Преступные камни

Перед входом в филармонию уже толпились странно выглядевшие для раннего утра счастливцы: женщины в длинных шубах, мужчины в распахнутых кашемировых пальто, под которыми чернели парадные костюмы.

Вдруг откуда-то сбоку вынырнул мужик, загримированный под Моцарта: так одеваются все венские театральные жучки, будто великий композитор был еще и главой билетных спекулянтов. Он затараторил:

– Русский, русский? Билет нада?

Жанна с негодованием отвернулась: ее оскорбило, как быстро в ней признали россиянку.

А любопытная Машка спросила:

– Сколько?

– Девять тысяч евро! Партер! – наклонился к ее уху «Моцарт».

– За столько я сама тебе билет продам! – рассмеялась подруга.

Мы уже подошли ко входу, перед которым толпилась небольшая очередь. Вдруг я оглянулась, словно почувствовав чей-то взгляд. И увидела странное.

Рядом с хитрованистым «Моцартом» стоял наш сосед по отелю, тот самый, что на меня смотрел. Они о чем-то потолковали: очевидно, торговались. И двинулись в сторонку. При этом сосед раза два оглянулся и тревожно посмотрел прямо на нашу компашку.

Нет, я, конечно, никогда не страдала от заниженной самооценки. Но тут пришлось признать: вряд ли влюбленный кавалер заплатит девять тысяч евро за счастье посидеть со мной в одном концертном зале.

– Гена! – окликнула я нашего охранника. – Посмотри. Вон наш сосед по отелю билет покупает. Которого мы у магазина видели. Интересно зачем.

Гена оглянулся, но парень с «Моцартом» уже скрылись в районе касс.

– Мало ли… – пожал плечами телохранитель. – Может, музыку любит.

В любовь одинокого мужчины к полькам и вальсам за такое бабло я верила слабо. Вдруг не так уж не прав был Архип?

– Ты же пойдешь с нами? – обеспокоенно спросила я у Гены.

– Еще чего! – фыркнула Жанна. – Чтобы меня с ним сфоткали или показали по телеку, а подруги решили, что он и есть мой жених?! Подождет у входа. Надеюсь, тут в филармониях не воруют?

Ответить я не успела: мы уже подошли к служителю, проверяющему билеты. Гена только сказал Жанне:

– Вы же помните, что Михаил Дмитриевич велел мне после концерта вас забрать? Дождитесь, я поднимусь к вам в ложу.

– Ладно! – отмахнулась Жанна.

А Гена, сделав шаг назад, наклонился к Машке:

– Вас, девочки, тоже могу поохранять.

– По принципу: кто что охраняет, тот то и имеет? – грубовато пошутила Машка.

И мы шагнули внутрь.

Что вам сказать? Никогда еще я не видела такого количества жемчуга, обмотанного вокруг дамских шей. Такого бриллиантового блеска ожерелий, кулонов, сережек на солидных матронах в дорогущих нарядах. Такого количества перстней и каких-то золотых значков на пиджаках и фраках мужчин. Это был парад роскоши и богатства. Лично я в своем платье от Макс Мары с тоненькой цепочкой на груди почувствовала себя Золушкой, к которой перед балом не приехала фея. Но когда в очереди в гардероб – о, какие шиншиловые накидки сдавали туда дамы! – попыталась сказать об этом Машке, та только хмыкнула:

– Лучше представляй себя женой Абрамовича. Самые богатые могут себе позволить ходить в чем вздумается!

Утешало одно: на нас с Машкой никто не смотрел. Зато высоченная Жанна, похожая на Сиси, вызывала восхищенные взгляды пожилых миллионеров и убийственные – их жен.

– Встретимся в ложе! – буркнула нам красотка. И царственно взошла по лестнице, украшенной цветами.

Золотой зал филармонии потряс меня тем, что был раза в три меньше, чем я ожидала. По телевизору он казался огромным. А в жизни напоминал чудной красоты золотую шкатулку, украшенную цветами.

