Свекольный квас

Галя не раз наблюдала, как мальчишки сливались, когда Лена вот так, мягко, начинала диктовать им свои условия: не дурачиться в грязных от ила трусах на глинистом берегу, а прилично одеться, прийти в парк и вести разговоры.

– Ой, я забыл, в субботу мать просила с ней на дачу ехать. Давай потом, – предсказуемо дал заднюю Леша.

– Как хочешь. – Галя пожала плечами, в точности повторив жест одноклассницы.

В общем, до конца школы она научилась виртуозно копировать Шарафееву. И в старших классах девочки стали близкими подругами.

Кстати, Лена Урбанович к этому времени перебралась с родителями в Белоруссию. Ну а Лена Титова перешла в гимназию. И в классе осталась всего одна Лена.

Галя почувствовала, что появилось вакантное место.

«А что, я тоже могу стать Леной… Лена Вержакова – нормально же звучит», – мечтала девочка. Паспорт ей уже выдали в 16 лет с дурацким, на ее взгляд, именем Галина.

«Вот выйду замуж, поменяю и фамилию, и имя», – твердо решила она.

2.

Наступили 90-е годы, жизнь была не сахар, родители и той и другой тянули, как могли. Ну а для девчонок наступила студенческая жизнь. И им все же пришлось расстаться.

Лена готовилась в областной университет, она хоть и не без проблем, но поступила с первого раза. Предсказуемо среди экзаменаторов в комиссии были не только женщины. Профессора-мужчины с филфака, естественно, привыкли к красивым студенткам, их на этом факультете всегда было предостаточно, но в Лене Шарафеевой был особенный магнетизм, так что на устном экзамене ей было несложно получить балл повыше.

– Галка, привет! – крикнула в трубку Лена. – Я поступила! Поздравь!

Она звонила подруге с переговорного пункта на почте. В общежитии, куда ее определили, нельзя было говорить по междугородной линии. Да и заселение начиналось только в конце августа, впереди было целое лето.

– Поздравляю, молодец. – Галя постаралась быть искренней, но это выходило не очень. Именно сейчас рвалась пуповина, которая долгие школьные годы связывала ее с подругой. Девушке казалось, что без Лены от нее самой останется лишь жалкая горстка никому не нужных, блеклых и скучных мыслей, некрасивая походка и тяжелые щиколотки. Не будет той, которая все эти годы подсвечивала унылую жизнь Гали. Она была уверена, что без Лены будет никому не нужна, особенно парням.

– Ну а ты? Ты поступила? – Лена пузырилась от счастья.

– А что я? Тебе везет, ты в большой город уехала, а меня вот мать с тобой не пустила. Так что, конечно, поступила, чего ж тут не поступить.

– Ты ко мне на каникулах будешь приезжать, не кисни, – беззаботно прокричала в трубку Лена.

Галя же понимала, что никуда она не поедет на каникулах. Во-первых, летом мать всегда запрягала ее в огороде, она бы не отпустила ее поехать к подружке. Во-вторых, у них в семье денег особо не водилось, никто ей не даст и рубля, чтобы поехать развлекаться к Лене. Она и поступала-то в техникум на технолога металлообработки, чтобы устроиться на местное предприятие к отцу в цех и сразу начать нормально зарабатывать. На дворе стоял 1992 год, и пока никто не мог знать, что уже через два года предприятие приватизируют и настанут трудные времена.

– Поздравляю тебя, Лена, всего тебе самого наилучшего, – официальным тоном произнесла Галя. Она говорила с домашнего телефона, родители были на работе, поэтому не видели, как дочь с силой брякнула трубку, схватила подушку с дивана и уткнулась в нее раскрытым кричащим ртом.

Именно в этот момент для Гали закончилось детство, но никуда не исчезло тягучее чувство зависти и ревности. Ей было обидно, что теперь красавица Лена будет учиться в большом городе, без нее смеяться над шутками умных студентов, зубрить свои странные филологические предметы, пить вино и целоваться в загадочных подворотнях с лучшими парнями курса. А что останется Гале? Скукота в заштатном городишке, студенты-технари, которые и двух слов связать не могут, а в компаниях предпочитают пить не вино, а водку, зубрежка какого-нибудь материаловедения и материнский пилеж по поводу и без.

