликанов, чей облик в звериной форме – могучий волк размерами с крупного медведя, с густой, непроглядной шерстью и глазами, полными древнего разума.

· Клан Ледяной Гривы: Потомки самих лесов и холмов. Их философия – единство с природой, жизнь по её законам, суровая мудрость и оборона своих территорий. Их шерсть в волчьем облике отливает серебром, сталью и белоснежным мехом. Столица – тайный город-крепость Вековая Чаща, спрятанная в непроходимой глуши, где деревья-великаны служат живыми стенами и башнями.

· Клан Железного Клыка: Клан кузнецов, строителей и завоевателей. Они верят в силу, прогресс, подчинение природы ради безопасности и мощи. Их крепости высечены в скалах, их оружие – лучшее среди ликанов. Шерсть – в оттенках бурого, угольно-чёрного и тёмно-рыжего. Их цитадель – Чёрная Кузница, комплекс укреплений у подножья гор, из труб которого вечно струится дым, а звон молотов не умолкает.

Между кланами – вековая вражда, коренящаяся в разных взглядах на мир, подогреваемая пограничными стычками и старыми кровными обидами.

Глава Первая: Граница Теней

Холод пронзал до костей, даже сквозь густой подшерсток. Эйвинд, наследник Ледяной Гривы, стоял на краю Ущелья Павшего Дуба – естественной границы, которую вот уже три поколения не пересекали без кровавых последствий. Его волчий облик был воплощением северной зимы: шерсть цвета лунного света на свежем снегу, с серебристой гривой вдоль мощной шеи и спины. Глаза, холодные и ясные, как горное озеро, сканировали противоположный скалистый склон. Он был здесь по приказу отца – проверить тревожные слухи о движении Железных Клыков. Одиночная, тихая разведка.

Воздух, чистый и колкий, донёс до него запах. Дым. Не лесного пожара, а угольный, едкий, с примесью раскалённого металла и… чего-то сладковато-медового, совершенно ему незнакомого. Он насторожил уши, каждый мускул в его теле напрягся, как тетива. Кто-то был на их территории.

С лёгкостью тени он ступил в ущелье, камни бесшумно скользили под его лапами. Запах вёл его вглубь, к старой, полуразрушенной сторожевой пещере времён относительного мира. И там он увидел её.

На поляне перед пещерой, в луче редкого зимнего солнца, стояла она. В человеческом облике. Девушка в практичной, но изящно отделанной мехом одежде тёмных тонов, с плащом из плотной шерсти. Её руки, в кожаных перчатках, разводили маленький, почти невидимый костерок с миниатюрным тигельком. Рядом лежали странные металлические инструменты. Её волосы, цвета воронова крыла, были заплетены в сложную, не мешающую движению косу. Черты лица – острые, волевые, с высокими скулами и упрямым подбородком. Но больше всего Эйвинда поразили её глаза. Когда она на мгновение подняла голову, почуяв его взгляд, он увидел в них не страх, а любопытство, стальную решимость и… искру чистейшего янтаря. Глаза охотницы.

Это была Фрея, младшая дочь вождя Железного Клыка. Не воин и изгой в своем воинственном клане, а величайший его ум – алхимик и изобретатель. Она искала на нейтральной территории редкий лишайник, необходимый для нового состава, укрепляющего сталь.

Они замерли, измеряя друг друга взглядами. Эйвинд вышел из тени, позволив солнечному свету играть на его серебристой шерсти. Он был вдвое больше её в этой форме, воплощение силы её клана.

– Ты пересекла границу, дочь Кузницы, – его голос в облике волка был низким гулом, в котором слышался скрежет льдин.

Фрея не отступила ни на шаг. Её рука медленно потянулась к поясному ножу, но не с дрожью, а с расчётом.

– Границы – для воинов. Я здесь за знаниями. Этот лишайник не растёт на ваших скалах. – Её голос был твёрдым и чистым, как удар клинка о камень.

– Знания вашего клана всегда пахнут дымом и кровью, – проворчал Эйвинд, сделав шаг вперёд. Земля дрогнула.

– А ваша мудрость пахнет замшелой плесенью и страхом перед новым, – парировала она, поднимая подбородок. Янтарные глаза вспыхнули. – Я не представляю угрозы тебе, принц Ледяной Гривы. Разве что для твоего самолюбия, если позволю этому образцу сгореть.

