Враг моего врага. «Песец»

Он читал сводки новостей и обращение Салимы к Совету координаторов, выложенное в сети. Но название крейсера там не упоминалось. Он думал, тот крейсер погиб. А как же иначе? Он и предположить не мог, что…

– Господи! Как вы выкарабкались?

– С молитвами и матом, – буркнул Шварц. – Если интересует, за пультом были старпом Ассасин и мальчишка Принц. Обоим по ордену, документы на утверждении. Мальчишка получает старшего лейтенанта. Мать уже изворчалась, что я балую пацана наградами, но деваться некуда, подпишет.

– Что еще за Ассасин? – Йозеф не припоминал такого пилота. Новичок? И сразу – в старпомы?

– Я тебя с ним непременно познакомлю, – пообещал Шварц.

– А Бабай что? Почему не он второй пилот?

– Бабаев погиб.

Вот так раз! Что же Федотыч, когда навещал его, не сказал? Пожалел выздоравливающего? Не хотел, чтобы он мучился лишними переживаниями? Или это случилось совсем недавно?

– Камалетдинов в больнице, если ты вдруг о нем подумал, – добавил Шварц. – Надеюсь, он вернется на «Ийон Тихий». Но это будет не слишком скоро.

– А Федотыч?

– Федотов ушел вторым на новый крейсер, – ровным тоном ответил Шварц. – «Алексей Смирнов» проходит последние тесты перед тем, как покинуть верфь.

Первый крейсер получил имя реального человека. Человека, посмертно ставшего легендой. Чьи еще имена дадут названия новым кораблям? Лучше не загадывать.

Не слишком логичный поступок – сбежать на другой корабль, когда на своем пилотов не хватает. Но Хайнрих об этом не жалел и Гржельчику жалеть не даст. Ушел и ушел, скатертью дорога. Не тот человек, которым надо дорожить, без него спокойнее. Если он подставит какой-нибудь крейсер, пусть это будет не «Ийон».

Говорить об этом Гржельчику не хотелось. Они с Федотовым были в добрых отношениях; возможно, капитан многое ему прощал, что раз за разом убеждало этого безбашенного типа в безнаказанности. Дело сделано, Федотова на «Ийоне Тихом» нет. Не засобирается обратно – Хайнрих будет молчать о записи, которая лишила его доверия. Пусть они с Гржельчиком остаются приятелями.

– Можно было бы, конечно, назначить старпомом Принца, – перевел он разговор с персоны Федотова. – Мальчик вполне потянул бы, мать его явно недооценивает. Но тут подвернулся Ассасин…

Поднявшись по трапу, Шварц вдавил кнопку шлюза.

– Надеюсь, этот хмырь на посту, а не с бабой и не с гитарой, – оптимистично пробормотал он и пропустил Гржельчика вперед.

Иоанн Фердинанд торчал в рубке, лениво наигрывая мелодию в миноре. В кресле у выключенного голографического подиума расположилась Мария, баюкая малыша. Прикрыв глаза, мересанка слушала музыку. Иоанн играл прекрасно, жаль, что гитару было слышно только через гарнитуру. Найти имрань ему так и не удалось.

За пультом в пилотском кресле сидел ребенок, которого нынче звали Томас. К младенцам Иоанн Фердинанд был равнодушен – что интересного в этих кусочках плоти, даже разговаривать не умеющих? Подрастут, тогда посмотрим. Семилетняя Фелиция жалась то к Марии, то к Веронике, побаиваясь странного дядьки, который объявил себя ее отцом. А четырехлетний Томас принял нового папу сразу, с удивившим Иоанна Фердинанда энтузиазмом. Мальчонка шебутной, глаз да глаз за таким; тем не менее он быстро угнездился в его сердце. В рубке ему ужасно нравилось, он упоенно нажимал кнопки и дергал рычажки на предусмотрительно отключенном пульте. Под попу юному пилоту была подложена подушка, чтобы он мог дотянуться до управления.

Аддарекх, слушая музыку, обозревал экраны. На часть секторов вместо внешнего обзора шло изображение с телекамер внутри корабля. Вот техники копошатся с ГС-приводом, а вон старший интендант инспектирует новый складской блок… Периодически внимание шитанн отвлекалось от экранов и обращалось на мальчонку.

– Думал ли этот пацаненок еще каких-нибудь полгода назад, что будет играться с пультом настоящего крейсера? – посмеиваясь, промолвил он.

Иоанн Фердинанд хмыкнул:

– Веришь, я и сам полгода назад об этаком не думал. Обалденная игрушка для тех, кто разбирается.

