Второй шанc

– С какого возраста? – женщина смотрела с отсутствующим видом мимо

Альки, услышав ответы, быстро записывала их в карту.

– С шестнадцати.

– Какие жалобы?

– Этих дней нет давно.

– Каких «этих»? Половой жизнью жить не стесняются, а слово «месячные» сказать не могут. Родители где? Почему одна пришла? Скрываешь от них?

Алька стала пунцовая и мысленно задушила врачиху.

– Они уехали.

– Куда уехали?

– Жить в Краснодарский край.

– А тебя одну что ли здесь оставили? – врачиха подняла из-под очков глаза, пристально посмотрев на Альку.

– У бабушки. Это не ваше дело, – резко выпалила она.

– Раздевайся, ложись на кресло. Не моё, конечно, – примирительно сказала врач.

Недолго осмотрев девушку, гинеколог сняла перчатки и села за свой стол.

– Беременная ты. Примерно пять недель. Что делать будем? – Алька в этот момент полетела в бездну. Её тело обмякло на кресле. С большим трудом она сползла с этого уродского приспособления, которое ей казалось пыточным столом.

– Что делать? Я не знаю, что делать.

– Рожать будешь?

– Рожать?

– Ты чего тупые вопросы задаёшь? Сначала нагуляют, а потом святых из себя корчат.

Её лицо Альке совсем не запомнилось. Просто белое пятно.

– Мне рожать нельзя. Мне шестнадцать лет. Я в общаге, то есть в студенческом общежитии живу. У меня денег нет совсем.

– Деньги придётся найти. Триста рублей. На аборт. Приходи завтра в отделение. С собой иметь ночнушку, халат, тапочки.

Алька на ватных ногах вышла из поликлиники. Город жил своей обычной жизнью и шумел заводскими гудками, лязганьем и звонками проезжающих трамваев, автомобильными сигналами. Люди торопливо пробегали мимо, стремясь попасть с мороза в тепло. Алька присела на лавочку в сквере и задумалась. Мыслей было много, и они все были мучительные. И самая главная стучала головной болью в висок: что делать?

На минуту она представила себя с малышом. Она любила детей. Но одно дело – нянчить младшего брата или дочку соседки, и совсем другое – собственное дитя. Рожать? Но у меня нет денег, нет родителей рядом, ничего нет.

Вернуться к бабушке? Только не это! Ещё очень свеж в памяти тот октябрьский солнечный день, когда она забирала свои вещи у бабушки, а та вслед кричала:

– Ты ещё приползёшь! На коленях приползёшь, сволочь!

Алька тогда ехала в автобусе с огромной клетчатой сумкой, набитой вещами и книгами, держа в руках магнитофон, и твердила себе: «Всё! Свобода! Ни родителей с их постоянными скандалами, ни бабки-маразматички! Новая жизнь!»

И как она распорядилась этой свободой? Что она дала ей, Альке, эта свобода?

Мысли вернулись в настоящее.

«Что делать? Что делать? Аборт? Убить ребёнка? Боже! Но разве счастье ему родиться у такой матери? Я же его не жду, не хочу». Алька заплакала. Было жалко и ребёнка, которому не суждено родиться, и себя. Себя больше.

А если аборт, то где взять денег?