Волчья свадьба. Книга 1

Потихоньку я пришла в себя. Вечером со смены вернулась Света. Мы сидели при свечах и раскладывали пасьянс. Никто из нас не умел гадать, поэтому кроме дальней дороги, казённого дома и короля мы ничего не увидели. Дальше играли в «большого дурака» на четыре колоды, и на время я отвлеклась от переживаний.

Страхи вернулись ко мне перед сном. Света посапывала в постели, а мне мерещились странные звуки, волчий вой вдалеке. Приснился Дилан, лицо которого по-прежнему было размытым, так как я всё ещё не могла до конца запомнить его. Мы куда-то бежали, он держал меня за руку, потом он велел мне спрятаться в какой-то большой норе, чтобы я оставалась в безопасности, а сам исчез. Надо же, как странно: во сне он казался мне таким знакомым, даже, я бы сказала, родным, а когда мы прощались, я отчётливо видела страх в его глазах: страх за меня.

Препротивный сон. Ни за что не подпущу этого типа к себе.

Утром разбудила мама. Я брезгливо стряхнула с себя остатки сна.

– Дочь, мне пора на работу. Сегодня можешь устроить себе день отдыха, а я попытаюсь узнать, как нам лучше поступить с тобой.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я.

Ответ на свой вопрос я узнала вечером: мне разрешили поступить в университет! Правда, это была всего лишь столица края, а не Москва, но всё равно мечта.

«Неужели счастье решило снова вернуться в мою, чуть было не потерявшую смысл, жизнь?» – ещё не до конца верила я.

Ликование окрасило мою реальность яркими красками. Я быстро забыла о прошлых кошмарах, ведь впереди медицина – любовь и увлечение всей моей жизни!

Я не сомневалась, что поступлю, но всё равно волновалась в предвкушении. Мама поехала со мной подавать документы, результаты следовало ждать к четвёртому августа.

Возобновились наши танцы у костра, ночные прогулки, жизнь обрела краски. Мы со Светой снова забирались на нашу скалу и ели чурчхелу. Только прыгать в воду с обрыва я теперь боялась. На самом деле мне было страшно вовсе не оттого, что я ударюсь об воду, а от мыслей, что снова попаду в тот кошмар, из которого только недавно вернулась.

Каждый закат, встреченный на скале, которую мы без каких-либо имущественных притязаний назвали нашей, был отличным от предыдущих. Странно: море всегда одинаковое, а солнечный свет от него отражается по-разному.

Самые мои яркие впечатления из детства были связаны с этой скалой: мы с соседскими мальчишками поспорили, что у нас хватит храбрости (безрассудства) прыгнуть (высота скалы была около пяти метров). Первой спор выиграла, конечно же, я, девочка одиннадцати лет от роду. Мне очень повезло правильно войти в воду и не удариться, после этого я уже не боялась прыгать и каждый вечер дразнила мальчишек своим мастерством.

С каждым днём я всё больше внушала себе, что события начала июля были плодом моего воображения. Спокойная весёлая жизнь со временем восстановила свой ход, на маму я больше не злилась.

Кроме беззаботного порхания в пространстве вновь обретённого смысла жизни, я, в благодарность, подрабатывала на рынке и следила, чтобы растительность в нашем огороде вовремя поливалась и пропалывалась.

В тот день я, как обычно, копалась на грядках. Мама со Светой были на работе.

Вдруг я заметила, что возле наших ворот остановился чёрный автомобиль с тонированными стёклами. Я насторожилась, ожидая, что это снова Седой приехал раздавать свои приказы, но вскоре из машины вышла девушка. Она сразу увидела меня сквозь прутья забора и окликнула, голос её был с сильным акцентом, но слова звучали вполне разборчиво:

– Прошу прощения, здесь живёт Марина Волк?

Я подошла ближе, окинула девушку взглядом: это была азиатка (то ли японка, то ли китаянка), одетая в строгий тёмно-серый костюм. «Это в такую-то жару, – подумала я про себя. – Видимо, приехала сюда по работе».

– Да, но сейчас её нет. А что вы хотели? – спросила я.

Заднее стекло автомобиля опустилось, и я увидела лицо молодого мужчины (тоже азиата), он что-то сказал девушке на своём языке. Мужчина был напряжён, серьёзен, говорил, как мне показалось, грубо и одновременно взволнованно. Девушка покорно кивнула и снова обратилась ко мне:

– Возможно, вы её родственница?

– Я её дочь, – ответила я.

