Я кинулась к дочери и, упав рядом на колени, принялась водить ладонями по маленькому телу: вливала силы и одновременно отыскивала раны. Жива. Сердце бьется. На шее самая большая рана, оставленная клыками. Потеряла много крови. Сломанная нога – пустяки.
– Ничего, ничего, – бормотала я. – Ничего. Держись, моя Репка.
Голова отчаянно кружилась: я потратила почти всю магию.
Как же нужен сейчас Ланс! Но он на собрании совета и едва ли в курсе произошедшего… Я вот-вот потеряю сознание, и кто тогда поможет Лори?
*** 2 ***
– Слово предоставляется мэтру Ланселоту Даттону, – объявил лорд-канцлер.
Ланс занял место за трибуной. Ему не нужно было оглядываться, чтобы увидеть неодобрение во взгляде отца.
«Когда ты наконец повзрослеешь!»
Он распрямил плечи, вдохнул.
– Господин лорд-канцлер, господа Совет…
«Никогда, – в который раз подумал он. – Если повзрослеть означает сдаться, то никогда».
– Сегодня нам предстоит принять решение, чрезвычайно важное для простых жителей нашей страны. Это решение, если оно будет принято, поможет им справиться с тяжелейшими бедами, которые нам с вами даже представить трудно, – всю правду о них знают лишь те, кто пережил их сам.
Ланс репетировал эту речь не раз и не два, голос лился ровно и звучно, а что сидящие в зале, казалось, слились в одного многоголового слушателя – так это пройдет. Лет двадцать политической карьеры, и он перестанет волноваться, выступая перед Советом.
– Каждый год в нашей стране две тысячи разумных погибают на производстве, а еще сто пятьдесят тысяч – получают травмы различной степени тяжести. Масштабы трагедии поистине ужасают: ни одно даже самое кровопролитное сражение за всю историю разумных рас не становилось причиной такого колоссального количества жертв.
«Невозможно в одиночку перевернуть мир!» – раз за разом твердил лорд-канцлер. «Но можно сделать его хоть немного лучше», – неизменно отвечал Ланс.
– При этом я вовсе не берусь утверждать, будто все работодатели – злодеи и никто из них никогда не проявлял участия и доброты по отношению к своим работникам, однако предлагаемая нами мера призвана придать зыбучим пескам добровольной благотворительности гранитную твердость закона…
Лорд-канцлер постучал молотком.
– Прошу прощения, мэтр Даттон, я вынужден вас прервать.
Зал загудел – это было неслыханным нарушением всех традиций.
– Господа, Совет, приношу свои извинения, я вынужден сделать перерыв в связи с… по состоянию здоровья. Возраст подкидывает неприятные сюрпризы.
Только годами тренированная выдержка позволила Лансу удержать лицо. Отец вовсе не был стар, а здоровью его и многие молодые могли бы позавидовать.
Из зала донеслись недоуменные возгласы, которые лорд-канцлер предпочел не услышать.
– Мэтр Айбот, замените меня, – сказал он.
– Вызвать целителя? – спохватился заместитель.
Граф Даттон-старший слабо улыбнулся.
– Не стоит, целитель уже здесь. Мэтр Даттон, будьте добры.
– Да, конечно.
Ланс по-прежнему ничего не понимал, но отец вряд ли решился бы нарушить все приличия только для того, чтобы не дать партии сына убедить Совет принять новый закон. Он посмотрел в зал, нашел взглядом нужного чело… орка.
– Мэтр Кох, это ваше детище. Прошу вас, а мне придется вспомнить, что я не только политик.
Поднимаясь из-за стола, отец тяжело оперся о его локоть дрожащими пальцами, и Ланс не на шутку встревожился. Потянулся к диагностическим плетениям.
– Не сейчас, – еле слышно шепнул лорд-канцлер. – Сработал сигнальный артефакт.
В груди смерзся ледяной кристалл. Девочки дома одни!
Нет, не одни. В особняке дежурят шесть охранников, а защитные заклинания вокруг здания и на ограде отбросят любого, кто попробует их взломать. Особо непонятливого, решившего повторить попытку, и вовсе испепелят.
И все же случилось что-то, что заставило начальника охраны вырвать своего работодателя с заседания Совета, а отца – бросить все и помчаться домой.
Едва они покинули зал, рядом словно из ниоткуда соткался секретарь.
– Мой мобиль – немедленно ко входу, охране – боевая готовность, – скомандовал лорд-канцлер. – Любого, кто попытается помешать, – убрать с дороги любым способом.
Секретарь сорвался с места сперва на двух ногах, через несколько шагов уже мчался на четырех, и Ланс отчаянно ему позавидовал. Он сам готов был бежать домой, но мобиль быстрее человеческих ног.
– Не знаю, что там случилось, но Экхарт никогда не тревожил меня зря. – Отец тоже прибавил шагу. Потер грудь, но, едва Ланс снова потянулся к диагностическим заклинаниям, рявкнул: – Дома! Всё дома!
Мобиль рванулся с места, едва Ланс захлопнул дверцу. Полетел по улицам, отчаянно сигналя – горожане, прогуливавшиеся перед сном, еще не успели разбрестись по домам. Завтра все газетчики напишут, что лорд-канцлер, торопясь домой с заседания Совета, перепугал три десятка человек и задавил… Боги, о чем он только думает! Какая разница, что напишут газетчики, только бы дома все было в порядке! Нет, уже понятно, что дома все не в порядке. Только бы с девочками ничего не случилось!
Ворота особняка оказались распахнуты настежь, и, как Ланс ни старался, не смог обнаружить и следа охранных заклинаний. Мобиль остановился, не доехав до конца подъездной аллеи.
– Ждите здесь, – приказал водитель и вместе со вторым охранником выскользнул из мобиля.
– Этого я и боялся, – прошептал отец и снова потер грудину.
Ланс потянулся к двери, но лорд-канцлер ухватил его за локоть.
– Не мешай парням работать. Я не меньше тебя волнуюсь за Лори. И за…
Его прервал вскрик. Этот голос Ланс узнал бы где угодно. Он словно провалился на пять лет назад – в тот день, когда он едва не потерял Грейс. Кабина мобиля обратилась вонючим подвалом, и на несколько мгновений он лишился способности соображать. Только ледяной кристалл в груди проткнул диафрагму, мешая дышать, да заколола кончики пальцев магия. Он сам не понял, как выскочил из мобиля. Что-то крикнул вслед отец, но Лансу было все равно.
Подъездная аллея. Дом, непривычно темный, лишь из окна второго этажа льется теплый свет.
Свет на миг мигнул, словно его что-то заслонило. Сгусток черноты обрушился на землю, и Ланс шарахнул огнем в этот сгусток— простым примитивным огнем, практически на чистой силе – он никогда не был искусен в боевых заклинаниях. Ослепляя, перед глазами заскакали разноцветные пятна.
Тьма заверещала, этот визг раскаленной иглой вонзился в уши, заставив Ланса застонать, сжать руками виски. В следующий миг он опомнился, но прежде, чем успел что-то сделать, из-за дерева вылетело заклинание, скрутило тьму в подобие гигантской амебы. Визг стал невыносимым, но сквозь него Ланс услышал… или не услышал, а ощутил неведомым седьмым чувством – «Глория!» – и разом потерял интерес ко всем тварям на свете.
Лестница. Тело на полу, и одного взгляда на развороченную грудную клетку хватило, чтобы понять: не помочь. Дверь детской. Кровь. Грейс на коленях, на белой до синевы щеке кровавая полоса. Безвольно закинутая головка Лори. Кровь.
Отчаяние во взгляде.