– Глупышка Лив. Я люблю тебя всю жизнь. Я не знал, вернешься ты когда-нибудь сюда или нет, но все равно ждал тебя. Ни в ком я не видел того, что увидел в твоих глазах тогда, когда тебе было шесть лет и ты качалась на качели во дворе своего дома и смеялась, а Джесси раскачивала тебя все сильнее…
Лив шокировано уставилась на него.
– Ты же сам был ребенком! Тебе было десять лет, идиотина, не пудри мне мозги, какие глаза, какая любовь?!?
Джонни захохотал.
– Ладно. Тогда другой пример. Как называется мой бар?
Лив нахмурилась.
– Ты меня на маразм проверяешь? «Аквамарин», а что…
И тут она сама начала догадываться, и ее душа просто забилась от нестерпимого желания услышать это от него…
– Я назвал его в честь твоих глаз, Оливка. Аквамарин – это твои глаза. – он наклонился к ней близко-близко и посмотрел на ее губы… Лив затрепетала.
– Но… это же не твой бар… Он принадлежит… – она замялась, не зная, кому на самом деле принадлежит «Аквамарин», да и думать ни о чем не хотелось, когда он был так близко.
Джонни вопросительно поднял брови.
– Кому? Нет, девочка, это мой бар. И я придумывал ему название. Вопросы еще будут или, может, перейдем к делу???
Лив улыбнулась и обняла его за шею, по-прежнему глядя на его губы, но чувствуя, как чернеют его глаза, как горячо он смотрит на нее…
– Так значит Джесс была права, когда ревновала тебя… – тихо и задумчиво проговорила она. – Но… ты разве… ты же любил ее!
Джонни кивнул.
– Я действительно любил ее. Мы были, как родные, все эти годы, росли вместе, вместе вели дела и… конечно, я любил ее, она была прекрасной… Но для меня она всегда была другом. Партнером.
Лив на секунду посмотрела в его глаза.
– Вы же собирались пожениться… И она сходила с ума по тебе!
Джонни нахмурился.
– Лив! Ну, конечно, мы собирались пожениться! И мы бы поженились, даже если бы ты приехала и она осталась бы жива… Но она видела, что к тебе я чувствую гораздо больше, чем к ней, и даже в аэропорту ужасно нервничала, как будто понимала, что… – Джонни вдруг подхватил ее на руки, и Лив обняла его ногами, игриво улыбнувшись. – Оливка, давай потом это обсудим!
Лив заглянула в эти теплые, сияющие огнем и желанием игривые глаза, и ее внутренности полыхнуло страстью.
– Ладно, дружище, тогда, может, поцелуешь меня по нормальному? Или ты не умеешь?
Джонни с укором посмотрел на нее и покачал головой.
– Ай-яй-яй, Оливка. Сама напросилась.
И он наконец-то поцеловал ее… Так долгожданно и по настоящему, так желанно и страстно, как может только он, с его энергетикой стремительности, безрассудности, тепла… Вспышка, вспышка… Лив уже не понимала, что твориться вокруг… Весь мир для нее был сейчас он… Сильный, мужественный, грубый, горячий и чертовски красивый, как с картинки в журнале.
Секунда – и ее черный топ полетел на пол, секунда – и она уже лежала на его кровати, стаскивая с него рубашку, обнажая его потрясающее, хоть и испещренное новыми шрамами тело… Секунда – и он целует ее, целует, целует… Лив была так счастлива, что ей хотелось кого-нибудь убить… И вот она уже без одежды и Джонни, горячо лаская ее тело, вдруг шепнул ей на ушко:
– Теперь ты моя девочка, Оливка…
Лив уже ничего не понимала от любви и жара и только закивала головой, прижимаясь к нему все крепче:
– Да, да, да, Джонни, не отвлекайся…
И больше они не разговаривали.
Наступил вечер. Затем ночь. Затем утро.
Лив и Джонни лежали в его постели. Джонни спал, лежа на спине и обнимая Лив, которая положила голову ему на плечо, тоже обняв рукой.
В свете утреннего солнца она различила несколько коробок от пиццы, две коробки из-под китайской лапши, большую, просторную упаковку от пудинга и улыбнулась: как они могли за ночь все это съесть??? Чтобы не отрываться друг от друга, они заказывали еду прямо в квартиру и ели, не выходя из спальни, параллельно болтая, как и раньше, но теперь их разговоры почти все время прерывались на секс и поцелуи.
