Йарахонг. Город тысячи храмов

Эрна выдохнула и открыла глаза. Бесполезно.

Из проулка напротив появился неровный, закутанный в балахон, силуэт. Эрна облизнула губы, вытерла вспотевшие ладони об одежду и натянула перчатки. Осторожно вынула сверток, развернула. Кинжал блеснул хрустальными гранями, будто усмехнулся, и надёжно лег в ладонь. Девушка опустила руку, скрыв кисть в складках одежды, чтобы не выдать себя блеском. Старуха подошла к двери и подняла лицо. Синеватый свет из окошка над дверью выделил резкие костлявые черты: острый, с горбинкой, нос, тёмные глазницы. Вот, сейчас. Прости, жрица, по-другому никак. Эрна коротко взмахнула рукой. Клинок будто сам вылетел из её ладони, мелькнул в воздухе и глубоко, по рукоять, вошел в глазницу. Старуха пошатнулась, сделала еще шаг и ничком рухнула на крыльцо.

Воздух возле храма Искажений дрогнул и пошел невидимой волной. Башня сделалась неровной и зыбкой, как комната, если на нее смотреть сквозь стакан с водой. Тело старухи вытянулось, перекрутилось, из-под балахона выхлестнулись змеиные хвосты. Миг – и всё закончилось. Труп снова лежал ровно, как за секунду до этого, и выглядел совершенно человеческим. Живот Эрны судорожно сжался. Ноги ослабели, и она скорчилась за ограждением балкончика, зажав ладонью рот.

Внизу послышались шаги. Это подошёл истинник и нашел тело. Надо было бы проследить за ним и узнать, что он станет делать, но Эрна была не в силах смотреть. Желудок крутило спазмами, из глаз текли слезы. Как она, всегда старавшаяся быть сильной, всегда бывшая сильной, могла так ослабеть? Да, она сделала необходимое, но почему не чувствовала радости от успеха? Слишком чудовищно легко оказалось отнять чужую жизнь. Секунды тянулись бесконечно, вдох за вдохом.

Вдалеке сильно бухнуло, и второй раз, в стороне. Брум и Канефа выполнили свое задание. Эрна усилием воли выпрямилась. Пора возвращаться.

Под балконом было пусто. Жрец истины ушел. Когда именно, Эрна не заметила, да это было и не важно. Она брела по улице, стараясь держаться ровно, и считала вдохи, как ее учили. На четыре счета вдох, задержать в груди, на четыре – выдох. Снова на четыре вдох…

Скоро ей полегчало. Эрна загнала мысли и сомнения вглубь головы. Она обдумает их, когда станет готова. Сейчас – не время. Она добавила свой кусочек к общей мозаике, остальное не важно.

Когда Эрна потянула ручку двери родного храма, она была почти в порядке. Спина прямая, шаг твердый, в глазах ни тени растерянности. Лландер сунулся было наперерез, но замер, передумав. Онгхус Ар задержал взгляд на Эрнином лице и довольно улыбнулся.

– Я полагаю, ты добилась успеха.

Эрна кивнула.

Канефа, невысокая хрупкая женщина, и крепкий плечистый Брум тоже были здесь. Они успели вернуться раньше нее.

– Что ж, все в сборе. Славно, славно, – Онгхус Ар обвел пророков взглядом и широким жестом повел рукой, – мы славно поработали. Отвлекли всех, кого можно. Пусть те, кто улыбаются соседям в лицо, а за спиной строят друг другу козни, занимаются своими проблемами, грызутся меж собой. Пусть вся их гниль выйдет наружу! Тем временем мы, возлюбленные дети Ахиррата, выполним предначертанное. Этим городом должен править тот, кто ведает наперёд: что хорошо, что плохо, к чему приведёт каждый шаг. Мы – знаем. Мы можем. Храм Ахиррата достоин занять место хранителя города. Мы достойны. Он осенит щедрой дланью благословенный Йарахонг, и все поймут, как глупа была игра в выбор хранителей, сколько вреда она успела причинить городу за эти годы. Тогда они восславят нас. О, восславят!

