Убийство – дело житейское

– Ну, хоть изредка звонят?

– Нет.

– Ну, а коллеги, приятели, поклонники твоей игры?

– Нет, Ириша. За полтора месяца ни единого звонка. А если видят в городе, обходят за квартал. Делают вид, что не знакомы. Будто я – пустое место.

От таких ответов у Ирины Радионовны перехватило горло, и она с трудом прохрипела:

– А как дела у Тани? Она звонит?

– Звонит, но только по воскресеньям. К сожалению, ее плохо слышно. Мне кажется, что у нее голос чересчур вялый. Хотя, возможно, это из-за плохой связи. Несколько раз я пыталась с ней переговорить, звонила сама, но никак не могу застать дома. Если она свяжется с тобой, ты не говори ей, что я безработная и больная. У нее своих забот по горло. Еще успеет со мной намучиться.

Ирина сидела молча, уставившись в пол. Тем временем Лина поставила на стол фрукты и конфеты, а потом принесла чай.

– Не убивайся так, Ириша! Я уже спокойна, смирилась с неизбежным, и ни о чем не мечтаю. Жаль только, что мне не суждено увидеть своих внуков. Ну да ладно… Не многие из моего поколения дожили и до моего возраста. Я среди своих погодков просто долгожительница. Столько погибло…

По лицу Лины беззвучно потекли слезы, и она замолчала. В комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Мне пора собираться, сестренка. Поедем ко мне, еще не поздно, всего десять часов… Посидим втроем, муж уже дома. Я вас покормлю, – предложила Ира.

– Спасибо, родная, не могу. Сил нет. А ты беги, только не забудь, поговори с друзьями о том, что делать с домом. Я бы его на тебя переписала, это, по-моему, сделать попроще. В общем, все разузнай. Я тебе полностью доверяю. И поцелуй за меня супруга. Андрей у тебя мужик, что надо. В его возрасте быть начальником цеха и за все отвечать… Ему, кажется, скоро шестьдесят лет?

– Да, Линочка, осенью у него юбилей. Ты уж дотяни до него, постарайся!

Тяжело вздыхая, Ирина Родионовна села у зеркала в прихожей, чтобы перед дорогой привести себя в порядок. Резкая трель междугороднего телефонного звонка вывела женщин из оцепенения. Хозяйка взяла трубку в гостиной, но через минуту крикнула сестре, чтобы та немедленно подошла к аппарату, расположенному в прихожей.

– Девушка, пожалуйста, повторите еще раз то, что Вы сказали. Я толком не расслышала, – пролепетала насмерть перепуганная Пазевская.

– Вы Эвелина Родионовна, мать Тани Рийден?

– Да, а что случилось?

– Меня зовут Софа, я подруга Тани. Ваша дочь уже неделю находится в психоневрологическом диспансере в отделении моего мужа Миликова Митрофана Алексеевича. Таня от вас скрыла, она очень серьезно больна. Ее активно лечат, и ей требуется усиленное питание. К сожалению, об этом позаботиться некому. Ее муж занят на работе, а свекровь с падчерицей уехали в дом отдыха. Не скажу точно, но говорят, будто у Ефросиньи Павловны был инфаркт, и сейчас она находится на стадии реабилитации. За Таней по моей просьбе присматривала одна нянечка, но сегодня ночью мы с мужем улетаем на курорт, поэтому я и рискнула вам позвонить. Вместо Мити остается его заместитель – Загорина Анна Петровна. Она отличный специалист, чудесный человек, и все что нужно сделает. Но вот приносить еду Тане не кому.

– Спасибо, Софа, что предупредили. Я – Танина тетя. Обещаю, что уже завтра кто-нибудь из нас к ней приедет, – отозвалась Ирина Родионовна. Миликова, попрощалась и повесила трубку.

– Прекращай реветь, Лина. Я пойду домой, все обдумаю и через пару часов с тобой свяжусь!

В полночь Ирина Родионовна позвонила сестре и сообщила, что утром вылетает в столицу, чтобы забрать Таню. В аэропорту ее встретит Марина и поможет все организовать.