Наша ложа располагалась почти прямо у сцены. Здесь уже сидели две разряженные пожилые пары: китайцы и англичане. Но три кресла в первом ряду были свободны. И я в своем Золушкином платье прямо кожей почувствовала раздражение дам, так несправедливо оказавшихся за нашими спинами.

Жанна пришла перед самым началом. Очевидно, вертелась в фойе перед телекамерами.

Дальше началась чистая радость. Дирижер взмахнул палочкой – и чудесная золотая шкатулка ожила. Светлые мелодии праздничным потоком хлынули в зал, так что мы сразу унеслись куда-то на волнах «Прекрасного голубого Дуная», погрузились в «Сказки Венского леса»…

Впрочем, что описывать – вы наверняка хоть краем глаза, да видели новогоднюю трансляцию этого концерта.

Самое интересное и самое ужасное началось позже.

Никогда! Никогда в жизни я бы не подумала, что увижу такое…

Элитная публика только закончила восторженно аплодировать под традиционный «Марш Радецкого». Оркестр окончательно откланялся. Но зрители не уходили. Более того. Они из центра партера почему-то резво двинулись к боковым ложам, балконам, самой сцене. И вдруг – начали выдирать из украшающих зал букетов цветы!

Я остолбенела. В этот момент снизу к нашей ложе подбежали сразу двое мужчин в черных фраках. И, подскакивая, стали выдирать розы прямо у нас из-под носа.

Сидевшие сзади китайцы и англичане тоже поднялись, протиснулись вперед и принялись азартно выхватывать цветы с нашей стороны, пока не надергали себе приличные букеты. После чего, кивнув нам, откланялись.

– Нет, я конечно, читала, что здесь принято брать несколько цветочков на память о концерте. Но что это выглядит так… Пойдем скорее к сцене, я должна это заснять! – скомандовала мне Машка. И обернулась к Жанне:

– Ты с нами?

– Я тут посижу, – поджала губы красотка. Она привыкла, чтобы букеты ей дарили в готовом виде.

Мы спустились в партер, где к этому времени разгоралась настоящая битва. Дамы в бриллиантах ценой с добрый особняк решительно выхватывали друг у друга лилии по 2 евро за штуку, перед корзинами на сцене началась давка, как при раздаче бесплатных подарков в супермаркете. Чем меньше оставалось цветов, тем активнее действовали мужчины-добытчики. Один молодой смельчак даже стал карабкаться по увитому розами органу. Второй седовласый кавалер что есть силы тянул неподдающийся гладиолус из чудом уцелевшей композиции. Наконец дернул изо всей силы и… с изумлением уставился на черные клубни: цветок, оказывается, рос в горшке.

Через 15 минут все было кончено. Зал напоминал дом после ограбления.

«Господи! – подумала я. – Почему слово «даром» обладает таким поражающим действием даже на самых богатых? Или они потому и стали богатыми, что у них особенно развит хватательный инстинкт?»

Зато Машка была счастлива.

– Вот это видео! – торжествовала она. – Битва миллионеров за бесплатные цветы! Пожалуй, я с ним на ютьюбе на весь мир прославлюсь!

Подруга ошиблась дишь в одном. На весь мир она прославилась совсем по другому поводу.

Мы огляделись. Зал быстро пустел. Жанна так и сидела в ложе и, похоже, даже задремала, уткнувшись в бархатные перила.

– Наверное, вчера перебрала шампанского! – хмыкнула Машка. – Пойдем разбудим! Куда, интересно, подевался Гена?

– Жанна! – позвала она, когда мы зашли в ложу. – Просыпайся! Пора домой.

Жанна не шевельнулась. Я посмотрела на нее внимательней, и противный холодок сковал мне живот – верный признак надвигающегося трындеца.

В волосах Жанны не было алмазной звезды.