Онгхус Ар расправил плечи и свёл кустистые брови. Взгляд обратился внутрь. Эрна знала: он обратился к всевидящему Ахиррату, чтобы ещё раз посмотреть, как изменились вероятности. Все затихли, чтобы ненароком не помешать. Наконец глаза главы сверкнули божественным огнём. Онгхус Ар растерянно моргнул, как будто он на миг забыл, где находится, поднес руку к виску, и тут же его взгляд снова стал уверенным и жёстким.

– Всё в порядке. Сейчас самое лучшее время. Оно смотрит на нас из небытия, с той стороны. Вперёд!

Последователи бога-пророка высыпали наружу. Эрна была в первых рядах.

Глава 6. Помутнение

Башня Искажений безмолвствовала. Оцепенела, застыла в неподвижности. Даже ветер притих, и звуки города доносились глухо, как через плотное покрывало. Вскоре воздух всколыхнулся взмахами птичьих крыльев. Большая пестрая сова описала круг над крышами и спикировала к лежащему на крыльце телу. Когти сжались на рукояти хрустального клинка, с легкостью выдернули его из глазницы и одним движением подняли ввысь. Внезапно сова вскрикнула, как от боли, и выронила кинжал. Он полетел, кувыркаясь и искрясь, плашмя отскочил от крыши, рассек крону оливы, вскользь задел ветку и звякнул о мостовую. Сова покружила, примеряясь, и пошла на второй заход.

Её спугнули люди.

* * *

Проклятый племянник Юржин как сквозь землю провалился. Мало было проблем – теперь попробуй отыщи сумасбродного мальчишку в большом городе! Да ещё и неспокойном. Линкей выругался. Не вслух, разумеется. Ещё не хватало терять лицо, прилюдно демонстрируя эмоции.

Линкей вместе с невозмутимым громилой Арамом уже добрый час топал по тёмным улицам Йарахонга, так непохожим на нарядные дневные. Где-то слышались вскрики и звуки борьбы, вдалеке что-то горело.

Один раз наперерез им из проулка вывалилась разгоряченная толпа. У кого-то в руках был крепкий посох, другие сжимали кулаки с окровавленными костяшками. Верный слуга и телохранитель Арам выступил вперёд хозяина, закрыв его собой. Толпа помедлила, сбившись с шага, а затем обогнула его, как ручей обтекает замшелый валун, и втянулась в проход между двумя храмами.

Линкей молча смотрел им в спины. Пальцы, крепко сжавшиеся на рукояти кинжала, расслабились, и Линкей отчетливо пожалел, что сабля осталась в комнате на постоялом дворе. Да и кто мог подумать, что она понадобится ему не в диких землях, а на улицах благословенного Йарахонга, осененного благодатью тысячи богов! Города, казавшегося мирным и незыблемым последние восемьдесят лет.

Наконец ему пришлось признать: просто так бродить по улицам в поисках Юржина бессмысленно. Надо просить о помощи. Но кого? Бог торговли Оммала, которого почитал Линкей и его семья, здесь вряд ли выручит. Может, обратиться к жрецам ветра Инаша, хранителя города? Или к Уне, богине удачи? Или к Ахиррату, отцу провидцев? Линкей перебирал в памяти имена и расположение храмов. В последний раз он бывал в Йарахонге больше десяти лет назад, но все еще помнил расположение многих. Ему никогда не приходилось жаловаться на память. Кажется, храмы Уны и Ахиррата находились поблизости друг от друга, почти в центре города. Линкей огляделся, высматривая в темных стенах и окнах хоть какой-нибудь ориентир. Затем кивнул своим мыслям и решительно двинулся вперед. Верный Арам держался в полушаге сзади.

Они проходили под кроной раскидистой оливы, когда на земле, около ее ствола, что-то сверкнуло. Линкей наклонился к дереву. У самых корней лежал короткий, с женскую ладонь, клинок, сделанный из стекла или хрусталя. Поверхность из множества острых граней так ловила и преломляла случайно попавший на него лучик света, что клинок будто светился изнутри.

– Занятная вещица, – пробормотал Линкей себе под нос, – любопытно, кто её мог здесь обронить.