– Тебе не удастся привести Таню… Как ты раздобудешь ее паспорт? Квартира ее заперта, Михаила не сыщешь, а без Таниных документов тебе не продадут для нее билет на самолет.

– Ничего, не найду Мишу, так дозвонюсь его отцу, Алкису Степановичу. Он поможет, все-таки полковник милиции. Не волнуйся, привезу к тебе дочь, а ты не кисни, и сама будь наготове. Немного помилуетесь, а потом я вас заберу к себе в больницу. Вас посмотрит главврач, а после решим, что делать. И не паникуй! Насильно тебе никто химиотерапию делать не станет. Обнадеживать не берусь, но у нас в резерве есть один нетрадиционный вариант лечения.

3

Ирина Родионовна привезла Таню на следующий день ближе к вечеру, поэтому решила оставить ее на ночь у матери. Анна Петровна Загорина снабдила молодую женщину всеми необходимыми лекарствами, так что беспокоиться было не о чем. Ира очень устала, но была удовлетворена результатами своей поездки: ей удалось под расписку забрать из клиники племянницу, вырвать из рук Рийденов ее паспорт, после чего благополучно доставить домой. К тому же Ира полдня провела с дочерью, которая встретила ее в аэропорту.

– Нет, слава Богу, Мариночка не похожа на Таню! – рассуждала Ирина, вспоминая события прошедшего дня. – Моя дочь из другого теста! Выгнала своего паршивца – мужа, отсудила квартиру, а теперь завела друга. Он – парень симпатичный, отличный журналист, и к тому же не нищий. Если бы не он, мы бы измотались вконец. А на его машине все провернули за несколько часов. А вот Танечкин Миша, хоть и выглядит интеллигентно, мерзавец, каких мало. Если бы не его отец, в жизни бы паспорт Тани не отдал. Когда приехали к нему домой, даже за порог не пустил! Хорошо, что потом нашли Алкиса…Солидный мужчина, положительный, типичный прибалт. За таким, как за каменной стеной. Повезло этой уродине Ефросинье! Корчит из себя рафинированную дамочку, а на деле – тупая училка с фашистскими замашками. Представляю, как ее ненавидели школьники, у которых она вела математику. А сколько гонора! Вместо Фроськи нарекла себя Евой! Тоже мне, г-жа Браун нашлась! А Алкис вокруг нее скачет, да жужжит: – Евочка, Евочка, дорогая, ты только после санатория, еще не здорова, у тебя мало сил, а нашей невестке нужен уход. Позвони Мише, объясни, что Татьяне будет лучше дома у тети и у матери. Там ей создадут все условия для выздоровления. Нельзя допустить повторения старой истории… Кстати, о какой истории он упоминал? Пожалуй, это был решающий аргумент. Он так подействовал на Фросю, что она сразу же схватилась за телефон. Судя по разговору, Миша очень не хотел отправлять Таню к нам. Только после того, как мать сказала: – Будет гораздо лучше, если на этот раз вся эта канитель закончится не здесь, – тот согласился отдать паспорт жены. Похоже, за спиной у этой семейки уже есть какое-то грязное дело!

Ирина Родионовна переоделась, приняла душ и села в кресло. Андрей Гаврилович накрыл на стол, вытащил бутылку водки и предложил жене отметить успешное завершение операции по похищению племянницы. Ужин прервался телефонным звонком. Ире пришлось, отодвинув недопитую рюмку, взять трубку. Звонил главный врач ее больницы Иван Петрович Сидоренко по чрезвычайно важному для их семьи делу…

А в это время Эвелина Родионовна и Таня – две беззаветно любящие женщины, избегая смотреть друг другу в глаза, обменивались малозначительными фразами. Лина, украдкой поглядывая на дочь, с болью думала:

– Что приключилось с Танечкой? На кого она стала похожа? Какое на нее свалилось несчастье? Еще в феврале она выглядела, как девочка. А сейчас – толстая, старая тетка с лицом олигофрена.

