Поселение 900

Глава 1. Дорога домой

Это было в 2003 году – далеком теперь, но таком солнечном в моих воспоминаниях. Я ехала домой и воспроизводила в памяти эпизоды из детства, чтобы под властью ностальгии настроиться на принятие родины такой, как она есть. От самой Москвы моими соседями по купе была лишь пара увлеченных друг другом молодоженов. На их белых футболках модно красовались звезды: ее грудь обтягивал чуть насмешливый Брюс Уиллис, а его торс украшало черно-белое фото Мадонны с алыми, манящими губами. В этих футболках они и спали, и ели, и бодрствовали. Всю дорогу меня не оставляло ощущение, что я забежала к ним в общагу и мне пора уходить. Что я и сделала, отправившись в вагон-ресторан и скоротав там минут сорок за чашкой растворимого капучино. Однако моя излишняя тактичность мне быстро надоела: я вернулась в купе, прихватила из сумки пижаму с длинными шортами и направилась в туалет – переодеваться.

Игнорируя приторные щебетания парочки, я подготовилась ко сну и, окончательно плюнув на свою деликатность, завалилась на верхнюю полку с книжкой о Шамбале в предвкушении увлекательного чтения. Но вечер с книгой не срастался. На душе было гадко, и причину этой гадкости отыскать не получалось.

Ну что такого? Ну подумаешь – еду я туда, где родилась и прожила почти десять лет своей мало еще сознательной жизни. Неужели мне должно быть стыдно за то, что я не была там без малого двадцать два года? Или за то, что там по-прежнему живет сестра моей матери, к которой я, собственно, и направляюсь? В этом месте самоанализа, в районе совести, что-то неприятно кольнуло. За все эти годы лично я лишь пару раз отправляла ей новогодние открытки. Родители – не знаю. С тех пор, как родилась моя младшая сестра, я от них съехала, выбрав жизнь независимую от чужих указаний: свободную и полноценную. И вот здесь совесть застонала многократно, дав мне понять, что не так уж я и права.

Но самым угловатым и неприятным было то, что возвращалась я на малую родину не по собственному желанию, а по горькой необходимости. Тётя моя, Голубева Алла Вениаминовна, была тяжело больна и просила приехать именно меня, чтобы уладить какие-то там вопросы с домом. А я даже не представляла, что это за вопросы и как я буду их улаживать.

За окном поезда стремительно вечерело. Чужие поселки и города красивыми огнями проносились мимо и казались при этом загадочными, счастливыми в своей загадке, умиротворенными. Под подушкой дважды тренькнуло, и я сунула туда руку за своей серебристой Нокией. Ну конечно – Эдик, кто же еще?

«Как дорога?» – прилетела банальная и сдержанная смска.

«Пытаюсь читать», – ответила я.

«Если будешь задерживаться – дай знать».

На последнее сообщение отвечать не хотелось. Отношения с так называемым возлюбленным затянулись и уводили все больше в никуда. Прежнее желание совместной жизни затухало так же неудержимо, как вечернее солнце за окном. Четыре года вместе, брак уже не в моде. Он помешан на своем малом бизнесе, я на научной карьере. И то, и другое, в общем-то, – одни разговоры и планы. Денег катастрофически ни на что не хватало. Моя диссертация зависла, его обувной павильон на рынке не выдерживал конкуренции.

Я отложила книгу и выглянула в окно. Свежий вечерний воздух приятно плеснул в лицо, а в памяти промелькнули слова отца: «Черт вас понес в этот дом! Что теперь будет?» И опять это неясное воспоминание: то ли было, то ли нет.

Я тогда училась в школе. Мы, тимуровцы, помогали одной старушке, и как-то раз, после нашего визита, у нее пропали деньги. Кажется, кого-то из мальчишек тогда обвинили. И вот теперь это воспоминание из детства вызвало во мне невероятной силы стыд и страх. Словно это я совершила что-то непоправимое. Не тот мальчишка, которого я уже и не помню, а именно я. Говорят, это испанский стыд, когда тебе стыдно и неловко за другого человека.