Он осторожно поднял клинок кончиками пальцев. Оружием он явно быть не мог – стекло слишком хрупкий материал. Какой-то символ, талисман? Дорогая безделушка? Кто-то, верно, потерял её, а теперь ищет по всему городу, как Линкей непутевого племянника. Ему вдруг стало тоскливо. Захотелось всё бросить и отнести безделушку в храм. В какой? Станет ясно по дороге. Он был уверен, что не спутает его ни с одним другим.

– Арам, план меняется, – хрипло проговорил Линкей, – идем туда.

– Но как же Юржин? – возразил Арам и осёкся, внимательно глядя хозяину в лицо. – Можно мне тоже посмотреть на это?

Линкей нехотя протянул ему ладонь с клинком и почти тут же отдернул, но сильная рука уже вырвала вещицу из пальцев.

– Это дурная штука, господин. Её надо оставить здесь.

Линкей потряс головой. Рассудок прояснялся. Как он вообще мог помыслить о том, чтобы оставить поиски?

– Арам, брось это. Сейчас же!

Громила тряхнул рукой, будто так и хотел поступить, но кинжал остался в кулаке. Лицо Арама переменилось, глаза остекленели. Он пошатнулся и прижал клинок к груди.

– Он хочет домой. Он так хочет домой. Я отнесу его и вернусь. Я быстро.

– Сейчас же брось эту пакость! Его нельзя держать в руках!

Линкей бросился к нему, чтобы выдрать злосчастную стекляшку. Арам отшатнулся и с коротким замахом ударил хозяина в лицо. Тот упал.

– Домой. Он так хочет домой.

Глаза Арама заволокло слезой, он развернулся и быстро зашагал прочь.

* * *

Ветер рвал дым в клочья и сносил в сторону, но клубы упрямо валили вверх, перекрывая звезды. Игнасий бежал домой. Знакомыми улицами, быстрее, быстрее.

Он ждал дурного, но действительность оказалась хуже. Он думал, что готов к чему угодно, но всё равно на миг остолбенел, сердце пропустило удар. Как Всебесцветный Яэ… как боги допустили такое в благословенном Йарахонге! Как будто спустя восемьдесят лет мира и спокойствия ожили страшные истории про Последнюю войну, которые Игнасий, обмирая от ужаса, в детстве читал в книгах. Разрушения потрясали.

Взрыв вырвал из здания кусок. Стена над разломом треснула и накренилась, готовясь вот-вот упасть. Обнажившиеся брусья перекрытия тошнотворно походили на рёбра в развороченной грудине. Внутри болезненным сердцем алело пламя. Кто-то выл, протяжно, монотонно, на одной ноте. Рассудок бесстрастно отмечал на мостовой обломки стены, брызги стеклянных осколков. Значит, взрыв произошёл внутри. Это означало, что…

Из ступора Игнасия вырвал крик.

– Эй! Не стой столбом! Мне одной его не вытащить. Дальняя лестница держится, беги там.

Из верхнего окна, чуть правее разлома, по пояс высунулась Утара. Над ее измазанным копотью лицом светилось облако спутанных волос.

– Да скорее же!

Игнасий стряхнул оцепенение и метнулся мимо разрушенной стены через задний двор к узкой кухонной лестнице. Дверь, ведущую к ней, оставили полуоткрытой. Внутри было непроглядно темно и дымно. Пахло гарью, обожженной древесиной и еще чем-то удушливо вонючим. Он как мог прикрыл нос и рот рукавом и побежал вверх по ступеням. Споткнулся, чуть не упал, больно ударился локтем, и так, с разбегу, ворвался в рабочий кабинет отца Далассина.

Здесь было чуть светлей. Паркет под ногами стонал и прогибался. У наружной стены, ближе к окнам, в полу зияла дыра, сквозь нее струйкой сочился дым. Нескончаемый вой вворачивался в уши. Далассин полулежал в глубоком кресле, бессильно свесив голову на грудь. Утара склонилась над ним, пытаясь растормошить, заставить двигаться.

– Никак не приходит в себя. Придется нести. Ты бери подмышками, я за колени.