Я бросилась к красотке, рывком повернула ее к себе. Глаза Жанны были закрыты. Пульс не прощупывался.

В этот момент в ложу заскочил Геннадий – красный и запыхавшийся.

– Еле нашел! – начал бубнить он с порога. – Сказали: ложа двенадцать левая! А оказалось – ложа вторая пра…

Он осекся, наконец оценив увиденное. Скакнул к нам, отшвырнул мою руку, профессионально схватил Жанну за шею в поисках пульса. Выкатил глаза и заорал:

– Что?! Что случилось?

– Маша, быстро! Ищи дежурных, тут должен быть врач. Хотя… Вызывай полицию. Жанна мертва, звезду украли… – не отвечая, скомандовала я.

– Может, массаж сердца? Дыхание рот в рот? – с надеждой спросил Геннадий.

Я покачала головой. Поздно. А Машка уже свесилась прямо с ложи, увидев в партере человека в униформе:

– Скорей! Тут женщину убили! Врача! И вызовите сюда полицейских! – закричала она по-английски.

Несколько замешкавшихся зрителей замерли на месте. А потом стали подтягиваться к нашему балкону – на дополнительное бесплатное представление.

Я в это время пыталась понять, что произошло. Никаких следов на теле красавицы не было. Инсульт? Тромбоэмболия? Но куда тогда делась заколка?

– Может, ее проткнули заточкой, как Сиси? Посмотри под платьем, – в ужасе прошептала Машка, отвернувшись к стене. Она не выносила вида мертвых тел.

Но Жанну убили не заточкой. На ее плече я увидела маленькую каплю крови на месте укола.

Это хоть что-то объясняло. Скорее всего, кто-то подошел сзади и ввел ей сильный нервно-паралитический яд. Он подействовал мгновенно.

– Нет, ну как так-то… – растерянно причитал Геннадий, вдруг разом потеряв весь свой победный напор. – Ведь совсем немного опоздал… Что я Михал Дмитричу скажу…

Тут к нам наконец заскочили молодой врач с чемоданчиком и солидный мужчина, очевидно, из администрации филармонии. Следом за ними ввалились двое рослых мускулистых полицейских, дежуривших в фойе. А следом в ложу просочилось несколько возбужденных ребят с телекамерами на плечах. Сегодня их поцеловал в макушку бог журналистской удачи: даже я понимала, что убийство на знаменитом новогоднем концерте войдет в мировой топ новостей.

Полицейские попытались прогнать операторов, но парни упорно высовывали камеры из-за их спин.

– Мы спустились в партер, а когда вернулись, нашли нашу знакомую мертвой. – Обычно бойкая, Машка говорила на английском так медленно, будто не могла подобрать слов. Хотя язык знала блестяще. Просто она сама не могла поверить: вот всего несколько минут назад мы болтали с Жанной, а теперь…

– Еще у нее украли алмазную звезду…

– Какую звезду? – сурово переспросил полицейский, совсем молоденький высокий блондин с холодными голубыми глазами.

– Заколку для волос, как у Сиси. Жанна и ее муж были уверены, что это настоящая звезда вашей императрицы. Говорят, за ней охотился какой-то коллекционер.

Сказать, что слова Машки произвели эффект бомбы, – значит недооценить масштаб беды.

Полицейские уставились на нас в остолбенении. А журналисты начали кричать из-за спины:

– Кто она? Откуда взяла звезду Сиси? Вы видели, кто ее убил?

Сколько раз в ближайшие часы нам еще предстоит отвечать на эти вопросы…

Машка все же сказала на телекамеры несколько слов – из чувства журналистского братства. Вспомнила, как сама так же выкрикивала вопросы из-за чьих-то спин.