С нижних полок донеслись запахи копченой колбасы, смех и возня молодоженов, потом резко потянуло Портвейном. Чья-то рука легла мне на плечо. И мне показалось, что все это уже было. Вот точно так же. В поезде, вечером. Портвейн, колбаса, пара в белых футболках, я оборачиваюсь и… вижу отца. «Вставай, Женя! Все! Конец!» Я спрыгиваю с полки, молодожены смотрят на меня удивленно, весь стол у них завален колбасой. Просто гора колбасы. Я уже задыхаюсь от этого запаха.

– Что случилось? – спрашиваю я у них, пытаясь понять, куда подевался отец.

– Так приехали уже! – недовольно отвечает парень, кивая в сторону окна. Я заглядываю в ночь и вижу там лишь звезды. Повсюду одни звезды. Нет ни дороги, ни домов, ни лесов. Только звезды: и вверху, и внизу.

– Куда приехали? Где мы?

– Так ведь это Шамбала, – отвечает девушка и меня выбрасывает из сна.

Купе залито солнечным светом, в воздухе висит запах перегара. Поезд стоит. Время – семь тринадцать утра. Несколько человек вышли на улицу: кто-то подышать, кто-то за местной едой. Интересно, как давно мы стоим? Под окном моего купе остановился парень в полосатых шортах. В ухе серьга, на груди болтается фотоаппарат. Он резко обернулся, и мы встретились глазами. Я, как партизан, тут же отползла назад и спрыгнула с полки. Где-то я его видела. Ну очень знакомое лицо. А ведь он, кажется, из поезда. И посмотрел как странно – словно сказать что хотел.

Внизу купе напоминало общагу после вечеринки. Огромные ступни молодожена в серых, затоптанных носках не помещались на купейной полке. Черная маска для сна на лице девушки закрывала почему-то не глаза, а нос. Никакой колбасы на столе не было. Даже шкорок. Зато обнаружилась куча яичной скорлупы, открытая банка с сайрой, два огурца и корки серого хлеба. В стаканах из-под чая остатки явно не чайные. И лишь у самого окна, в пакете, я заметила все же то, что осталось от палки колбасы, и поломанный кусками ореховый шоколад. Захотелось есть.

Я вышла в туалет, где под дверью нервничали уже четыре человека, терпеливо дождалась своей очереди, дав уму возможность представить все варианты дальнейшего развития событий: начиная от встречи старых знакомых, заканчивая продажей чужого дома и здоровьем тети Аллы.

Умывшись и переодевшись, я привела себя в порядок, насколько это возможно в дорожных условиях, сходила за кипятком и вспомнила, что у меня осталось печенье и пара плавленых сырков. Присев на самый край полки, где спала девушка, я отхлебнула чаю и развернула сырок.

– Да вы возьмите хлеб! – девушка подняла голову и указала рукой на столик. – Там, в пакете, еще должен быть.

Было неловко за свой спартанский завтрак, но хлеб я взяла.

– Спасибо! В спешке купить забыла.

– А мы вас вчера будили-будили. Думали, вы с нами поужинаете. Но не добудились.

– Я, наверное, устала очень. Не помню, как заснула.

– А почему вы не с мужем едете? Место же одно есть.

Жевать я тут же перестала.

– С каким мужем?

– Вчера проводница заходила, когда вы уже спали. Сказала, муж вас потерял. Вы ведь Евгения?

Что-то не сходилось сейчас в моем мире.

– Я… да. Евгения.

– Рязанова? – Девушка хихикнула. – Я почему запомнила… Фамилия известная.

– А что дословно сказала проводница?

– Рязанова Евгения где? Я сказала, что вы спите. А она возмутилась. Как так спит? Муж с ног сбился. По всему поезду ее ищет. Я ей говорю, что пусть муж приходит. Место его свободно. Где он все это время пропадал?

– И?

– И все. Так ваш муж и не пришел.

Я посмотрела на часы. Восемь двадцать. До моей станции оставалось ехать сорок шесть минут.