Она жестом указала на тигель, где крошечный кусочек лишайника начинал тлеть, издавая тот самый сладковатый запах. Эйвинд почувствовал его странное, магическое свойство – он будто очищал воздух вокруг. Это не было оружие. Это было… искусство.

Внезапно, с противоположного склона донёсся далёкий, но отчётливый вой. Не её клана. Чужой. Дикий. В воздухе запахло гнилью и старой кровью. Бродяги – одичавшие, потерявшие разум ликаны-изгои, бич для обоих кланов.

Эйвинд мгновенно забыл о вражде. Инстинкт защитника сработал быстрее мысли.

– В пещеру! – рявкнул он, и в его голосе была такая неоспоримая команда, что Фрея, отбросив гордость, схватила свои инструменты и рванула к входу.

Он развернулся, встав между ней и направлением угрозы. Три измождённых, с потрёпанной шерстью и безумными глазами волка вывалились из-за скал. Слюна капала с их оскалов. Эйвинд издал глухой рык, полный такой первобытной мощи и угрозы, что бродяги на мгновение заколебались. Но голод взял верх.

Завязалась стремительная, жестокая схватка. Эйвинд сражался молча и эффективно, используя рельеф и свою превосходящую массу. Но их было трое. Когти одного из них впились ему в бок, когда он отбрасывал другого.

И тогда в спину нападавшего вонзилась стрела. Не обычная. С тонким металлическим наконечником, который, поразив цель, выпустил облачко того самого сладковатого дыма. Бродяга взвыл от боли, более острой, чем от железа, и откатился, ослеплённый и дезориентированный.

Фрея стояла у входа в пещеру, небольшой арбалет с причудливым механизмом в её руках дымился. Её лицо было бледным, но руки не дрожали. Она уже заряжала вторую стрелу.

Этот момент взаимного спасения, это немыслимое союзничество, растопило лёд первого контакта. Эйвинд, истекая кровью, добил ослабленных противников. Когда последний бродяга пал, на поляне воцарилась тишина, нарушаемая только их тяжёлым дыханием.

Он перешёл в человеческий облик, чтобы лучше осмотреть рану. Высокий, с плечами воина, с волосами цвета бледного льда и теми же пронзительными синими глазами. Фрея, не говоря ни слова, подошла. Она вытащила из пояса маленькую склянку.

– Это антисептик и коагулянт. Остановит кровь и не дат заражению распространиться. Ваши… мхи в этом плане менее эффективны.

Эйвинд кивнул, позволяя ей обработать рваные раны. Её прикосновения были уверенными, точными, без лишней нежности.

– Твой состав… Он не просто дымит. Он причиняет боль их чудовищной чувствительности.

– Наблюдательно, – заметила она, почти улыбнувшись. – Я называю его «Слёзы Феникса». Горит, очищает и карает нечисть.

Работа была сделана быстро. Они снова оказались лицом к лицу, но теперь между ними висела невидимая нить пережитого вместе. Вражда кланов казалась тут, в тишине ущелья, абстрактной и далёкой.

– Ты должна уйти, – тихо сказал Эйвинд. – До заката. Мои воины будут патрулировать эту зону.

– А ты? – спросила Фрея, упаковывая свой нехитрый скарб.

– Я останусь. Им нужно найти тела. И… мне нужно подумать.

Она кивнула, понимая больше, чем было сказано. На пороге леса она обернулась.

– Лишайник. Он для состава, который делает металл тише. Чтобы клинки не пели перед ударом. Чтобы когти и зубы не скрежетали на морозе. – Она сделала паузу. – Это оружие против шума, а не против плоти.

Эйвинд смотрел ей вслед, пока её тёмная фигура не растворилась в сумерках соснового бора. Воздух всё ещё пах её дымом, его кровью и тем странным, чистым ароматом лишайника. Он потрогал аккуратную повязку на боку. В его мире, построенном на льде, инстинктах и традициях, появилась трещина. И сквозь неё пробивался странный, тёплый, металлический свет.

Глава Вторая: Чернила и Сталь

Вековая Чаща жила и дышала, как единый гигантский организм. Дома, выдолбленные в стволах древних исполинских сосен или свитые из живых, направленных ветвей, сливались с лесным пейзажем. Воздух был напоен запахом хвои, мха, влажной земли и дыма очагов, топившихся сухими кореньями. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь шепотом листвы, далёким перекликом стражей и мерным стуком резчиков по кости.