А я смотрела на все в каком-то тумане. Будто сознание, обидевшись, отделилось от тела и поглядывало на происходящее со стороны. Вот местный врач рядом с телом Жанны разводит руками: ничего сделать нельзя. Вот в ложу входят еще двое полицейских, постарше – очевидно, из местного убойного отдела. Отдают распоряжения – и зеваки, толпящиеся в партере, послушно идут к выходу. Нас выводят из ложи, у дверей тут же встает охрана: это теперь место преступления.

– Да, блин, приобщились к прекрасному! – зло шепнула мне Машка уже в полицейской машине.

Я вздохнула. Кто ж знал, что сказки Венского леса окажутся ужастиком.

Остаток первого новогоднего дня мы провели в полицейском участке. В какой-то момент расспросов, уже больше похожих на допрос, мне даже захотелось вызвать адвоката. Хорошо, что поднаторевшая в расследованиях Машка сразу же предложила полицейским нас обыскать – во избежание ненужных подозрений.

На месте полицейских я бы и сама отнеслась к нашей истории с недоверием: случайные соседи по отелю подарили незнакомым девицам билеты на концерт за несколько тысяч евро. Рассказали, какое дорогое украшение наденет их спутница. А потом эти девицы обнаруживают свою соседку убитой…

Мой сбивчивый рассказ про незнакомца из отеля, все время попадавшегося на нашем пути, ситуацию только усугубил. Краснолицый здоровяк следователь просканировал меня жестким взглядом и угрюмо спросил: «Что именно в поведении мужчины показалось вам подозрительным?»

Увы, вменить странному типу мне было нечего.

Оставалось надеяться, что остальные участники событий: Геннадий, Инна Львовна, несчастный Михаил и Архип – хотя бы подтвердят наш рассказ.

Когда мы с Машкой наконец встретились в коридоре: допрашивали нас по отдельности, – то бросились друг другу в объятия.

– Я уже думала, на меня прямо сейчас наденут наручники! – пожаловалась я.

– Подожди, может, все еще впереди! – заметила подруга: нас обеих полицейские попросили не покидать страну в течение ближайших трех дней.

На улице уже стемнело: в Вене солнце зимой скрывается даже раньше, чем в Москве. Украшенный гирляндами Ринг – аналог московского Бульварного кольца – был почти пуст. Даже погода испортилась: дул противный ветерок, прохватывающий сквознячком до костей, так что редкие туристы передвигались по улице бодрой трусцой, а возница фиакра зябко ежился, напрасно выглядывая седоков.

– Хочу напиться и забыться! – пробурчала Машка, когда мы подходили к отелю.

Но забыться не удалось. Когда мы зашли внутрь, служащие на рецепции и несколько постояльцев уставились на нас так, будто мы по дороге превратились в Ганнибала Лектора. Даже бой, тащивший тяжеленную тележку с чемоданами по коридору на нашем этаже, притормозил и с распахнутыми глазами смотрел, как мы открываем дверь.

Причина нашей популярности стала ясна, как только мы вошли в номер. Машка, даже не скинув куртку, бросилась к пульту от телевизора, нажала кнопку… И увидела на экране свое опрокинутое лицо.

По всем новостям гоняли сюжет, где из-за спин полицейских была видна лежащая головой на бортике Жанна, моя перекошенная физиономия и вещающая Машка. Геннадий тоже стал телезвездой, вернее, телезвездой стал его затылок: при виде камер охранник профессионально уворачивался.

– Маша, выключи! Не могу на это смотреть! – простонала я. – Переодевайся и пойдем в бар!

Но Машка неожиданно сурово покачала головой:

– Нет, Ленка. Какая-то сволочь убила Жанну прямо под нашим носом. Превратила нас в подозреваемых. А я такая просто умоюсь? Не на тех нарвались. Я этого гада найду!

И милосердно добавила:

– Будем пить виски из мини-бара!

Я достала две бутылочки, плеснула янтарный напиток в стаканы. Мы плюхнулись на кровати. И подруга застыла, глядя в одну точку: так она всегда делает, когда пытается что-то вычислить.