Глава 2. Встреча

Я, конечно, давала тете телеграмму, что приеду седьмого июля, но встретит ли меня кто – не знала. Откровенно говоря, я переживала, что не смогу найти нужный адрес. Все, что осталось в моих воспоминаниях об этой местности, – ярко, но эпизодично. Я двинулась к предполагаемому выходу с вокзала, когда меня кто-то настойчиво потянул за ремешок сумки. Решив, что кого-то зацепила, я обернулась.

Насмешливо улыбаясь, на меня смотрела кудрявая блондинка с перламутровыми веками.

– Простите! – вырвалось у меня машинально, но кажется я ошиблась.

– Женя? – девушка как рентгеном, обшарила взглядом мое лицо, пытаясь, видимо, что-то вспомнить. – Рязанова?

– Ну, да… – растерялась я, – Простите, не припомню.

– И не мудрено. Меня отправили встретить тебя. У теть Аллы твоя фотка есть. Пятилетней, правда, давности, но ты не изменилась!

– А-а-а, встретить! – я облегченно выдохнула и рассмеялась. – А я думала, кто-то меня помнит, а я нет.

– Я тебя помню, но так бы не узнала. Я Лариса. Ну… соседка твоя. Лариса Родионова.

– А-а-а… Лариска! Ты младше была. Все за нами ходила следом. Помню!

Кусочек прошлого красочно ожил в моей голове и стало так приятно снова коснуться того беззаботного советского детства. Но что-то в моих словах Ларисе не понравилось. Она сразу посерьезнела, потянула из моих рук объемный пакет с подарками и кивнула в сторону выхода.

– Пойдем. Мы на машине. Сразу тебя домой и забросим.

– Домой…

– Ну, когда-то это же был и твой дом.

За рулем бежевого Москвича действительно был отец Ларисы. Он изменился, конечно. Усы, лысеющая голова с проседью. Но эти его большие, в коричневом ореоле, глаза: голубые, чуть грустные. Они такими и остались.

– Здравствуйте, дядь Вася!

– Женька, тебя не узнать! – ответил вместо здрасьте Василий. – Красавица какая стала.

– Вы вон тоже ничего! – смутившись, ответила я. – Почти не изменились.

– Ну, скажешь… Старею. А где муж-то, Женька?

– Так я вроде не замужем.

– Вот те раз! А Алла сказала, ты с мужем приедешь.

– Какой муж? В поезде муж, здесь муж. Нет у меня никакого мужа.

Перед глазами ярко вспыхнула неприятная ситуация в поезде, которая так и осталась невыясненной. Можно было, конечно, предположить, что проводница что-то напутала, но ведь она четко назвала мое имя и фамилию. Интересно, кто же это меня искал? И почему я не спросила об этом сразу. Надо было подойти к этому человеку. Очень любопытно, почему это кто-то называется моим мужем?

– Вот вы девки современные даете! – сквозь усмешку возмутился Василий. – Ни семьи им не надо, ни детей, одни деньги на уме.

– Пап, ну чё ты пристал? – вставила свои три копейки Лариса. – Я вот тоже не замужем и что?

– У тебя хоть ребенок есть!

– Пап!

– Я к тому, что это… одна в старости не останешься.

– Сын, дочь? – проигнорировав намек на собственную бесполезность, спросила я Ларису.

– Дочка! Верка. Да она большая уже. Пятнадцать скоро стукнет.

– Ты рано родила? – не удержалась я от бестактного вопроса.

– Ой, первая любовь! – Лариса через силу улыбнулась и махнула рукой. – С кем не было?

– А вот не скажи, дочка! У нас с матерью вот первая и единственная.

– Да, конечно… – Лариса рассмеялась. – Рассказывай это ей.

Глава 3. Тёть Алла

Вид малой родины меня весьма разочаровал. Не скажу, что стало хуже. Скорее, лучше. Но помнилось мне совсем не это. Я оказалась в какой-то малознакомой местности. Спиленные деревья, заросшие тротуары. Зато много ларьков, павильонов и пива. И чему я удивляюсь? Так сейчас везде.

