Блог Бабы Яги

– Почти десять. Где-то в середине марта я родился, не знаю точно.

Бальтазар догрыз сухарь и свернулся клубком, а я смотрела на танец снежинок и думала о том, мимо скольких черных котов я проходила на улице, не зная, как же удивительна их жизнь.

Следующим вечером мы стояли перед дверью. Я с волнением подносила прозрачный ключик к замочной скважине – кто его знает, что там, по ту сторону.

– Не трусь, не на Марс летишь, просто другое измерение, – как-то по-доброму муркнул кот, я удивленно покосилась на него, но промолчала.

Я открыла дверь… в поле. Ярко светит солнце, мерзлая, припорошенная снегом земля под ногами, впереди, метрах в двухстах, полоса леса. Пейзаж разбавляет выступающий из лесного массива высокий забор с чередующимися секциями из кирпича и кованых металлических завитушек и большими стальными воротами. Немного напоминает решетку Михайловского сада, только массивней.

Бальтазар сидел у меня на руках, фильтруя носом воздух.

– И что нам делать? – вопрошаю я.

– Надеятьсяу, что встретим у ограды учеников, а не охрану, больше ничего.

– Внутрь совсем нельзя? Секретный объект?

– Да, с учениками нельзяу встречаться. Испокон веков такие правила, не нам решать, а на границе можно встретить выпускников, в силу обстоятельств еще не обредших компаньонов, – к ним применяются значительные поблажки. Нарушение же периметра гостями чревато физической расправой.

– Кем охраняется-то?

Неприятный холодок кусочком льда прокатился вдоль позвоночника. Сказка имеет другую сторону.

– Лешими. – Кот еще раз втянул воздух. – Сейчас их рядом нет, даже ты бы учуяла – смердит от них жутко.

Прекрасно…

Весь масштаб сооружения я оценила, лишь стоя в двух шагах от ограды. Размах Академии – поистине королевский. Это был Версаль. И за оградой царило лето со всеми атрибутами: светило солнце, теплый ветерок касался лица, пели птицы в кронах деревьев и зеленела трава. Я оглянулась назад – зимнее поле и приоткрытая дверь посреди пустоши. Все. Мы буквально стояли на четкой границе времен года.

– Э… Бальтазар, мы во Франции?

– Нет, копияу дворца. Академию перестраивают раз в несколько столетий. Сейчас – это Версаль.

Мы шли вдоль забора в поисках неведомо чего. Моя отвисшая челюсть покоилась на стоячем вороте куртки и ниже упасть не могла. Красиво, ни убавить, ни прибавить…

На одном из участков ограды красовалась черная фигурка кошки в сидячей позе. Эбонитовая, блестящая, изящная от ушек до миниатюрных лапок – само совершенство, творение неизвестного скульптора! Мысль свою развить я не успела – «скульптура» медленно открыла веки, сверкнув самыми зелеными глазами, какие только возможны в этой вселенной.

– Триста Тринадцатая! – радостно заорал Бальтазар, спрыгивая с моих рук. – Как всегда на высоте – так, как ты, никто не умеет маскировать свой запах!

– И тебе привет, – равнодушно ответила «живая статуя», грациозно спрыгивая вниз. – Какими судьбами?

Они о чем-то переговорили на кошачьем, и Бальтазар, буркнув невнятное «яу-скоро-вернусь», исчез на летней стороне, невежливо оставив нас одних.

– Ты, значит, новая Яга?

– Да. А ты, значит, Триста Тринадцатая.

– Будем знакомы, – прищурилась кошка. – Я тебя примерно так и представляла, собирая образ из обрывков слухов, сплетен и нечетких фотографий.

– Я только месяц назад контракт подписала, а обо мне уже все знают? – искренне удивилась я. Слово «сплетни» мне немного не понравилось.

– Сейчас много кого набирают на долгие роли. Каждый участник игры вывешивается на доске информации в Академии. Кощея вместе с тобой взяли, но с ним проблемы.

– Не хочет из животных матрешку собирать? Ну, знаешь: игла в яйце, яйцо в утке, утка… бр-р… в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе…

– И это тоже. Видишь ли, у него по контракту смерть прописана, а он против.

– Серьезно? Удивительно… – ехидничаю я.

Кошка фыркает вполне по-человечески:

– В агентстве напортачили – взяли Кощеем студента юрфака, он нашел лазейку в своем контракте и теперь добивается не смерти от иглы, а отставки со стиранием памяти в случае провала. Все на ушах стоят! Начальство рвет и мечет, привыкли иметь дело с неграмотными работниками, а нынче жизнь другая – людям палец в рот не клади, все права свои знают и судом грозятся.

– Ясно… А кто начальство у нас?

– На самом деле никто толком не знает, но все боятся.

Вот тебе и пища для размышлений: начальства никто не знает, однако система работает исправно.

– Бальтазар немного рассказывал о тебе, Триста Тринадцатая, – сменила я тему. – Говорит, ты потеряшка. Помнишь, как тебя называли хозяева?

– Конечно, помню, мне же не триста лет! Мелисса Бастет мое имя.

Я посмотрела на маленькую изящную кошку, ее гордый профиль напомнил мне о древнем Египте и поклонении котикам. Имя подходит на все сто процентов.

– Красиво! Но как же быть с правилами? Бальтазар сказал, что я должна ему дать имя – такие порядки.

– Моему компаньону, если он найдется, придется нарушить правила. Иначе мы с ним не поладим.

Я оглянулась по сторонам – Бальтазара нигде нет, можно и полюбопытствовать:

– Расскажи мне о моем коте, пожалуйста.

Кошка элегантно потянулась и ответила:

– У твоего Бальтазара самый невыносимый характер среди молодых магических компаньонов. Ох и дрался он из-за этого в Академии, едва не выгнали. Как только мы его не называли, только одно прозвище наш выпуск никогда не забудет…

– Я думала, у вас цифровые идентификаторы. Вот он был 645-в, а ты – 313.

– Для порядка – да, но мы-то друг друга иначе называли.

– И как же вы его звали? – напряглась я, предчувствуя недоброе.

– Исчадие.

Вот свезло так свезло.

Исчадие легок на помине – шустро перебирая лапами на дальнем расстоянии от нас, буквально на бегу что-то промявкал Триста Тринадцатой и исчез в дверном проеме. Мне показалось, будто бежать ему было неудобно. Странно он себя ведет…