Не только на Рождество

– Сильнейшие обезболивающие на рынке, – усмехается Джез. – Поверь моему опыту.

Когда мы выруливаем на автостраду, Джез включает радио, и я закрываю глаза. Ночь выдалась долгая. Не считая воинственного пьяницы в боксе напротив меня, где-то слева хныкал ребенок, а рядом со мной заполошная старушка все время отодвигала занавеску и просила пить.

– Простите, я похожа на медсестру? – не выдержала я, приподнимая забинтованную руку.

Старушка заморгала, а потом кивнула.

– Вообще-то я работаю с компьютерами, – продолжила я. Несчастная не сводила с меня умоляющего взгляда. – Эта профессия никак не связана с уходом за больными, – пробормотала я, вытягивая шею и оглядываясь по сторонам в поисках медсестры. Но персонал мистическим образом исчез, и в палате царила странная тишина. Наконец я скатилась с кровати и захромала к умывальнику в дальнем углу, где наполнила пластиковый стакан, который отыскала в шкафу. Я вернулась и осторожно подала воду старушке, разжимая ее скрюченные артритом пальцы, пока она рассматривала стакан, словно понятия не имела, для чего он предназначен. – Это вода, – объяснила я. – Вы просили. – Старушка опять уставилась на стакан, затем вернула его мне, и на миг мной овладело желание выплеснуть содержимое прямо на нее. Но я все-таки сдержалась, поставила стакан на тумбочку и заползла обратно на свою кровать, плотно задергивая занавеску.

И вот теперь я дремлю под убаюкивающие звуки передачи «Время садоводов» на Радио 4, и мне снятся больничные койки, рычащие пьяницы и старческие слезящиеся глаза вперемешку с гигантскими слизняками и загубленными всходами картофеля. Через некоторое время я просыпаюсь и вижу, что «Лендровер» тащится по подъездной аллее «Собачьего уюта». Я медленно выпрямляюсь на сиденье, потирая лицо, и Джез улыбается, глядя на меня.

– Я уже начала беспокоиться, не потеряла ли ты сознание.

– Спасибо за заботу.

– Как себя чувствуешь?

Честно? Думаю, мне следовало бы остаться в больнице. Но сострадание – не из тех качеств, которые присущи Джез.

– Бывало и лучше, – отвечаю я.

– Да ладно, – говорит она, подъезжая к дому и глуша мотор. – Что тебе нужно, так это завтрак. Я приготовлю тебе наш фирменный.

Фирменным завтраком оказывается яичница из двух яиц поверх остатков вчерашнего ужина – в данном случае, чили кон карне[11 - Блюдо мексиканской и техасской кухонь. Название взято из испанского языка и означает буквально «чили с мясом».]. Пока Джез разогревает чили и жарит яичницу, я слоняюсь по кухне ее фермерского дома. Все здесь служит воплощением правильного беспорядка – продавленный темно-синий диван, тяжелый деревянный стол, окруженный разномастными стульями, полки со старыми потрепанными поваренными книгами, массивная пробковая доска, увешанная фотографиями, старыми записками, сертификатами с выставок собак, рождественскими открытками и невостребованными приглашениями на вечеринки. Древняя темно-зеленая чугунная печь Rayburn топится углем, который Джез загружает из потускневшего медного ведра, и в считаные минуты в кухне становится удивительно уютно. Пока жарится яичница, Джез подогревает молоко и готовит смертельно крепкий кофе во френч-прессе. Утопая в подушках дивана с обжигающе горячей кружкой в руках, я ловлю себя на мысли, что, возможно, мама права. Несколько дней деревенской жизни – пожалуй, то, что мне сейчас действительно нужно.

И тут я слышу стук когтей по линолеуму. Ага. Как раз когда все стало налаживаться, думаю я с тоской. Толстый, кофейно-коричневый бигль входит в кухню и останавливается у плиты, чтобы поприветствовать Джез.