Лив подняла счастливые глаза на Джонни и улыбнулась, любуясь его умиротворенным лицом. Внутри нее больше не было злости или одиночества. Она вдруг поняла, что он спас ее, что именно он помог ей обрести себя, что это он – стремительный, горячий, заботливый, веселый – он ее рыцарь, ее судьба… Так странно… Она все время искала чего-то, не замечая, что у нее уже все есть. Не зря же она доверилась ему сразу, как только увидела: такое с ней было впервые… Значит и она, где-то в глубине души, любила его всю жизнь и ждала его.
Он для нее, она – для него.
Лив посмотрела на татуировку на своем плече и его плече и улыбнулась еще шире, чуть не засмеявшись. «Давно женаты?» – спросил татуировщик, когда увидел, как весело они общались, разглядывая свое новое «приобретение» в зеркале.
Она подняла на него глаза и, наклонившись к самому уху, прошептала:
– Я очень, очень, очень сильно тебя люблю.
И тихонько выскользнула из-под одеяла.
Глава 31 Хэппи-лог
Наскоро натянув свои цветастые штаны и белую майку, запрыгнув в сандалии на тонких ремешках без каблука, Лив села в «Кадиллак» и поехала на кладбище Грин-вуд.
Было раннее утро, поэтому на стоянке за воротами тихо покоилось всего несколько автомобилей. Ни посетителей, ни туристов, ни экскурсионных автобусов. Зато Лив увидела запыленный, одинокий «Форд Бронко», который она бросила здесь пару месяцев назад… А, казалось, целую вечность. Лив остановилась возле него и, выйдя из «Кадиллака», чуть нахмурившись, погладила «Бронко» рукой. Все началось с этой машины… Эта машина помогла ей в те сложные времена, эта машина служила ей убежищем, спасением и домом… Странно, но ее все еще не нашла полиция и не вернула хозяину…
Лив последний раз взглянула на «Бронко» и, не оборачиваясь, пошла в склеп Мартинесов. Как и в прошлый раз, она провела по гробнице мамы рукой, но прежней страшной тоски и отчаяния не было. Она вылечила один из своих недугов – одиночество, и осталась лишь тихая грусть. Мама нужна всегда.
Лив перевела взгляд на гробницу Джесси и, присев рядом, аккуратно и легко облокотилась об нее, уйдя в свои мысли. Затем, она тихо заговорила:
– Джесси… Я боюсь того, что стала причиной твоей смерти. Я каждый раз просыпаюсь с мыслью, что если бы я была нормальной, обычной девчонкой, я бы не посмела перечить отцу, лезть на рожон, и позволила бы ему защищать меня от Блейка. Нужно было только открыть рот и все рассказать… – Лив вздохнула, по ее щеке скатилась слеза. – Но я этого не сделала. Я должна была умереть, я, а не ты! Я с самого рождения чувствовала свою непригодность, несоответствие этому миру. Что во мне было? Ничего. Только злоба, агрессия, грубость. Но хуже всего то, что я, не зная ничего об этом, забрала у тебя Джонни. – Лив приподнялась и посмотрела на фотографию Джессики, выгравированную в стене над гробницей. Эти мягкие, спокойные глаза, темные, прямые волосы, красивое лицо, светлая улыбка… – Я знаю, ты любила его больше всего на свете, я видела твои глаза, когда ты смотрела на него… И теперь я люблю его так, как ты. Что со мной произошло? Почему это случилось, я не знаю… Но… Ты прости меня за него. Я не хотела забирать его у тебя, но оказалось, что он тоже меня любит. – Лив нежно погладила гробницу, испытывая боль в груди и чувствуя слезы на щеках. – Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить за все, что я причинила тебе… Джессика.
– Я тебя тоже очень, очень, очень сильно люблю, и ты ни в чем не виновата. – услышала она сзади такой теплый и веселый голос и резко обернулась.
В дверях склепа стоял Джонни, облокотившись плечом о дверную раму и сложив руки на груди, глядя на нее с игривой улыбкой. Лив тоже ухмыльнулась, встала и подошла к нему. Он был как всегда прекрасен в черной, обтягивающей футболке, модной синей кожаной куртке с поднятым воротником, джинсах и неизменных, любимых синих кедах. Его зеленые глаза страстно и любовно горели, глядя на нее, и Лив снова ощутила, как ее окружил пузырь тепла, такой родной, такой успокаивающий и самый любимый…
– Так ты что, болтушка, прикидывался спящим? – шутливо пожурила его Лив. Джонни весело улыбнулся.
– Нет. Просто твой свистящий шепот чуть не оглушил меня, какой уж тут сон… – хитро подмигнул он и получил тычок в плечо.
– А здесь-то ты как меня нашел? – с любовью и огромным удовольствием глядя на него, спросила Лив.