Вдоволь наплакавшись в подушку, Галя встала и прошлепала в ванную. Из зеркала на нее смотрела девчонка с опухшими глазами.

«Первым делом нужно избавиться от этой дурацкой косы», – решила Галя. Она перекинула свою довольно толстую косу со спины на грудь, на ее конце была яркая резинка, теперь такие можно было купить в любом ларьке, и Лене Урбанович было бы нечем хвастаться.

«Фу, уродина». – Галя пошарила в тумбочке под раковиной и извлекла из ее недр большие ножницы. Она решительно приставила их к косе и начала резать, волосы поддавались неохотно, поэтому пальцы побелели и заныли.

«Все равно отрежу!» – Галя продолжала уничтожать косу, которую растила со школы.

Когда дело было сделано, она расстроилась еще больше, потому что на голове образовалась какая-то ерунда: ни косы, ни нормальной прически. Девушка опять кинулась в слезы.

«Это все Ленка виновата, это из-за нее я страдаю! Пусть у нее все будет плохо, пусть ее выпнут из универа, пусть она спутается с каким-нибудь уродом! Пусть у нее лицо прыщами покроется! Пусть она залетит от первого встречного!» – Галя изрыгала самые страшные проклятья для девушки тех лет. В конце концов ей стало легче.

– Галя! Боже мой, что ты с собой натворила! – всплеснула руками мать, когда пришла вечером домой. Она была довольно молодая женщина, ей не было и сорока лет, но дочке она казалась старухой.

Мама поставила тяжелые сумки из магазина в коридоре, разулась и взяла дочь за плечи. Повернула ее из стороны в сторону и задумчиво произнесла:

– Я дам тебе денег, только сходи в парикмахерскую и приведи в порядок свою голову.

Длины волос Гале хватило, чтобы сделать модную и недешевую тогда стрижку «американка». Она ей шла, делала лицо милее, так что впервые она почувствовала на себе взгляды парней, когда рядом не было Лены. Это оказалось приятно. Но все равно 1 сентября, среди студентов, чувствовала, что как будто занимает не свое место, будто взгляды парней принадлежат не ей, а Лене, которой и в помине не было рядом.

Прямо на первой паре к ней подсел кудрявый парнишка в кожаной куртке. Наличие этого предмета в гардеробе буквально кричало о том, что ее обладатель очень крут. И тут было два варианта для 17-летнего паренька: или куртку ему купили родители, а значит, в семье водились деньги, или он взял ее сам, ошиваясь с «настоящими пацанами», крышевавшими рынок и все ларьки в округе. В общем, снимать этот паспорт благосостояния в аудитории он даже не собирался.

– Привет, – бросил он Гале и сел, скрипнув рукавами.

– Привет. – Она покосилась на кожаное великолепие.

– Я Костя, а ты?

– Лена, – неожиданно даже для себя сказала Галя.

– Листок есть?

Галя молча взяла тетрадь и вырвала из середины двойной лист.

– Вот, – протянула она бумагу.

– Спасибо, Ленок. Можно так тебя называть?

Галя точно знала, что если бы какой-то парень удумал назвать Лену Шарафееву Ленок, он получил бы вежливый, но очень твердый отказ, после которого никому бы не захотелось продолжать фамильярничать. Но Галя была сражена лихостью, кудрями и кожаной курткой, поэтому ответила:

– Да, конечно.

– Ты сегодня после пар свободна?

– Да, – не задумываясь ответила девчонка.

– Погуляем?

Галя утвердительно кивнула и сделала вид, что очень внимательно слушает лектора.

Она влюбилась в Костю, как кошка. Уже через неделю жарких поцелуев в подъезде он предложил после занятий заглянуть к нему домой.

– Мамка на работе, – пояснил парень.

Галя не могла сопротивляться его обаянию, до Кости у нее ни разу не было парня, который провожает до дома и не отпускает в подъезде по полчаса, плотно прижав к себе и обдавая запахом табака и молочной карамели, которую он закидывал в рот после каждой выкуренной сигареты.

Кстати, к этому моменту он знал, что Галя вовсе не Лена. Глупо было с ее стороны скрывать имя, учились-то они в одной группе.

– Да, Лена было лучше, – высказался Костя, когда кто-то из преподавателей назвал ее Галиной Вержаковой.