В главном зале «Сердца Леса» – огромной пещеры, которую столетия назад облюбовало прародительское дерево, чьи корни-колонны служили опорами, а ветви-своды – потолком, – собрался совет старейшин Ледяной Гривы. Эйвинд, уже залечивший раны (средство Фреи сработало безупречно), стоял перед ними. Его отчёт о стычке с бродягами был тщательно выверен, как клинок. Он говорил об их необычной наглости, о слаженности, несвойственной одичавшим тварям. Но умолчал о двух вещах: о составе «Слёзы Феникса» и о янтарных глазах, что наблюдали за битвой.

– Бродяги становятся смелее, – проворчал седой, с лицом, испещрённым шрамами, вождь клана, отец Эйвинда, Бьорн. – Но чтобы зайти так глубоко на нашу территорию… Их кто-то гонит. Или приманивает.

– Железные Клыки, – глухо прозвучало из толпы. – Они расширяют свои рудники. Воняют дымом и страхом. Зверьё бежит от шума их машин.

Эйвинд почувствовал, как сжались его кулаки. Он видел в уме не дымящиеся трубы, а сосредоточенное лицо девушки, её точные движения.

– Нет доказательств, – сказал он громче, чем планировал. Все взгляды устремились на него. – Бродяги – болезнь для всех ликанов. Они не разбирают кланов. Нападение могло случиться и на их стороне границы.

Бьорн внимательно посмотрел на сына. В его синих, как ледник, глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

– Твоя осторожность похвальна, сын. Но наивна. Железные Клыки дышат войной. Их новый правитель, Хальдар, отец той самой алхимички-выродка, не скрывает своих амбиций. Он хочет не просто границ. Он хочет Чащи. Наших священных рощ, наших звериных троп.

После совета Бьорн позвал Эйвинда в свои личные покои – тихую комнату, стены которой были покрыты резными летописями клана.

– Твоя рана зажила странно быстро, – без предисловий начал вождь, разглядывая сына. – И пахнет не мхами нашей целительницы.

Эйвинд не стал лгать. Но и не раскрыл всего.

– Бродяга был поражён чем-то… химическим. Состав вызвал у него панику. Я успел воспользоваться моментом. Возможно, они экспериментируют с новым оружием.

– Или кто-то экспериментирует вопреки воле клана, – мудро заметил Бьорн. Он подошёл к древнему свитку, изображавшему карту земель. – Ходит слух, что дочь Хальдара умна как бес и упряма как скала. Её не интересуют когти и клыки, её интересуют шестерни и эликсиры. Такие… непредсказуемы. И опасны вдвойне. Запомни: самый острый клинок – тот, что ты не видишь, пока он не вонзится в твое сердце.

Эйвинд молчал. Сердце. Именно оно отозвалось странным беспокойством при этих словах.

Тем временем, в Чёрной Кузнице, царстве огня, пара и ритма, Фрея имела свой разговор. Её мастерская, редкая привилегия для женщины в клане воинов, напоминала логово сумасшедшего учёного: полки, ломящиеся от склянок с минералами, порошками и экстрактами, чертежи на пергаменте, сложные механизмы в разобранном виде. Воздух пах озоном, серой и сушёными травами.

Дверь с грохотом отворилась, впуская грузную, могущественную фигуру Хальдара. Его волосы и борода, цвета железной руды, были заплетены в жёсткие косы, лицо – как выкованное из бронзы, с горящими, как угли, глазами.

– Отец, – Фрея не оторвалась от микроскопа (её собственное изобретение из линз и медных трубок), где изучала структуру лишайника.

– Интригуют старейшин, дочь, – прорычал Хальдар. Его голос заполнил всё пространство. – Говорят, ты просила разрешения на экспедицию к Павшему Дубу. Для «сбора образцов». В то самое время, когда наши патрули заметили активность Ледяных Грив в том секторе.

Фрея наконец подняла на него взгляд.

– Мои образцы могут сделать наших разведчиков невидимыми для ушей и носа. Они важнее, чем ещё один патруль, который только распугает дичь и насторожит врага.