Счастливый ребенок, закручивающий воображаемый вираж, совершенно выпав из реальности, был в новой футболке, шортах и сандаликах. Иоанн Фердинанд открыл для себя такую вещь, как кредит. Для кавалеров орденов – льготная процентная ставка во время войны. Чем дальше, тем больше ему нравилось служить в земном флоте. Дома, свались на шею высокородному, но небогатому капитану три бабы и четверо детей, он годами выбирался бы из нищеты. Это на старой, благополучной Мересань, что уж говорить о теперешней заднице! Он решил, что снимет для Вероники квартиру в Ебурге, недалеко от интерната, куда – как он надеялся – поступит Теодора. Будут рядом, помогут друг другу при случае, авось не перегрызутся. Веронике он оставит малышей и девчонку Фелицию. Ну и что же, что она еще не пробовала себя в роли матери? Надо ведь когда-то начинать. Теодора будет заглядывать, подстрахует, если что. Для связи он купил им мобильники. Большая семья – большие расходы. Тем не менее, подсчитав свое жалованье, он полагал, что вернет кредит через год.

Фархад Гасан занимался делом – ползал по полу, проверяя нижние сектора экрана. «Ты стажер? – сказал ему Иоанн Фердинанд. – Вот и стажируйся». Федотыч, любитель шпынять молодежь, уволился, и Джинн надеялся на передышку, но не тут-то было: старпом взялся следить, чтобы юноша не пребывал в праздности. «Доживешь до моих лет, тогда и будешь наслаждаться досугом». Порой Гасану начинало казаться, что он не доживет. Пожаловаться Шварцу? Бессмысленно, у адмирала разговор короткий: «Хочешь, чтобы я подписал тебе практику? Тогда служи как следует. А служба твоя заключается в том, чтобы четко выполнять распоряжения старшего по пилотской бригаде». Служба под началом мересанца была нелегка, синие молодых вообще за людей не считают. Гасан завидовал Принцу, которого старпом не гонял туда-сюда, будто мальчика, и разговаривал уважительно, как с равным. Почему Принцу так везет? Неужели банально из-за того, что он принц?

Между прочим, Иоанн Фердинанд мог бы и помочь стажеру с проверкой секторов. Не за игру на гитаре ему жалованье платят. Но нет, ползать по рубке на коленях ниже достоинства проклятого аристократа. Что бы он делал, не будь на корабле стажера? Логика подсказывала: припахал бы кого-нибудь другого.

Дверь рубки отодвинулась, и появился адмирал Шварц. Не один: его сопровождал сероглазый блондин, стриженый под ежик, тоже с адмиральской звездой на рукаве. Вид изможденный, как после долгой болезни, но решительный. Аддарекху показалось, что он его узнал.

– Кэп?

– Блин! – с чувством произнес непривычно худой Гржельчик. – Что это за табор?

– Вот это – вахтенный офицер, – охотно объяснил Шварц. – Вон то – старший помощник, – Йозеф с недоверием уставился на мересанца в халате, с гитарой в руках. – А она – дежурный электрик, туда ее, – палец Шварца указал на голубокожую сереброволосую женщину с младенцем на руках, и Йозеф непроизвольно помотал головой, пытаясь прогнать наваждение.

– О Господи! Я точно на крейсере Земли?

– Не паникуй, Гржельчик. Это твой «Ийон Тихий», что же еще? А эти придурки – твой экипаж. Эй, вы! – гаркнул Шварц, и все невольно вытянулись по струнке. – Разрешите вам представить адмирала Гржельчика, командира этого корабля.

Как – командир корабля? Иоанн Фердинанд непонимающе распахнул глаза. «Ийоном Тихим» командовал Хайнрих Шварц. Почему он уходит?

Не сразу, но до него дошло. Он вспомнил бабу с «Анакина Скайуокера», которая требовала к микрофону капитана Гржельчика и очень удивилась, что на корабле нет такого человека. Выходит, это крейсер Гржельчика. Шварц временно командовал в его отсутствие, но теперь хозяин вернулся, и…

Иоанна Фердинанда вдруг настигло осознание, каким он предстал перед командиром «Ийона Тихого». Бархатный халат и гитара – полбеды, покричит, постыдит, и ладно. Женщину в худшем случае выгонит из рубки. Но ребенок на боевом корабле, за пультом… Он зажмурился, ожидая, что гром поразит его насмерть.

– Смесь дурдома с зоопарком, – хмуро резюмировал Гржельчик, повернулся и вышел из рубки, захлопнув за собой дверь. Гром не грянул.

Солнце здесь было такое же, как дома, только маленькое. Казалось, что оно далеко, но нет, просто диаметр звезды меньше. И грело оно в этих широтах хорошо, не то что на полярном континенте. Будь у т’Лехина выбор, он попросил бы для своего народа центральный материк. Увы, не выйдет: он заселен аборигенами, которые тоже любят тепло. Добром не уступят, а наглеть нельзя: Хао и без того поступилась своей территорией, надо знать меру и быть благодарным. Так велит честь. А если забыть о чести, Земля быстро напомнит, кто хозяин на Хао. Прекратит поставки зерна – и все, с тем же успехом можно было остаться на умирающей Мересань.