Когда подъезжали к поселку, нас обогнал черный пыльный Понтиак. Машина явно дорогая для этих мест. «Кто же это на такой роскоши?» – подумала я и словно поняв мое любопытство, дядь Вася прибавил скорости.

Какого же было мое удивление, когда за рулем иномарки я увидела того самого молодого человека с серьгой в ухе, который ехал со мной в одном поезде.

– И он здесь?! – удивилась я вслух, но тут же осеклась и обернулась на Ларису.

– Ворон? А ты что – знаешь его?

Голос Ларисы показался мне тревожным.

– Ворон?

– Воронцов. За поселком, на холме живет. Дом у него большой, до неба отгороженный и прожектора по периметру.

– Нет, я его не знаю. Просто в поезде вместе ехали.

– Юрец у нас не женат, кстати, – неожиданно сообщил Василий, подмигнув мне в зеркальце заднего вида.

– Ларис, чё теряешься? – сурово заявила я, устав от темы моего не замужества. – Не женат парень.

– Да он странный!

– Чем же?

– Да бирюк какой-то. Я его, если честно, побаиваюсь.

– С ума сошла? – Василий удивленно обернулся на дочку и усмехнулся. – Впервые от тебя это слышу. Чем это он такой страшный?

– Не хороший взгляд у него. Да и… жены нет. В таком-то возрасте. Ни жены, ни детей.

– Ну может и есть где. Мало ли…

– Так он не местный? – почувствовав интригу, спросила я.

– Лет восемь он здесь живет, – ответила Лариса и выглянула в окно. – Вон, смотри, тёть Алла уже тебя встречает. Нарядилась…

Я, конечно, отметила красное платье тети в мелкий белый горошек, но удивило меня не оно. Глазам моим предстала женщина практически не изменившаяся за эти годы. Плотного телосложения, яркая черноглазая брюнетка, с короткой модной стрижкой, в золоте, с красными ногтями на красивых смуглых руках, круглолицая и улыбчивая.

– А она точно больна? – успела я спросить, когда машина остановилась у двора.

– Поверь мне, неизлечимо, – грустно ответила Лариса. – Просто виду не подает.

– Да уж! Я такой ее и помню!

Пока дядь Вася вытаскивал из багажника все мои сумки, я, с чувством полной неловкости, но очень стараясь быть естественной, подошла к теть Алле. Однако та меня тут же переиграла, приняв в свои распростертые объятья.

– Женька! – Тетка обняла меня крепко, с интересом изучив лицо и фигуру. – Красивая, взрослая! Была такая худенькая, вечно взъерошенная! Как же давно я хотела тебя увидеть!

– Вы вообще не изменились! Даже духи как будто те же.

– Да нет… Таких тогда не было. Тебе просто кажется. Ну, давай, пойдем в дом. Тебе с дороги-то отдохнуть полагается.

– Теть Ал! – крикнула Лариса. – Ну мы вечером придем.

– Да-да, всех жду! Женечка отдохнет, и милости просим в гости! Ты же не против? – обратилась она ко мне, когда мы вошли в дом.

– Не против чего?

– Вечером придут гости. Все, кто помнит тебя, кто хочет тебя увидеть.

– Да на здоровье. Я все равно мало кого помню. А чем это у тебя пахнет?

Я изумленно оглядела большой, с множеством путанных комнат, как мне помнится, дом. Часы-громыхалы: большие, напольные, жутко шипящие перед боем. Раздражали ужасно. Никогда не понимала, зачем они нужны. Все те же повсюду ковры, книги, старый сервант и древний черный буфет. По спине пробежали мурашки. Мысль о ночи в этом доме обдала меня чужим противным холодом.

– А чем пахнет? Вроде ни чем таким. У меня всегда чисто. Ты же знаешь. Я грязь не люблю. Может… лекарствами?

Я посмотрела на тетю с тревогой. Она тут же отвела глаза. Наверное, не хотела об этом говорить. И я соврала, что да – пахнет лекарствами. Хотя, на самом деле, никаких лекарств я не почувствовала. Но идентифицировать этот запах не смогла. Что-то специфическое, химическое, горьковатое.