Мои слова тут же были переведены господину в машине, который пристально наблюдал за нами обеими. Я поняла, что это ему что-то нужно от моей мамы, а его спутница просто выступает в роли переводчика.

– Тогда передайте ей этот конверт, – сказала она.

– Что в нём?

Спустя полминуты она перевела мне ответ господина:

– Это лично для неё. Держите и передайте ей. Другой информации у меня для вас нет.

Девушка протянула мне конверт, который оказался на удивление тонким, и села в машину. Я проверила бумагу на просвет и построила свои предположения по поводу содержимого конверта: это либо открытка, либо фотография.

Я немедленно позвонила маме и сообщила о случившемся. Мне было велено не трогать конверт до её прихода.

Таинственным содержимым послания оказалась, как я и думала, одна чёрно-белая фотография 9х12 см, на которой была изображена молодая пара: мужчина-азиат (точно такой же, как тот, которого я сегодня видела в окне машины) и женщина удивительной красоты, на руках у них был младенец. С обратной стороны снимка была подпись: «1968».

– И что же это? – спросила я. – Это твои настоящие родители?

– Даже если и так, то какой в этом смысл? – равнодушно ответила она.

– Может быть, они живы и хотели сказать, что любят и помнят тебя?

– Дочь, не говори глупостей! Они для меня совершенно чужие. Мне даже представить трудно, что я могла бы тебя кому-то отдать.

– А вдруг у них не было другого выбора?

– Всё, Диана, хватит сочинять, лучше иди, займись своими делами. И забудем об этом.

– Но это же… – сделала ещё одну попытку я, уже стоя на пороге.

– Ни слова больше! – громко сказала мама и махнула рукой, чтобы я, наконец, ушла.

Я ещё долго потом не могла выкинуть из головы этот случай и почему-то ждала продолжения истории, но так и не дождалась. Мне безумно хотелось разгадать тайну маминого появления в семье папы, только вот никто больше не поддерживал моих стремлений.

Мама не стала выкидывать фотокарточку, положила её в ящик своего стола. Я надеялась, что на самом деле она тоже хотела бы знать больше, но боялась признать это из-за обиды на своих биологических родителей.

Даже рассказ о том, что конверт мне передал человек, выглядевший в точности так же, как тот, что изображён на снимке, ни капли не заинтересовал маму, она решила, что это всё мои фантазии, и даже не дослушала. «Может, это его сын? Или мамины родители не стареют и до сих пор молоды? Тогда почему мама не такая?» – терялась в предположениях я.

Время шло и я начала понимать мамину правоту: какой смысл в старой фотографии, если не будет никакого продолжения? Что они хотели сказать этим снимком? Даже если мамины родители до сих пор живы, то почему они не появились в трудную минуту, когда после смерти папы мама осталась одна с двумя детьми на руках? Где здесь проявление истинной любви? Или в этом дурацком клане человечность не в цене? Тогда к чёрту всех этих псевдородственников. Мама правильно сделала, что не стала принимать послание близко к сердцу.

Прошло несколько недель, прежде чем я сделала такие выводы. Оторваться от пустых размышлений и поставить в них точку мне помогли некоторые радостные события.

Я поступила! На этот раз я поехала в город одна, чтобы узнать результаты отбора. Стоя чуть поодаль списков, я визжала и прыгала. И нас было около десятка таких. Мы все познакомились и сходили в кафе отметить поступление. Мне показалось, что неподалёку от меня мелькнул силуэт человека, которого я презирала больше всех на свете, но, к счастью, он мгновенно исчез и больше не появился.

Дома вечером мама достала торт, приготовленный ещё вчера. Она не сомневалась во мне. Света вооружилась ложкой и перед тем, как погрузить кусок торта в рот, произнесла тост: «За тебя!».

Ей бы тоже не мешало поучиться. Она читала книги, любила делать диковинные причёски и практиковалась на всех, кто согласится. Красилась она чрезмерно. Её макияж больше походил на боевой раскрас. Свете хотелось общения с противоположным полом, но всерьёз за ней никто не ухаживал.

Ребят мы знали с детства. Вместе гуляли, ходили на танцы. Однако они и не подумывали о том, чтобы предложить моей сестре встречаться.

Одно время Света была влюблена в одного паренька из соседнего села, но он ушёл в армию, а после стал военным и уехал по распределению в Новороссийск. Я всерьёз переживала за разбитое сердце сестры и из солидарности игнорировала намёки и ухаживания ребят.

Сама же я грезила стать хирургом, это было моей единственной целью на ближайшие восемь-десять лет. Мне было неведомо чувство влюблённости. «Может быть, когда-нибудь потом…» – думала я.