– Привет. А я гадала, где ты. – Джез наклоняется, нежно поглаживая собаку по голове. – Куда подевалось твое гостеприимство? – Бигль неторопливо подходит к дивану, обнюхивает мои туфли и поднимает на меня взгляд. Я, конечно, не эксперт, но могу поклясться, что пес хмурится.

– Это Пегги. Боюсь, ты заняла ее место, – объясняет Джез.

– Извини, Пегги. – Из вежливости я тянусь к собаке, чтобы небрежно потрепать ее по голове – жест, который она, кажется, терпит с трудом. На самом деле собака как будто отшатывается от моего прикосновения. – Только вот я не очень сожалею, да? – громко шепчу я. – Потому что диваны предназначены для людей.

Джез смеется.

– Не переживай. Пегги – единственная собака в доме. И в любом случае она теперь слишком толстая, чтобы запрыгивать на диван.

– Похоже, ты не веришь в собачьи диеты.

– Она на сносях, – объясняет Джез. – В январе должна ощениться.

– О! Прости, Пегги, я не догадалась. Полагаю, поздравления принимаются?

– Вообще-то это вышло случайно. Я даже не знаю, с кем она повязалась.

Я смотрю на биглиху, которая тяжело завалилась на бок и теперь вылизывает отвисшие соски.

– Значит ты распутница, Пег?

– Ветеринар прогнозирует многочисленный помет. Мне повезет, если удастся пристроить всех в хорошие руки, – говорит Джез. – Учитывая, что щенки без родословной, и мне придется раздавать их даром. Не хочешь взять дворняжку? Или троих?

– Нет, спасибо. Хотя, в принципе, я – за смешанные браки.

– Кто говорит о браке? – усмехается Джез. – Это был быстрый секс за дровяным сараем. – Она ставит на стол две полные тарелки еды, и я, с трудом отрываясь от дивана, сажусь за стол, оглядывая замысловатое ассорти. Джез сдобрила яичницу и чили сальсой, тертым сыром, сметаной и чем-то похожим на паприку, так что блюдо смахивает на картину Джексона Поллока.

– Хм… как это называется? – осторожно спрашиваю я, беря вилку.

– Нuevos[12 - Яичница (исп.).]«Собачья мечта», – говорит Джез, уже копаясь в тарелке. – Если не справишься, тебе поможет Пегги.

Глава 3

Остаток дня я посвящаю сну, прерывая его лишь на короткое время вечером, чтобы съесть тарелку морковного супа и принять горячую ванну, после чего возвращаюсь на мягкую перину огромной кровати в гостевой комнате Джез. Окончательно просыпаясь следующим утром, я чувствую себя так, словно мое тело прогнали через цикл интенсивной стирки в стиральной машине, отмыв дочиста, но порядком отмутузив. Солнечный свет пробивается сквозь выцветшие желтые занавески, пока я лежу в постели, оценивая свою жизнеспособность. Ребра еще болят, но конечности, кажется, в рабочем состоянии, и головная боль, сопровождавшая меня на протяжении почти всего вчерашнего дня, милостиво утихла. Возможно, мне действительно повезло.

Я встаю и осторожно натягиваю спортивные штаны и фланелевую рубашку, догадываясь, что очень скоро придется подумать о смене одежды. Интересно, где ближайший H&M? В нескольких часах езды, если мне память не изменяет. Джез живет на окраине Кросс Боттомли, маленькой деревушки на границе Дартмура[13 - Дартмур – холмистая болотистая местность площадью около 954 км? в графстве Девон в Юго-Западной Англии.]. До ближайшего города, Плимута, ехать минут сорок, и я знаю, что Джез старается как можно реже туда наведываться, предпочитая обходиться тем, что предлагает местный рынок. Кросс Боттомли – та еще глухомань; единственный газетный киоск служит и почтой, и прачечной самообслуживания, и парикмахерской. Правда, деревня может похвастаться церковью, пабом, небольшим, но достаточно хорошо укомплектованным гастрономом и хозяйственным магазином. Помимо этих заведений порекомендовать особо нечего. Кроме пейзажа. Который зачастую описывается в брошюрах как «суровый», но в плохую погоду это всего лишь синоним уныния.