– Что произошло с мамой? – испуганно спрашивала себя Татьяна. – У нее вид такой же, какой был у тети Лары во время болезни…. Неужели, мама следующая? Проклятая наследственность! Жить тошно: кругом только ужас, страдания и смерть.

Часам к одиннадцати ночи жара спала. Таня, расположившись в шезлонге на террасе, молча смотрела на звезды. Эвелина Родионовна, закончив поливать двор, купалась в душе. Вялую тишину дома спугнул резкий звонок в дверь. Таня медленно поднялась и пошла открывать. За порогом она с удивлением обнаружила Ирину Родионовну с мужем.

– Не пугайся, племянница! Мы прогуливались поблизости и не удержались, зашли. Андрей захотел с тобой пообщаться. Ну, а я решила поболтать с сестрой.

Лина вышла из ванны и, увидев гостей, обрадовалась – разговор с дочерью не клеился: обе были переполнены собственной болью, а потому молчали, щадя друг друга. Андрей Гаврилович принялся по мере сил развлекать племянницу, а Ирина, затащив сестру на кухню, приступила прямо к делу.

– Мне звонил Иван Петрович, главврач нашей больницы, он обещал завтра положить к нам Таню в нервное отделение в двухместною палату. Загорина, передавая мне ее под расписку, отменила предписания Миликова. Она назначила совершенно другие препараты. Считает, что Митрофан Алексеевич ошибся, когда ставил ей диагноз. По ее мнению, Таня еще сможет вернуться к нормальной жизни, хотя на это уйдет не мало времени.

– А что с ней произошло?

– Пыталась покончить с собой. Повесилась дома, в гостиной. К счастью, крюк только выглядел, как металлический. На самом деле это была протертая пластмасса! У Танюши, скорее всего, был крупный нервный срыв, но Миша, как я догадываюсь, такое наплел Миликову, что тот решил, будто у нее серьезные отклонения в психике, и поместил в инсулиновую палату…Я полагаю, через какое -то время Танечке у нас будет полегче. Она придет в себя, и все тебе расскажет. Похоже, там грязная семейка, хотя я сомневаюсь, чтобы кому-то удалось с ними разобраться. Теперь насчет тебя. Дело оказалось на редкость пакостным. Кто-то пустил по городу слух, будто ты, когда ездила по тур путевке в Италию, спуталась там с каким-то престарелым черномазым наркоманом из дешевого джаза и подцепила от него иммунодефицит. Об этой заразе здесь слыхом не слышали. Говорят, она хуже проказы. Сидоренко звонил проконсультироваться по этому поводу московским друзьям – коллегам. Они сообщили, что информация об этой мерзости в Союзе промелькнула только в одном популярном журнале. В нем весьма красочно расписали, будто это болезнь проституток и гомосексуалистов. Она имеет летальный исход и ее родина Африка. Одна пикантная подробность: она распространяется исключительно в странах с разложившейся буржуазной моралью – передается только путем неупорядоченных половых контактов. Советские граждане ей не подвластны, от нее их уберегает чистый и праведный образ жизни! Такая вот пропагандистская галиматья… Теперь продолжаю о тебе. Болтают, будто бы Фаргин обнаружил, что заразился от тебя. Но он не посмел в силу своего служебного положения обратиться к врачам, а предпочел поступить так же, как в свое время сделал Александр. Все шушукаются, будто ты ездила в Киев подлечиться. А поскольку родители твоих учеников ужасно боятся за здоровье детей, то написали эту кляузу. Они рассудили, что это единственный способ избавить своих отпрысков от контактов с тобой!

– Ира, дорогая, о чем ты говоришь? Мне тогда было за пятьдесят, мы только похоронили Ларису, и я поехала отдохнуть, так как полгода не отходила от нее! Я была старая, измученная, страшная! Женя с таким трудом пробил мне эту путевку! О каких романах в тот момент можно было говорить?