– Ну, в общем-то, я все помню, – схватив теть Аллу за руку, сменила я тему и повела ее по устланному ковровыми дорожками коридору. – Сейчас будет комната с драгоценным сундуком, а справа моя!

К моему собственному изумлению, все так и было: сундук, инкрустированный золотыми пластинами, да разноцветными каменьями, а рядом белая дверь. Вот только кровать за дверью оказалась одна. А мне почему-то помнилось две. Однако на месте вымышленной второй кровати стоял письменный стол с зеленой лампой.

– Вот твоя комната. С окном на юго-запад и красным по вечерам небом. Тебе это нравилось. Помнишь?

Я отрицательно покачала головой.

– Я помню, что здесь была вторая кровать.

– Не была. Никогда не была. С чего ты это взяла? Это у твоей подружки Маши такая комната была. Очень похожа на эту. Только с двумя кроватями. На одной она спала, на второй ее сестра Люда. Забыла?

– Я и Машу не помню. Я дружила с Машей?

– Дружила! И сегодня вечером она должна у нас быть. Может, увидишь – вспомнишь. Ну, ладно. Ты располагайся, а я пока на стол накрою. У меня теперь ванная комната есть. На веранде дверь лаковая. Вот. Ну, или душ летний. В саду есть летний душ. Как тебе удобней.

– Тёть Ал! – остановила я ее. – Присядь. – Мы вместе присели на край кровати, и я взяла тётю за руку. – Давай начистоту. Я люблю во всем ясность. Зачем ты меня вызвала?

– Женечка, я же писала. Я неизлечимо больна. Меня может не стать в любую секунду. Так коварна моя болезнь. Должен кто-то быть рядом. К тому же это твой дом. Я оформила его на тебя. Тебе лишь несколько бумаг надо подписать, и все.

– Мне не нужен этот дом.

– Ну почему? Что за протест?

– У меня о нем плохие воспоминания.

– Да брось, Женя. Ну, это просто детские страхи.

– А разве я что-то сказала о страхах?

– Ты жуткая трусиха была в детстве. Ночи боялась, темных углов, шорохов.

– Ладно, тёть Ал! Я поняла. Что от меня конкретно требуется?

И тут взгляд тёти показался мне злым. Вроде и не она это. И такая странная мысль посетила меня вдруг. Что это, конечно же, не она. С чего я это взяла? Разве так выглядела моя родная тётя? А как тогда?

– Поживи со мной две недели. Что надо делать, я скажу. А потом, если что – за мной Лариска присмотрит. По рукам?

И тут эта прежняя мысль улетела, словно и не было ее. Как дежавю. И что за ерунду я придумала? Не моя тетя… Ну, конечно же, моя. Я это лицо с детства помню.

– Нет, я не против. Но говорю сразу: только потому, что дорожу тобой и люблю. Но дом этот мне не нужен.

– Я поняла, Женя! Не нужен, значит не нужен. – Она накрыла мою руку своей горячей ладонью и так посмотрела в глаза, что мне все стало понятно. И дом этот показался вдруг не просто нужным, а необходимым. И как я жила без него все эти годы? Ведь каждый день во сне видела, скучала, но сама от себя скрывала эти мысли. – Давай, располагайся. У нас с тобой еще много времени: успеем всё обсудить.

Она ушла. Я сидела на своей кровати и пыталась понять, хочу ли я здесь остаться? Не так, чтобы… Но ей нужна моя помощь. Тогда какого черта я хандрю? Ведь ругала себя всегда за то, что оборвалась связь с ней, с родиной, со старыми друзьями. Ну теперь-то я здесь. И все можно исправить.

В черно-лаковом старом шкафу, который прежде я здесь не помню, что-то мягко упало, и дверца медленно и плавно, с тонким скрипом, открылась. В груди у меня все сжалось. Опять! Опять все повторяется. Это уже было когда-то. Но увидев в нутре этого великана лишь пустые вешалки и два старых деревянных чемодана, я решительно встала и гневно его захлопнула.

Глава 4. Странный дом

Вечером к нашему дому потянулась вереница

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.