Сказки темного города. Соната

Я же помогла мужчине сесть на кровать и стащила с него рубаху, которая скрывала глубокую рану, идущую сверху вниз вдоль всех ребер. Рана была воспалена, хоть и была обработана какой-то зеленой дрянью.

– Пустяковая? – покачала я головой, строго посмотрев на вервольфа.

– Это да, пустяковая. Бывало и хуже, – усмехнулся он в ответ.

Я же опустилась подле него на колени, рассматривая рану.

– Откиньтесь на стену. Будет немного больно, – проговорила я, до жути боясь ошибиться и сделать еще хуже, ведь такого рода исцеление было подвластно разве что круглым отличницам, коей я не являлась.

Мужчина застонал и оперся спиной на стену. Я же легонько провела вдоль раны, мысленно проговорив нужные слова. Затем еще и еще, и когда уже даже в глазах вервольфа зажглось недоверие, рана засветилась и затянулась, оставив после себя лишь светло-розовый след.

– Ну вот, не так уже и плохо, – выдохнула я и подняла взгляд на мужчину. – Что? – осторожно спросила, видя, как он на меня смотрит.

– Сама наследница Кириана Алистера стоит передо мной на коленях. Ведьма с целительными силами, уготованными для приближенных короля, излечила меня. Это знак, мадмуазель, – из его взгляда улетучилась боль и теперь платиновые глаза загорелись хищным лукавством.

– Это знак того, что от этой раны вы точно не умрете, – недовольно проговорила я, быстро поднявшись на ноги.

– Кто знает, – спокойно ответил он и тоже встал на ноги. – Ну так что, вы дадите поговорить мне с Идрис?

– Я подумаю, – проглотив комок в горле, ответила я и направилась к выходу.

– С ней ведь все в порядке? – бархатные нотки голоса мужчины сменились на сталь.

– Да, вполне, – соврала я как можно более беспечно.

– Амаль, – окликнул он меня еще раз у двери.

Я обернулась и напряженно посмотрела на него.

– Я вырежу весь особняк, если с этой девчонкой что-то случится. Никого не пожалею. Даже тебя. Поняла? Поэтому береги ее как зеницу ока, – угроза из уст этого вервольфа была отнюдь не пустой, я это чувствовала.

– Думай, что говоришь, – рявкнул подлетевший к нему стражник.

– Я все сказал, – спокойно проговорил вервольф, усаживаясь на край кровати.

Я молча наблюдала за ним с четверть минуты, затем хрипло ответила:

– Надо было дать вам умереть от раны. Всегда знала, что вервольфы не умеют быть благодарными. Вам не стыдно угрожать девушке, которая не старше вашей Идрис?

– Ты для меня не девушка, ты мой враг.

Мгновение, и стражник едва не ударил вервольфа, но только один взгляд того и мужчина отступил ко мне.

– Пойдемте отсюда, мадмуазель. Глупо было в полнолуние приводить вас сюда. Они как звери в это время становятся, хоть и не обращаются, – бормотал он, закрывая дверь на замок.

– Ничего. Не переживайте так. Его слова вполне себе ожидаемы были. Я действительно враг ему, – задумчиво проговорила я, шагая по длинному коридору, окутанному сладковато-пряным запахом отвара волчьего аконита.

Глава 2

Утро. Какое там утро, если я не спала всю ночь, мечась по комнате в ожидании того, что будет дальше. С вечера даже к ужину не спустилась, приказав Татисе ничего не говорить отцу насчет того, что я вернулась без Идрис. После той пощечины я не представляла себе, что он сделает со мной, хотя вины моей в случившемся не было, и все это не произошло бы, будь в Данте хоть капля благородства его отца.

Когда солнце поднялось уже достаточно высоко, поняла, что смысла скрываться в комнате нет и нужно идти рассказывать все отцу. Наспех натянув на себя платье и заколов волосы, я вышла из комнаты и спустилась на первый этаж. Увидев в холле Татису, поливающую цветок, я подошла к ней и тихо спросила:

– Отец один в кабинете?

– Да, – улыбнулась женщина. – Его пассия с утра укатила ко двору, – прошептала она, приподняв бровь, ведь тоже не любила слащавую любовницу моего отца.

– Хорошо, – натянуто улыбнулась я и направилась к кабинету отца, где он по утрам по обыкновению читал письма.

Тихонько постучавшись и услышав разрешение войти, я на негнущихся ногах переступила порог святая святых обители отца. Всегда удивлялась, почему он так любит мрачные краски. Темные, практически черные шторы на окнах, такие же мрачные гобелены на одной из стен, украшенный черным гранитом камин и темная мебель. Мне маленькой это место казалось неким подобием ада, и я до жути боялась сюда заходить.