– Враг уже насторожен! – Хальдар ударил кулаком по столу, заставив подпрыгнуть склянки. – Бьорн вынашивает что-то в своей Чаще. Его сын, этот ледяной призрак, рыскает у границ. Скоро зима ослабит их. Их магия природы спит под снегом. А наша мощь – нет. Нам нужны твои составы, дочь. Не тишина, а огонь! Не маскировка, а яд!

Фрея сжала губы. В её глазах бушевал конфликт: долг перед кланом и отвращение к слепому разрушению.

– Насилие порождает только насилие, отец. Можно выковать меч, который не будет нужен, если построить неприступные ворота.

– Ворота можно сжечь! – парировал Хальдар. – Меч – вот истинная гарантия. Готовь то, что я просил. К новолунию.

Он ушёл, оставив после себя тяжёлое молчание. Фрея взглянула на свои чертежи. Среди них был проект не оружия, а фильтра для очистки дыма из кузниц, чтобы ядовитые пары не травили щенков. И план сигнальных шаров, которые, взрываясь, ослепляли бы бродяг светом, а не убивали. Её целители были чужды миру её отца.

Мысль неотступно возвращалась к серебристому волку с озёрными глазами. К его сдержанной силе, к тому, как он принял её помощь без уничижительной гордости. «Он слушал», – подумала она с удивлением. В её мире редко кто слушал.

Ночью, под светом холодной луны, она совершила рискованный поступок. В самой старой, пыльной части кланового архива, среди свитков о свойствах металлов, она нашла упоминание о «Лунном Серебре» – редчайшем металле, падающем со звёзд, способном проводить не только электричество, но и саму магию природы. Легенда гласила, что последний самородок был захоронен поколения назад в «Святилище Угасших Лун», месте, которое находилось… на нейтральной земле, в самом сердце запретной для обоих кланов долины.

Идея оформилась мгновенно, дерзко и безумно. Что, если найти этот металл? Его свойства могли стать ключом. К новому виду энергии, к исцелению, к чему-то, что превосходило бы тупую дихотомию «дерево против стали». Но идти одной было самоубийственно. Долина кишела бродягами и дикими зверями.

Ей нужен был кто-то, кто знал те земли. Кто чувствовал их. Кто мог сражаться.

И она знала, кто. Это было безумием, предательством в квадрате. Но её ум, разогнавшийся как маховик, уже не мог остановиться. Она начертила быструю, условную карту на тонком листе стали (бумага размокала), и написала на обороте алхимическими символами, понятными лишь посвящённому: «Источник истинной силы не в когтях и не в огне. Он в камне, что упал с неба. Святилище Угасших Лун. Завтра, на закате. Граница у Ревущего Водопада. Приди один».

Она не подписалась. Но была уверена, что он поймёт.

На следующее утро Эйвинд обнаружил свёрток, туго обмотанный кожей и пришпиленный к стволу старого дуба на самой окраине их территории – том самом месте, куда он иногда уходил, чтобы думать. Внутри не было яда, ловушки. Была холодная стальная пластина и знакомый, едва уловимый медовый запах. Его сердце совершило мощный, глухой удар в груди.

Прочитав послание, он долго смотрел на карту. «Святилище Угасших Лун». Это было из древних сказок, которые рассказывали у огня. Место проклятое и забытое. Идти туда – безумие. Встречаться с ней – измена. Но в послании звучал зов не просто любопытства. Это был вызов к чему-то большему, зов к тайне, которая лежала за пределами их мелкой вражды.

Весь день он метался, как зверь в клетке. Долг, разум, инстинкт самосохранения – всё кричало «нет». Но что-то другое, новое и тихое, но неумолимое, тянуло его к Ревущему Водопаду. К её янтарным глазам, в которых он видел не врага, а такого же пленника в мире, выкованном не ими.

Когда солнце начало клониться к вершинам гор, окрашивая небо в кроваво-оранжевые тона, Эйвинд, в облике волка, уже мчался сквозь чащу. Он шёл не как наследник Ледяной Гривы. Он шёл навстречу самой опасной и захватывающей загадке в своей жизни. Навстречу точке, где сойдутся чернила её расчётов и сталь его воли.

Глава Третья: Шёпот Камней

Ревущий Водопад был не просто границей; он был символом неумолимой силы природы, перед которой меркли амбиции кланов. Вода, холодная как смерть, низвергалась с высоты сорока локтей, разбиваясь о черные, отполированные веками скалы, и уходила в узкое, туманное ущелье. Грохот был таким, что заглушал любой другой звук на сотню шагов. Здесь нельзя было подслушать. Здесь можно было только кричать в лицо.

