Дом из красного кирпича

А, с какой стороны не смотри, все равно получается, что выхода нет! Какая нормальная лабораторная мышь в здравом уме покинет клетку с вкусной едой и питьем? В крайнем случае, даже если и уйдет, будет возвращаться кормиться… Как мы все до жути примитивно устроены…

И как похоже…

На обед я не пошел, хотя Аннушка и звала. Во-первых, зачитался Замятиным, а, во-вторых, настроения не было: почему-то у меня было стойкое предчувствие, что на жильцов дома, по всей видимости, своих будущих соседей, я еще наглядеться успею.

Интересно, а они тут ненавидят друг друга – девять человек, не считая малышки? Девять совершенно разных человек, со странной иронией устроенных бок обок друг с другом в просторном, но все-таки одном-единственном на всех доме. Практически коммуналка…

А коммуналка она и в Африке коммуналка, даже обряженная в одежды роскошного загородного особняка.

…Вечером этого дня я первый раз увидел Диану.

Вышло это как-то не то что бы странно, но нелепо: я как раз решил все-таки спуститься на кухню, посмотреть что-нибудь на предмет пожевать, а она сидела как раз у двери во флигель, примостилась на подоконнике и воззрилась на меня с таким гипертрофированным изумлением, что даже неловко. Непонятно было, то ли она как раз меня и поджидала – но тогда к чему эта идиотская игра, детский сад какой-то, – то ли и вправду привыкла проводить время таким вот чудным способом – рисуя ей одной понятные шедевры на запотевшем от дыхания стекле.

Модерн, мать его.

Впрочем, выглядела она вполне даже – упругая, сочная, и это переворачивающее всю душу волнение под тугой маечкой, и роскошная попка – блин, как они носят такие узкие джинсы, никогда не мог понять… плюс ко всему очень красивые волосы: густые, блестящие, темного каштанового цвета и большущие карие глаза с зеленой искринкой. Губы, правда, были тонковаты, но губы можно было и простить.

– Ты кто? – озадачила она меня.

Я представился. Она, однако, последовать моему примеру не спешила.

– Может быть, вы тоже назовете свое имя, прекрасная незнакомка? – наконец не вытерпел я, пытаясь подавить прорывающийся сарказм.

– А я еще подумаю, – царственно качнула она головой.

– Ну-ну… – Дура, решил я.

Видимо, это как-то отразилось на моем лице, потому что она обижено надула губы:

– Зачем тебе мое имя? Все равно ты его узнаешь, раз уж попал сюда. А так останется какая-то загадка, приятная недоговоренность. Чем плохо?

– Ну должен же я к тебе как-то обращаться.

– Называй меня «дорогая».

Я внимательно на нее посмотрел.

– Как скажешь, дорогая. Буду счастлив.

На вид я поначалу дал ей лет двадцать, но сейчас решил скинуть года два-три. Акселератка, наверное. Из этих, ранних.

Или напротив, умудренная дама?

Да ну, умудренная сама не полезет – во всяком случае так, в лоб. Выждет хоть немного для приличия – да и не так грубо. А вот девочка вполне способна изъявить желание поиграть в куклы.

Эта-то – в куклы? Хм.

Хотя, может, дура.

Я пошел на кухню, решив не париться из-за всякой ерунды. «Дорогая» следовала рядом.

Как ни странно, на месте никого не оказалось.

– Ужин в семь, – сообщила акселератка. – Подождать не хочешь?

Я мотнул головой, подумал спросить разрешения заглянуть в холодильник, а потом как-то засомневался. Бог его знает, какой она могла дать ответ. А хозяйничала все равно Анна, которой здесь не было…

Так что я бесцеремонно нашарил три яйца, помидор, отрезал хлеба и принялся варганить себе вполне даже сносную яичницу.

– Не хочешь ли, дорогая, поухаживать за своим незабвенным? – осведомился я, сам удивившись прозвучавшему в голосе яду. С чего бы…

Почему-то она меня раздражала.

– Устала что-то, – отмазалась девица, с интересом наблюдая за моими действиями. Было такое чувство, как будто ей это все в диковинку. – Не сделаешь мне кофе?

Я только кивнул.

– Да покрепче, какой я люблю, – она укоризненно на меня поглядела да так искренно, что я смутно почувствовал какую-то вину и разозлился еще больше. – А не то что в прошлый раз.

– Постараюсь не повторять прежних ошибок, – почему-то поддержав игру, ответил я, а в мыслях мелькнуло что-то насчет того, что безумие, оказывается, бывает заразным.

Через пару минут она уже довольно отхлебнула свой кофе, а я принялся за яичницу.

– Молодец. Нет, правда, здорово. Как работа?

– Да все так же, милая. Что там может приключиться нового…

Бред, подумал я. Определенно, бред.

– Мне вчера звонила мама.

– И что?

– Она собирается приехать в конце месяца.

– Неужели? Только этого нам сейчас не хватало!

– Но почему, любимый, – я замер, – она ведь так редко нас навещает…

– Дорогая, – через силу ответил я, – я полагаю, пока Антон болеет, визит твоей матери не вполне уместен. Может быть, подождем, пока малыш выздоровеет?

У нее чуть расширились на мгновенье глаза, это длилось много меньше секунды, но я успел заметить, а потом – момент преображения я не уловил, но складки рта скорбно опустились, а во взгляде застыла горечь.

– Но Макс… Знаешь, мне самой сейчас требуется моральная поддержка. Я… любимый, я так боюсь… это глупо, знаю, но… у меня нет сил видеть его таким… видеть это…

Она великолепно играла. Нет, не великолепно – это не то слово.

Она так говорила, у нее был такой голос, такое лицо, она так просто и естественно произносила это мягкое «любимый», что я почти поверил, будто мы и в самом деле уже очень долго живем вместе, и у нас есть сын Антон, крепкий такой живчик, но все дети болеют – больше или меньше, а она – господи, да я даже не знал ее по имени, – но это было неважно, это не имело никакого значения, в действительности, я, конечно, знал это имя, просто забыл… вдруг вылетело из памяти…