– Кого ты подозреваешь? – наконец не выдержала я. Незнакомец, покупавший билеты на новогодний концерт, все не шел у меня из головы.

Но Машка неожиданно сказала:

– Выходит, звезда была настоящая? Если из-за нее убили?

Будто по заказу в этот момент на экране телевизора появилось фото какого-то особняка, и диктор BBC начал рассказывать, что именно здесь до самой смерти жила внучка Сиси Элизабет, которая унаследовала большую часть алмазных звезд – кроме тех, которые императрица раздарила фрейлинам.

– Сейчас я ее погуглю! – забормотала Машка, достав из тумбочки айпад.

Через несколько минут мы с удивлением поняли, что история, рассказанная Жанной, совсем не так фантастична, как нам казалось.

Внучка императрицы Элизабет, как и ее бабушка, вышла замуж неудачно. Высокородный муж был красив, но в мужчинах это качество быстро приедается. А ничем другим он похвастать не мог.

Импульсивная Элизабет заскучала. Увлеклась политикой. Пошла в социалистки. И встретила симпатичного, умного крестьянского сына Леопольда Петцнека. Тот пробился в люди, стал известным политиком и директором гимназии. Вот к нему эрцгерцогиня и сбежала. К ужасу венценосной родни.

Муж развод долго не давал, пытался отнять детей. Но тут вступились революционные рабочие – встали перед домом товарища по партии стеной, детей увезти не дали. И все как-то утряслось. Элизабет, которой социалистические идеи ничуть не мешали купаться в роскоши и всласть третировать прислугу, превратила свою виллу в маленький дворец. Жила с директором гимназии, который в отличие от нее был аскетом и обставил свою комнату только книжными полками, счастливо. Но тут началась Вторая мировая война. Фашисты отправили социалиста Леопольда в концлагерь. А когда в 1945 году советские войска вступали в Вену, сын Леопольда от первого брака приехал за мачехой и предложил пожить пока у него. Мало ли как в Красной армии относятся к потомкам Габсбургов.

– Я сама социалистка! – вскричала эрцгерцогиня. – Я красных не боюсь! Пусть расстреливают!

Расстреливать ее никто не стал, но вот из виллы выселили, даже не дав собрать вещи. Уж очень громко она скандалила.

Элизабет поселилась в соседнем монастыре. И ютилась там, пока Леопольд не вернулся: он чудом выжил. В 1948 году эта удивительная пара наконец официально поженилась. А в 1954 году власти Австрии вернули Элизабет виллу: в последнее время там квартировали уже французские солдаты.

Естественно, после возвращения хозяева многого недосчитались: драгоценностей, ковров, мебели. Пришлось Элизабет заново обставлять дом: благо основные ценности Габсбургов она спрятала еще в начале войны.

Умерла Элизабет в 1963 году после тяжелого инсульта. И завещание взбалмошной эрцгерцогини было таким же эксцентричным, как вся ее жизнь. На надгробном памятнике она велела ничего не писать, даже свое имя. Нечего всяким прохожим на него глазеть! Все имущество, кроме дома, завещала не детям, а австрийским музеям. С обязательным условием: до того, как музеи все вывезут, детям вход в дом запрещен! Две недели адвокаты описывали ценности, тянувшие на многие миллионы.

Но вот знаменитых звезд так и не нашли. Бриллиантовые заколки таинственно исчезли без следа.

– Офигеть! – воскликнула Машка, прочитав эту историю. – Неужели правда кто-то из наших солдат взял заколки на память? И они пролежали десятилетия в каком-нибудь деревенском сундучке?

– Странно, что сейчас они вдруг нашлись, – сказала я.

– Такое бывает. Но тут вообще все странно. Какое-то идиотское преступление. Что-то мне в нем не нравится…

– Может быть, то, что убили Жанну? – не выдержала я. Иногда Машка болтает такие глупости!