– Если ты по поводу пощечины, то хочу извиниться, не сдержался. И если вопросов иных нет, то я очень занят, – безразлично бросил он, даже не поднимая глаз от каких-то бумаг.

– Нет, папа, – я уже даже забыла про пощечину на фоне того, что произошло.

– Говори, – отец недовольно изогнул бровь и удосужился посмотреть на меня.

– Вчера кое-что произошло…, – проговорила я и умолкла.

Отец кивнул на стул, и я села напротив него, сцепив до боли пальцы в замок, пытаясь унять подкрадывающуюся дрожь.

– И что же произошло такое, отчего моя ничем не прошибаемая дочь сидит и с таким ужасом смотрит на меня? – он закурил сигару и выдохнул густой клубок дыма из носа.

Непрошибаемая. Господи, он совершенно не знал меня. Сдержав горькую улыбку, я проговорила:

– Идрис. Мы вчера с ней на залив купаться поехали, – начала я рассказывать о вчерашнем, умолчав о некоторых деталях, и когда закончила, то на лице отца отразилось просто невероятной силой сдерживаемое недовольство.

– И что ты такое выкинула, чем вывела из себя нашего будущего короля?

– Ничего, – соврала я, поскольку говорить отцу о том, что вышла из воды голой, а потом еще и едва не отвесила Данту пощечину, было смерти подобно.

– Амаль, – недовольно протянул отец. – Дант очень и очень непредсказуемый мужчина. Он разительно отличается от нашего теперешнего короля. Его целенаправленно растили таким. Мудрый мягкий правитель – это хорошо лишь тогда, когда вокруг не процветает военный хаос. Жесткий, не терпящий возражений, надменный, непрошибаемый, но справедливый наследник…

– Справедливый? – воскликнула я.

– Справедливый, – оборвал мое возмущение отец. – Он бы не забрал твою рабыню и лошадей, если бы ты что-то не выкинула такое, что вывело его из себя.

– Он не справедливый! Он невоспитанный ублюдок, этот твой наследник! – вспылила я. – Он заставил меня выйти голой из воды, затем назвал лягушкой и сказал, что я на фоне Идрис – лишь тень красивой женщины. Я не выдержала и хотела отвесить ему пощечину. Вот и все, что я сделала! А он в наказание забрал девушку у меня, предложив при этом вместо нее с ним ночь провести! Это справедливый?

Меня просто трясло от воспоминаний, но еще больше от того, с каким спокойствием выслушал все это отец.

– Ты помнишь, что ты натворила, когда была маленькой? Столько лет прошло, а ты не изменилась, – на губах отца мелькнула тень улыбки. – Скажи спасибо, что он не увез тебя на пару с Идрис за такое.

– Спасибо? И это все, что ты можешь сказать мне? Твою дочь унизили! Как ты можешь быть таким спокойным? – чувствуя, что на глаза начали наворачиваться слезы, я встала со стула и направилась к выходу.

– Не натвори еще больше, чем уже натворила, – строго бросил отец мне вслед. – Дант вернет твою Идрис. Наиграется и вернет. И ты с улыбкой извинишься перед ним. Если не хочешь быть в опале у будущего короля нашего ковена.

– Да лучше быть в опале, чем лизать сапоги этого дьявола. Да черт с ним, меня знаешь, что больше волнует сейчас? Как ты, первый советник короля, так спокойно смотришь на то, что ко мне так отнеслись? Какой из отцов простил бы такое? Кто из ведьмаков молча принял бы то, что произошло? Да, он наследный принц, но это не умаляет того факта, что ты не меня должен был бы отчитывать за произошедшее, а по крайней мере, утешить и сказать, что поговоришь насчет произошедшего с ним. Почему ты так равнодушен ко мне? Или ты не любил мою маму и тебя мое появление на свет отнюдь не порадовало? Почему такое отношение ко мне? Даже раньше…Я маленькой плакала по ночам после смерти матери, а ты ни разу не удосужился прийти в мою комнату и утешить! Пожелать спокойной ночи или может просто посидеть рядом, пока я засну! Ты же мой отец! Как ты так можешь! И теперь, когда мужчина заставил меня голой предстать перед ним, а затем унизил пред своими подчиненными, назвав лягушкой, ты говоришь мне, что это я должна с улыбкой просить прощение у него? Да что ты вообще такое? Ты не отец мой. Не могла моя мама полюбить такое чудовище, просто не могла!