– Линочка, ты всю жизнь была очень яркой, эффектной дамой! Сама же всегда утверждала, что духовно и физически здоровая женщина должна выглядеть на десять лет моложе своего возраста. И потом, вы с Фаргиным были не расписаны. Ты же знаешь нашу провинцию! Это же азиатская глухомань! Здесь такие отношения осуждаются. В общественном мнении ты для всех была символом свободной женщины, наплевавшей на общепринятые нормы. К тому же никто не говорит, будто у тебя был роман с молодым миллионером из Европы. Тебе приписывают случайную связь со старым наркоманом, неизлечимо больным негром из захудалого ресторанного джаз-банда.

– Ира, что мне делать? Мне даже достойно умереть не дают! Всю мою жизнь изгадили. Да как они смеют болтать, будто я своих мужиков извела, а на старости лет превратилась в заразную шлюху! Так вот почему меня все сторонятся…Ирочка, милая, скажи кому это нужно? Я никому не делала зла, никого не обирала, мужа ни у кого не уводила. Фаргин был вдовец, дочь свою от первого брака обеспечил так, как нам с тобой во сне не приснится. Ученикам я всю душу отдавала – те, кто занимался серьезно, без проблем поступили в столичный Институт Искусств. За всю жизнь я не написала ни одного доноса. Взяток не брала. Скажи, почему ни один человек не сказал, что это клевета? Даже Миля у меня ничего не спросила?

– Слушай меня внимательно. Я потому и пришла на ночь глядя, чтобы заранее с тобой поговорить. Завтра, когда ты привезешь Таню в больницу, тебе предложат обследоваться. Одно твое слово протеста – и ни ты, ни твоя дочь никогда от этой грязи не отмоетесь. Я договорилась с Иваном Петровичем: в одиннадцать утра он собирает консилиум, и тебя на нем осмотрят. Потом сдашь все анализы. Хотя, какие анализы могут доказать, что у тебя не эта пакость? У нас о таких и не слыхали. Скорее всего, тебе придется лечь на полное обследование и сделать биопсию. А, кстати, кому ты рассказывала о поездке в Италию?

– Да всем, Ира! По слайдам, что я привезла, провела две лекции в училище.

– Тебе Лина, надо выжить! Назло всем выжить и докопаться до истины: кто и за что смешал твою жизнь с грязью, и из-за чего наша Танюша полезла в петлю…Я врач, знаю ее с младенчества. Таня не шизофреничка, но она – в Сашу. Она способна на крайность, но только в абсолютно безвыходной ситуации… Скажи, а как у нее с английским? Она ведь до болезни прекрасно знала язык. Сможет ли она дословно перевести не слишком сложный текст? Там не много, всего три странички. Нам этот перевод нужен, как воздух!

– Вряд ли, Ира. Хотя не знаю, спроси у нее сама. Но мне кажется, что после инсулиновой палаты она стала полным инвалидом.

Ирина Родионовна вышла на террасу и застала мужа за рассказом какого-то нелепого анекдота. Казалось, что Таня слушает его с интересом, так как она слабо улыбалась.

– Танюша, послушай меня внимательно. Завтра ты ляжешь ко мне в больницу. Будешь в одной палате с мамой. Она очень больна, ей хуже, чем тебе, и ты должна ей помочь. Мне достали для нее импортное лекарство, аннотация там на английском. Если ты любишь мать, то быстро придешь в такую форму, что переведешь ее.

– Тетя Ира, я ужасно боюсь инсулиновых инъекций! После них валяешься в обмороке… Потом, чтобы не околеть, начинаешь жрать, как голодная свинья.

– Клянусь, Таня, их больше не будет, Загорина отменила. К тому же здесь тебя хорошо знают, ты – абсолютно нормальная. Просто у тебя случилось что-то совершенно из ряда вон выходящее…

– Я постараюсь, тетя, сделать все, чтобы прийти в норму… Мне иногда кажется, что мне легче, когда меня не колют.

– Посмотрим, детка. Пару недель полежишь у моей подруги в нервном отделении, а потом, если тебе станет получше, я заберу тебя к себе в терапию.

На следующее утро Андрей Гаврилович привез Таню и Эвелину Родионовну в больницу, и они поступили в полное распоряжение врачей.