Обгоняя местные пассажирские дирижабли, мересанский джет зашел на посадку над одной из столиц Хао. Каждый обитаемый континент желал устроить резиденцию координатора именно у себя, а потому столиц было три, и координатор проводил в них по месяцу поочередно. Эта система казалась т’Лехину дурацкой, но лезть в чужой дом со своими правилами еще глупее. Все традиции, сложившиеся на Хао, ему придется принять. Не обязательно соблюдать, но уважать.

В центре аэропорта, как и во всех общественных местах, возвышались три идола – одна из тех самых традиций. Ему, как христианину, следовало бы отвернуться и перекреститься, но с точки зрения аборигенов это выглядело бы оскорблением. Отвести глаза не удавалось, идолы притягивали взгляд. В каком бы виде они ни представали – скульптурная группа, картина, лепнина, чеканка – внешность их была строго канонической. Суровый мужчина в стальном доспехе, в правой руке щит, в левой – арбалет, глаза прищурены, волосы заплетены в толстую косу, выбивающуюся из-под шлема – Воин. Мужик с обнаженным мускулистым торсом и выдающимися вперед скулами, густой хвост волос рассыпался по спине, ноги широко расставлены, надежно стоят на земле, в руках отбойный молоток – Горняк. И Мать-Кормилица в струящихся, ниспадающих одеждах; вокруг головы, покрывая волосы, обернут платок; колосья в вытянутых ладонях; миндалевидные глаза, глядящие чуть искоса; мерцающая, ускользающая улыбка. Лицо Салимы. Куда бы т’Лехин ни направлялся, оно преследовало его. То во снах, то – как сейчас – наяву. Идолы обещали жителям Хао мир, сытость и достаток. Т’Лехину во взоре Матери-Кормилицы навязчиво чудились иные обещания, несбыточные.

– Найдите машину, – приказал он одному из сопровождающих, надев защитный шлем.

Хао – электрический мир. Глупо надеяться, что аборигены ради новых соседей откажутся от того, на чем основана вся их жизнь. Мересанцы никогда не смешаются с коренным народом, не станут жить вместе, никто не ступит на опутанные проводами земли без острой нужды. Хао не быть единой планетой. Два мира в одном, ничего с этим не поделаешь.

Адмирал Гржельчик никого не убил. Ни Иоанна Фердинанда с его женами и детьми, ни Бена с Эйззой. Только прикрывал глаза всякий раз, как их видел, и беззвучно молился. Вскоре стало ясно, почему. Вместе с Гржельчиком на «Ийон Тихий» явилась девушка. Большеглазая симпатяшка с короткими золотистыми волосами, очень молоденькая. Иоанн Фердинанд предположил, что любовница: ну, а с чего иначе он стесняется ее показывать? Но Эйзза, простодушно и без комплексов расспросившая девчонку, опровергла его гипотезу:

– Дочка! – и добавила: – Она – кетреййи.

– Бред! – фыркнул он. – Как это дочь землянина может быть кетреййи?

– Не знаю, – Эйззу это не смущало, слишком многого она не знала и не понимала, не смущаться же всякий раз. – Но она точно кетреййи. Что я, свою не отличу?

Эйззе девочка очень понравилась. Взаимно. Хелена была донельзя счастлива, что кто-то не смотрит на нее со снисходительной жалостью, как на тупую. В кои-то веки у нее появилась подружка подходящего интеллектуального уровня – ну и что же, что взрослая? Йозеф вздыхал, глядя на Эйззин животик, но так и не приказал майору Райту забрать ее с корабля. Втихую он радовался, что Эйзза благотворно влияет на Хеленку: девочка проявляла чудеса общительности и оптимизма.

Из-за Хеленки он и разговор с мересанцем откладывал. Ну как сказать ему, что бабам и детям на крейсере делать нечего, когда он сам с дочкой? А Иоанн Фердинанд томился в ожидании неминуемой выволочки. Исправно исполнял обязанности, но с тяжелым сердцем – вот как вызовет новый командир на ковер и объявит: в этаком старпоме не нуждаюсь.

К адмиралу Шварцу он привык, как к неизбежному злу. От его взгляда непроизвольно тряслись поджилки, а когда он начинал расписывать свои интимные намерения в отношении мересанца, сердце норовило сжаться в комок и запищать. Но именно адмирал Шварц поднял его из той лужи, куда он с размаху плюхнулся. И Иоанн Фердинанд постепенно пришел к верному выводу: адмирал его ценит и в обиду не даст. По представлению Шварца в Центр ушли бумаги на орден для него. Земной орден, подумать только! За проявленный героизм – еще невероятнее. Шварц выказал ему доверие, назначив своим старшим помощником. И он жалел об уходе Шварца. Неизвестно, как еще с этим новым командиром повернется… Так и приглядывались друг к другу настороженно: он к адмиралу Гржельчику, а Гржельчик – к нему.

Разговор, конечно, состоялся. Он не мог не состояться, потому что вопрос, так или иначе, следовало решить.

– Приведите мне хотя бы две причины, чтобы оставить вас старшим помощником, – потребовал Гржельчик прямо.