– Встретьте, – распорядился он. – Вежливо и радушно. И сразу доложите мне.
– Разрешите исполнять?
Времени еще навалом. Захар покрутил в руке выпечку бабушки Вилтинь.
– Хотите пирожок, Хобонда?
– Нет, господин Зальцштадтер, – голос бесстрастный и ровный. – С вашего позволения, я вернусь к своим обязанностям.
За начальником охраны закрылась дверь. Захар вздохнул. Он регулярно пытался наладить отношения с Хобондой, сделать их чуть менее официальными – хотя бы такими, какими они были на Нлакисе. И всякий раз – как горох об стену.
Попросить у фирмы другого начальника охраны? Так ведь повода нет. Хобонда отменно вежлив и исполнителен, его подчиненные старательны и подтянуты. Он настоящий профессионал, у него везде порядок и контроль. Они прекрасно сотрудничали на Нлакисе. И вот тебе на – будто черная кошка пробежала.
Гъдеанка, одетая, примостилась на уголке кровати и заплетала мокрую косу. Уже помыться успела. Это Йозефу понравилось. Делить постель с нелюбимой женщиной куда ни шло, но с неопрятной – полные кранты. Она посмотрела на него робко, словно выбирая между надеждой и отчаянием.
– Остаешься на «Ийоне», – сказал он.
Она выронила расческу, лицо призрака озарилось неуверенной улыбкой, враз преобразившей ее – из худосочной плаксы почти в красавицу. Она обхватила его колени, прижалась к ним лицом.
– Спасибо, господин адмирал! – шепот такой, словно сейчас разрыдается от радости.
– Я соврал Мрланку. Сказал, что люблю тебя, что ты – женщина моих грез. Это не так, и я виноват перед ним. Но, думаю, ты меня не выдашь.
– Не выдам! – клятвенно пообещала она.
– Надеюсь, тебя не обижает мое отношение? Судя по всему, между нами сегодня что-то было и, вероятно, еще будет, если ты не против, но я тебя не люблю.
Она не расхохоталась истерически лишь потому, что на хохот не было сил. Никто и никогда не любил ее, и никто не спрашивал, не обижает ли ее это. Что на родине, что у врагов, ее чувства были всем безразличны. Этот землянин впервые обратился к ней, как к человеку, а не как к живой табуретке или говорящему унитазу. «Если ты не против»… До сих пор и мысли не допускалось, что она смеет быть против и что это может иметь какое-то значение.
– Господин адмирал, – она не сдержала всхлип от полноты чувств, – вы можете относиться ко мне как угодно, я не обижусь. Только за шею не кусайте.
Он хмыкнул.
– Тебя как зовут? – лучше поздно, чем никогда.
– Эст Унтли, господин адмирал.
– Прекрати уже это «господин адмирал». Называй меня просто «Йозеф».
– Да, господин Йозеф.
Он закатил глаза.
– Давай, завязывай свои косы. Пойдем в медблок.
Йозеф отозвал Клару для разговора в процедурную, на минуту оставив Эст Унтли у лазарета. И Мария, болтающая с роженицей, увидела ее в приоткрытую дверь.
– Ах ты, тварь!
В сердце добродушной, заботливой Марии жила одна ненависть. Ненависть к гъдеанам, убившим ее мир. Жгучая, иррациональная и неистребимая. Предстоящий рейд на Гъде вдохновлял ее, вроде бы не воинственную женщину, и она молилась о том, чтобы именно «Ийону Тихому» довелось причинить наибольшее число смертей и разрушений.
И тут за дверью мелькнули гъдеанские косы и брови вразлет. Мария, бросив Эйззу на полуслове, выломилась в коридор и залепила гъдеанке плюху тяжелой, вовсе не дворянской ладонью.
– Тебе чего тут надо, дрянь?
Эст Унтли не удержалась на ногах. Мария подскочила к упавшей, со злостью врезала туфлей в бок.
– Чтоб ты сдохла, нелюдь!
Женщина застонала. Мария вцепилась ей в косы.
– Дома не сиделось, гадина? Получи! Где наше солнце, змеища? Чтоб вам всем такой же конец пришел! Только ты до него не доживешь, я тебе ноги повыдергаю и в вагину запихну задом наперед!
Переговорив с Кларой насчет Эст Унтли – он полагал, что у гъдеанки, помимо ран на шее, могут быть и другие, скрытые травмы, и просил разобраться повнимательнее, – Йозеф вышел в коридор, чтобы позвать ее… и увидел мересанку, яростно таскающую за косу и пинающую женщину, которой он пообещал лучшую участь, чем на «Молнии».
– Мария! – рявкнул он.
Она в пылу не услышала, хотя гарнитура была на месте. Или не обратила внимания, что еще хуже. Не обращать внимания на адмирала, будучи всего-то электриком шестого разряда – хороший способ навсегда покинуть флот. Вскипев, он дернул ее за плечо, грубо отрывая от Эст Унтли, и уже размахнулся, но передумал. Он до такого не опустится. Отшвырнул ее к стене и гаркнул:
– Стоять!
Эст Унтли скорчилась на полу, поджав ноги к животу, и плакала, повторяя:
– За что? Что я ей сделала?
Мария попыталась было что-то вставить, но Йозеф сурово прикрикнул на нее:
– Заткнись! – и приказал в переговорник: – Старпома к медблоку, быстро.
– Н-да, – Клара, вышедшая вслед за Йозефом, склонилась над гъдеанкой. – Другие травмы у нее и вправду есть, как в воду глядели.
Йозеф присел рядом на одно колено, успокаивающе погладил Эст Унтли по рассыпавшимся косам.
– Ну-ну, уже все. Встать можешь? – он просунул руку ей под мышку, потянул вверх, помогая подняться. – Где болит?
– Везде, – всхлипнула она. – За что она меня так?
Иоанн Фердинанд примчался так быстро, как мог. Нечто в голосе командира подсказало ему: лучше не медлить и хорошего не ждать. Гржельчик был у медблока, он прижимал к себе плачущую гъдеанку, которую приволок вчера откуда-то пьяный, и ласково похлопывал ее по спине. В углу стояла нахохлившаяся Мария, руки скрещены на груди, губа оттопырена. И в воздухе разлито что-то такое недоброе.
– Адмирал Гржельчик, старший помощник аль-Фархад по вашему приказанию явился, – отбарабанил он, не в силах отделаться от ощущения близких – или уже происшедших? – неприятностей.
Гржельчик отпустил гъдеанку – докторша фрау Золинген тут же взяла ее за руку, заговорила с ней негромко, – и тяжело, словно разгоняющийся в гору бульдозер, ткнул пальцем в Марию:
– Это твоя женщина, Иоанн Фердинанд?
Мересанец моргнул. Командир прекрасно знал, кем ему приходится Мария.
– Да, адмирал.