Эйвинд пришел за час до заката, заняв позицию на высоком уступе, с которого просматривался весь подход к водопаду. Он наблюдал в облике человека, закутавшись в плащ из волчьей шкуры, сливаясь с камнями. Его разум был полон противоречий. Каждая логичная мысль оставляла во рту вкус пепла. Но под ней, глубже, пульсировало живое, неотвязное любопытство. И что-то еще… предвкушение.

Она появилась точно с последним лучом солнца, окрашивавшим брызги водопада в кровавое золото. Не в волчьем облике, а в своем человеческом – ловкая, закутанная в темно-серый плащ с капюшоном, с прочным мешком за плечами. Она шла без страха, но с осторожностью охотника, ее глаза выхватывали каждую тень. Эйвинд спустился бесшумно, появившись перед ней из-за завесы ледяной водяной пыли.

Фрея вздрогнула, но не отпрянула. Ее рука лежала на рукояти странного, короткого устройства у пояса – не арбалета, а чего-то, напоминающего трубку.

– Ты пришел, – сказала она, и ее голос, усиленный нужной интонацией, пробился сквозь грохот воды.

– Ты предложила загадку, – отозвался Эйвинд, шагнув ближе. – Говори. Что за «сила не в когтях»?

Она вытащила стальную пластину с картой.

– «Лунное Серебро». Легендарный металл. Он не просто редок. Он… иной. Мой анализ древних текстов, ваши предания о «камнях с неба» – всё указывает на то, что последний известный самородок лежит там. – Она ткнула пальцем в центр долины на карте. – В Святилище. Его свойства могут изменить всё. Представь сплав, который лечит. Или механизм, работающий на чистой энергии места, а не на паре и угле. Это может положить конец спорам за ресурсы.

– Или дать одному клану невообразимое преимущество, – холодно парировал Эйвинд. – Почему ты рассказываешь это мне? Почему не своему отцу?

В ее янтарных глазах мелькнула боль, быстро скрытая сталью.

– Мой отец увидел бы в нем лишь наконечник для копья. Он сломал бы святилище, чтобы добыть металл. Ты… ты защищаешь места силы. Я видела это. Ты сражался за ту пещеру, как будто она была твоей.

Они стояли так, разделенные тремя шагами и пропастью недоверия, а водопад ревел вокруг них, словно голос самой невозможности их союза.

– Эта долина, – начал Эйвинд, глядя в туманное ущелье, – называется «Путь Скорби». Ни один клан не владеет ею, потому что земля там… больна. Бродяги – лишь симптом. Камни шепчут там о безумии.

– Я знаю риски, – сказала Фрея, распахнула мешок и показала несколько стеклянных шаров с мутной жидкостью внутри. – «Свет Лунной Пыли». Ослепляет и дезориентирует. И… – она достала две небольшие маски из тонкой кожи и прозрачного, гибкого кристалла, – фильтры для воздуха. На случай ядовитых испарений. Я не иду туда беззащитной. Но я не могу идти одна. Мне нужны чужие… чьи-то чутье и сила.

Слово «чужие» повисло между ними. Эйвинд взвешивал. Измена? Или долг перед чем-то большим, чем клан? Перед самой истиной?

– Если мы идем, – сказал он наконец, и его голос перекрыл рев воды, – то по моим правилам. Ты слушаешься меня в вопросах опасности. Никаких опытов на месте. Мы заходим, смотрим, берем образец, если он есть, и уходим. И клянись своей сталью, что никто в твоем клане не узнает об этом.

– Клянусь огнем своей горни, – серьезно ответила она. – А ты? Клянешься ли ты своим корнем-прародителем?

Он встретил ее взгляд.

– Клянусь Серебром Первой Звезды.

Это была древнейшая, самая страшная клятва его народа. Произнести ее ложно – навлечь вечное проклятие на свой род.

Путь в долину был кошмаром. Воздух становился гуще, тише. Грохот водопада остался позади, сменившись гнетущей, живой тишиной, в которой слышалось лишь их дыхание и шелест их шагов по хрустящему, серому лишайнику. Деревья здесь были кривыми, скрюченными, с наростами, похожими на лица в агонии. Камни под ногами местами были теплыми. Эйвинд шел впереди в волчьем облике, его нос улавливал мириады запахов: гниль, плесень, металлическую пену от давно усохших ручьев… и следы. Множество следов бродяг.