Спустившись вниз, я застаю Пегги на кухонном диване. Ее набухшие соски висят над полом. Ну и жиртрест, думаю я, делая мысленную заметку вставать пораньше, чтобы первой занимать диван. Кроме бигля, в кухне никого нет, хотя в кофейнике – свежесваренный кофе, и со двора доносятся голоса. Я наливаю себе кружку кофе, съедаю ломтик тоста с маслом, после чего звоню Шан сообщить, что все еще жива. Она тотчас берет трубку.

– Где тебя черти носят? – вопит она. – Я звонила тебе раз пятьдесят прошлой ночью! Оуэн буквально отказался какать просто назло мне. Все кончилось тем, что пришлось делать ему клизму. – Я заглядываю в список пропущенных звонков и вижу, что несколько десятков действительно от нее. Шан – мать-одиночка, воспитывающая прелестного трехлетнего сына по имени Оуэн. Мальчуган – само очарование, но при желании легко превращается в дьявольское отродье. Она любит его до беспамятства, хотя иногда эти двое напоминают странную парочку. Моя роль, как крестной, заключается в том, чтобы усмирять мамашу в моменты драмы.

– Извини. – Когда я рассказываю ей о взрыве газа, она не в силах поверить.

– Боже мой. Я думала, взрывы газа – это миф.

– Хм… определенно – нет. Мои синяки тому доказательство.

– Ты уверена, что это не теракт? В Лондоне вот уже сколько лет держится четвертый уровень террористической опасности. – У Шан слишком богатое воображение, возможно, подогреваемое бесконечной видеоигрой «Король Лев», давно перешедшей в ту стадию, на которой ползание по полу в роли Симбы лично мне кажется невыносимо скучным.

– Это был не теракт. Да и зачем кому-то атаковать Нанхед? Про него никто и слыхом не слыхивал, – возражаю я.

– Справедливое замечание. Полагаю, даже ИГИЛ[14 - Международная террористическая организация.] не интересуют монахини, – признает она. – И все же жаль. Мы могли бы запустить твою кампанию в социальных сетях на фоне этих событий.

– Но мне не нужна кампания в социальных сетях.

– Она могла бы привлечь к тебе богатого бойфренда. Может, даже модель от Кельвина Кляйна.

– Мне не нужен богатый бойфренд. Как и модель от Кельвина Кляйна.

– Ты с ума сошла? Почему нет? – Шан отказалась от поисков партнера для себя, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Честно говоря, хотя она и жалуется на то, что приходится воспитывать Оуэна в одиночку, я не думаю, что она готова разделить с кем-то его детство. Но она все еще возлагает большие надежды на устройство моей личной жизни. Когда прошлым летом мы обе подсели на «Остров любви»[15 - Популярное британское реалити-шоу.], она сразу подала заявку на следующий сезон, отправив мои анкетные данные, но занизив возраст на пять лет. Заявку отклонили со скоростью света. По-видимому, даже гораздо более молодая версия меня недостаточно привлекательна, худа и глупа, чтобы праздно шататься вокруг бассейна в окружении мускулистых парикмахеров из Эссекса.

– Ладно, может, богатый бойфренд меня бы и устроил, – сдаюсь я. – Но только не в том случае, если для этого нужно делиться подробностями своей жизни с сотнями тысяч подписчиков в Instagram.

– Ладно. Ты бы все равно выглядела дерьмово. А накладные ресницы смотрелись бы на тебе, как паучьи лапки, – соглашается она.

– Спасибо. Я запомню.

– И как долго ты собираешься там торчать?

– Надеюсь, всего несколько дней. Пока моя квартира не станет пригодной для жилья. Уверена, квартирная хозяйка как раз ведет тяжбу со страховой компанией, пока мы разговариваем.