– Да, точно! Зачем убивать Жанну? На виду у всего мира? Рискуя, что тебя увидят соседи по ложе, снимет на телефон кто-то из зрителей? Если это был Гена…

– Кто?! Ты подозреваешь Гену?

– А кого еще? Совершенно ясно, что это сделал кто-то из ближнего круга. Кто знал про звезду. Про то, что Жанна пойдет в ней на концерт. Таких четверо: Гена, Архип, Инна Львовна и Михаил. Теоретически возможен твой незнакомец или кто-то другой на роль чокнутого коллекционера, но тогда он должен быть в сговоре с кем-то из этой четверки. Михаилу убивать невесту и красть свою же звезду глупо. Мамашку, конечно, заподозрить проще всего. Жанну она не любила, свадьбы не хотела. Но тут своя засада: Инна Львовна не производит впечатление идиотки.

– В смысле?

– Надо быть идиоткой, чтобы решить избавиться от невесты сына и рассказывать первым встречным, как ты ее ненавидишь. Задумала кого-то убить, ходи, молчи в тряпочку. Налила бы ей яду за новогодним ужином. Все бы решили, что будущая невестка тоже съела несвежих устриц. Ну и от унитазов мама с Михаилом реально не могли отойти, такое не подделаешь.

Машка сморщила нос.

– Остаются Гена и Архип. Архип молодой, горячий, но дурной. А тут нужна голова: спланировать, пробраться в ложу, уйти незамеченным. Кроме того, Архип был в отеле. А Гена – в филармонии. Говорит, перепутал номер ложи. Но он вполне мог туда зайти, как только мы ушли, уколоть Жанну, забрать звезду, а потом изображать запыхавшегося растяпу.

– Вот подлец! А делал вид, что за тобой ухаживает. Точно, это он! – Меня пробрала внутренняя дрожь, когда я представила, что мы не только нашли труп, но и все это время общались с убийцей…

– Да нет, не точно. У Гены была куча возможностей спереть звезду без всякого шума: вытащить из сейфа в отеле, они там все игрушечные. Долбануть чем-нибудь Жанку в том же новогоднем ресторане. Или вообще подменить тихонько звезду. Как вор, который стащил заколку Сиси с выставки во дворце Шенбрунн. Вот это было идеальное преступление. Полиция только через неделю расчухала, что звезду вообще украли!

– Это как? – удивилась я.

– Да чистое кино! Этот мужик купил копию заколки прямо в сувенирном магазине дворца. Ночью с легкого самолета спрыгнул на парашюте на крышу Шенбрунна. Пролез в открытое окошко на чердак, спустился в выставочный зал, отключил сигнализацию. И мгновенно подменил звезду на сувенирку, так что датчик веса не успел сработать.

Целую неделю после этого зрители как идиоты любовались на подделку! Ее обнаружили, только когда сворачивали выставку. А вора случайно нашли через несколько лет, когда взяли на грабеже банка. Он тут же признался, что звезда у него, и договорился, что ее вернет, если ему скостят срок.

– А это не байки? – не поверила я. – Что-то такое я уже видела в сериалах…

В этот момент на телеэкране появилось фото сурового мужчины и диктор быстро затараторил:

«Предыдущую кражу звезды Сиси совершил в 1998 году канадец Джеральд Бланшар, который попался только в 2007 году. Заключил удачную сделку со следствием и сейчас вместо пожизненного заключения работает консультантом по безопасности…»

Я поняла, что кино и жизнь сегодня вовсю копируют друг друга.

– Что теперь будем делать? – спросила у Машки.

– Поговорим с Инной Львовной. Вряд ли она убита горем и рыдает у себя в номере. Возьми каких-нибудь успокоительных таблеток. Скажем, что это визит милосердия.

Через несколько минут мы уже стучали в ее дверь.

– Войдите! – ответила Инна Львовна тусклым голосом.