– Они здесь живут, – прошептал он, его мысленный голос донесся до Фреи, как легкий ветерок в сознании – редкая способность альф, которую он рискнул использовать. – Стаей. Не уходи от меня ни на шаг.

Она кивнула, ее пальцы белели на рукоятке светового шара.

Святилище Угасших Лун оказалось не пещерой, а разломом. Гигантская расщелина в теле горы, вход в которую обрамляли два искривленных, окаменевших древа, словно стражи, застывшие в вечном поклоне. Над входом виднелись высеченные, почти стершиеся временем символы – волк и сокол, сплетенные воедино вокруг круга. Знак эпохи до раскола.

– Здесь почитали не только волка, но и дух неба, – с благоговением прошептала Фрея, проводя пальцами по резьбе.

Эйвинд молчал. Эти символы он видел лишь в самых древних, запретных хрониках.

Внутри царил мрак, который не рассеивал даже свет ее холодного светлячка (еще одного изобретения – стеклянной колбы со светящимся мхом). Воздух был сухим и пыльным, но не застоявшимся – где-то был другой выход. И в нем витал сладковато-горький запах, похожий на озон после грозы и на расплавленный металл.

Они шли по главному залу, усеянному обломками старых жертвенных чаш и потускневшими фресками, изображавшими ликанов в смешанных обличьях – полулюдей-полуволков, летящих с горных вершин. В центре зала, на низком каменном алтаре, лежал Он.

Лунное Серебро. Оно было размером с кулак, но казалось тяжелее всей горы. Это был не блестящий слиток. Его поверхность была матовой, глубокой, словно вобравшей в себя тьму между звезд. И по ней, едва уловимо, струились прожилки мягкого, фосфоресцирующего сияния, пульсирующего в такт их собственному сердцебиению.

– Боже правый… – выдохнула Фрея, забыв обо всем на свете. Она сделала шаг к алтарю.

В этот момент из бокового туннеля донесся рык. Но не безумный, какою издают бродяги. Низкий, угрожающий, полный ненависти и… странной дисциплины. В проеме возникли три фигуры. Это были бродяги, но не тощие парии. Эти – упитанные, с более ясным, хотя и озлобленным взглядом. На их шеях болтались грубые железные ошейники с шипами.

– Сторожа, – мысленно крикнул Эйвинд, отталкивая Фрею за спину. – Их кто-то поставил здесь!

Бой был яростным и молчаливым. Эйвинд сражался как демон, используя узкое пространство, чтобы не дать им окружить себя. Но эти трое действовали слаженно, как дрессированная стая. Один отвлекал, двое атаковали с флангов. Когти одного из них впились Эйвинду в плечо.

Фрея не растерялась. Она швырнула один из шаров им под ноги. Взрыва не было – лишь ослепительная, белая вспышка, заполнившая все помещение на мгновение вечности. Бродяги взвыли, ослепленные. Эйвинд, действуя на слух и инстинкт, воспользовался моментом.

Когда свет погас, двое лежали бездыханно, третий, раненый, отполз в темноту. Эйвинд, тяжело дыша, истекая кровью, стоял над алтарем. Его синие глаза в полумраке горели диким светом.

– Торопись, – хрипло сказал он. – Будет больше.

Фрея, дрожащими руками, достала из мешка инструмент, похожий на щипцы с кристаллическими наконечниками, и небольшую свинцовую шкатулку, выстланную мягким мхом.

– Металл может реагировать на тепло тела и силу, – прошептала она. – Изоляция…

Она аккуратно сдвинула самородок щипцами. В момент, когда металл оторвался от камня, по всему святилищу пронесся тихий, высокий звон, как будто лопнула незримая струна. Казалось, само время замерло.

И тут Фрея увидела его. Под самородком, в углублении алтаря, лежал еще один предмет. Маленький, изъеденный временем медальон из того же Лунного Серебра, но на его поверхности, защищенной самородком, сохранилось четкое изображение: два профиля – мужской и женский, волк и сокол, сплетенные в поцелуе. На обороте – надпись на древнем наречии: «Единство – в различии. Сила – в единстве».

Она судорожно сунула и самородок, и медальон в шкатулку, захлопнула крышку. Звон стих.