Она и вправду не рыдала. Сидела в зеленом, под цвет лица, халате на роскошном диване и таращилась в телеэкран, где шли те же новости на немецком языке.

Первым делом спросила:

– Где здесь русский канал, не знаете?

Машка покачала головой. И начала свою песнь:

– Мы пришли выразить вам сочувствие. Лена принесла успокоительное…

– Да ладно! – махнула рукой Инна Львовна. – Не нужно мне никакого сочувствия. И таблеток не нужно. Мне, конечно, эту дуру жаль. Но девица была никчемная. А про звезду я Мише так и говорила: украдут! Вы сами-то не видели, кто ее взял?

Инна Львовна вдруг смерила нас подозрительным взглядом.

– Нет, – твердо сказала Машка. – И даже специально попросили полицейских нас обыскать.

– Да я не в том смысле. Может, заметили кого? Кто-то рядом вертелся? – продолжала испытующе вглядываться в нас Инна Львовна. Видно было, что пропажа драгоценности занимает ее куда больше, чем убийство.

– На концерте был один из постояльцев нашего отеля. Мы видели его прежде, когда стояли все вместе у ювелирного магазина, – начала я гнуть свою линию.

– Как он выглядел? – вскинулась мать Михаила.

– Такой… Блондинистый. Довольно невзрачный…

– Лет? Сколько ему лет?

– Сорок – сорок пять.

– Нет, – выдохнула Инна Львовна. – Не тот. Тому около семидесяти. Мог, конечно, кого-то послать…

– Кто – тот? – тут же вскинулась Машка.

Но хозяйка номера вдруг нехорошо прищурилась:

– А вы зачем, девушки, ко мне пришли? Что вам на самом деле нужно?

– Найти убийцу, – просто ответила подруга.

– У меня его нет, – Инна Львовна с усмешкой заглянула под кровать. И посерьезнела: – Вам-то это зачем?

– Мы были рядом с Жанной. Кто-то этим воспользовался, чтобы нас подставить. Я не очень верю, что австрийская полиция распутает это дело. Еще отлучат нас от Шенгена. Нет уж! Вы женщина умная. Наблюдательная. Расскажите, что знаете. Может, я вам тоже помогу.

Мать Михаила на секунду застыла, как будто что-то решая.

– Мы ведь даже не верили, что звезда настоящая. Неужели это правда? – подцепила Машка ее на крючок.

– Конечно, настоящая! – обиделась Инна Львовна. – Что за глупости! Стали бы мы охрану для подделки нанимать!

– Как же она у вас оказалась?

Инна Львовна вздохнула. Кивнула на кресла рядом с диваном:

– Ладно, садитесь. Хотите виски? Мне нельзя. Я сегодня только вот это пью, – кивнула она на стакан с пакетиком травяного чая и графин с водой. – А вам после всего в самый раз…

Я вожделенно погладила взглядом пузатую бутылку с плещущимся в ней расплавленным янтарем. Но Машка сурово заметила:

– Спасибо, мы на ночь не пьем. Диета.

Я замерла в изумлении. Машка и диета – две вещи несовместные. Никогда еще я не видела, чтобы в человека влезало столько еды и питья без всякого вреда для фигуры. Но Инна Львовна только пожала плечами. И начала рассказ.

– Когда-то у нас была дача в Тверской области. В деревне. Миша в детстве дружил с соседским мальчишкой Пашкой. На великах вместе гоняли, на речку бегали. Потом мой муж умер, сын вырос, мы дом продали, а Пашка иногда Мише звонил. В основном денег просил. Он в строительной бригаде работал, начал прикладываться к бутылке. Ну и спивался в деревне потихоньку. А тут позвонил сыну, говорит: хочу посоветоваться. Разбирал чердак, от деда ерунда какая-то осталась, еще с войны. Может, посмотришь, вдруг что стоящее?