Проклятие обреченных

На Акатова стали обращать внимание девушки. Вернее, он сам повернулся лицом к слабому полу, а чего ж? Отслужил, отучился, зажил самостоятельно, скоро пора семью заводить, так надо же погулять, чтоб было что вспомнить! Общительные и бойкие девицы из сферы обслуживания охотно сводили знакомство с серьезным кавалером, который не охальничал, не напивался, приглашал на кофе с пирожными в приличные кафе и даже дарил цветочки, а уж это по нашим развращенным временам – «ва-аще»!

Так что плотские радости Вадим добирал на стороне, да и то порой призадумывался. Стоит ли тратить время, деньги и силы, если дома тебя ждет такое прелестное, кроткое, готовое к любым уступкам существо. Но… от добра добра не ищут, правда ведь?

Все изменилось почти против его воли. Он крутил роман с молоденькой продавщицей из соседнего отдела – она была миленькая, капризная и меркантильная девчонка. Долго-долго она Вадима не подпускала к себе, и он уже начал изводиться, мужское самолюбие не давало отступить, и он положил себе непременно добиться этой вертушки. Акатов водил ее по ресторанам и иной раз, терзая ножом зажаренную до кондиции подошвы отбивную, смертельно тосковал по Галочкиным воздушным котлеткам, подавлял зевоту и изжогу от шампанского. Но инстинкт охотника гнал его вперед, и вот наступил наконец тот вечерок, когда продавщица согласилась заглянуть к нему на чашку чая. Вадим в тот вечер был хмелен – и от выпитого вина, и от предвкушения долгожданной победы, так что сам факт присутствия в его квартире Галочки как-то испарился у него из памяти. Он вспомнил о ней, только расплачиваясь с таксистом. Его спутница стояла поодаль, покачивалась на высоких каблучках и при свете фонаря выглядела весьма соблазнительно в своем полупрозрачном шифоновом платьице.

«А, была не была! – решил Акатов. – Галя, наверное, уже спит. Двенадцатый час, а она рано ложится. Да и потом, что тут такого? Кто она мне? Не жена и даже не сестра. Квартирантка, да еще и на моих харчах!»

Но оказывается, его гостья полагала иначе. Она вошла в квартиру, пила шампанское (и куда только в нее лезло, ведь собирались, кажется, пить чай), кокетничала с Вадимом, а потом попросилась в ванную. Он проводил ее и быстро принялся стелить постель. Девица вернулась быстро, он даже не ожидал.

– Ты что, женат? В твоей ванной сушится кружевной лифчик, пятый номер, и полно косметики!

Ну уж так и полно! Стоял там какой-то лак для волос, завалящий, отечественный, да косметический набор, что он же, Вадим, подарил Галочке на Восьмое марта! И потом – какая ей разнице, этой свистульке, женат Вадим или нет, он же ее не замуж зовет! Он не давал ей никаких обещаний, не собирался на ней жениться, следовательно, ее и не могло оскорбить кружевное женское белье в его ванной…

– Успокойся, котенок. Это лифчик и косметика моей квартирантки. Не кричи так, она, должно быть, спит давно.

Но вздорная девица уже раздухарилась. С чего бы это, шампанское, что ли, ей в голову ударило? Размахивая руками, как ветряная мельница, что-то возмущенно пища, она вырвалась в коридор, обула свои парнокопытные туфли – а у нее, оказывается, тонкие, кривые ножонки! – и удалилась, грохнув дверью, оставив Акатова в недоумении. Что она так завелась? Черт, а он-то, дурак, раскатал губу!

Вадим выключил свет и снова повалился на диван. Он уже начал засыпать, уже нахлынула теплая волна дремы, смывая досаду, как вдруг скрипнула дверь. Это была Галочка, кто же еще? Мягко белея в темноте ночной рубашкой, она подошла к дивану:

– Я слышала шум… Это я виновата, да? Я вам мешаю. Ваша невеста…

– Какая там еще невеста, – прошептал Вадим, стряхивая с себя остатки хмельной дремоты. – Иди-ка сюда. Ты почему босиком? Озябнешь!

Какое там «озябнешь»! Ночь была тропически душная, градусов тридцать, и ни сквознячка, ни ветерка! Но Галочка охотно юркнула в постель – только ахнули восхищенно пружины матраса – и даже натянула на себя простыню. Впрочем, она не намерена была разыгрывать из себя недотрогу.

В сущности, между ними почти ничего не изменилось. Они все так же вели совместное хозяйство. Галя готовила, стирала, убирала, Вадим приносил в дом деньги и добывал дефицитные продукты, а дефицитом теперь стало все. Они даже не спали вместе – ласки заканчивались, Галочка бежала в душ, а оттуда в свою комнатку спать. Казалось, это устраивало обоих. О чувствах между ними разговора не было. Да и какие там чувства? Сошлись, потому что так сложились обстоятельства.

«А ведь я не знаю, что она там себе думает, – говорил себе Вадим порой. – Может, надеется стать тут полноправной хозяйкой и законной женой. Ну, не теперь, а со временем… Тут, голубушка, ты промахнешься, у меня другие планы. Поди, родственники, когда тебя сюда посылали, имели свои виды. Галка, говорят, смотри, не зевай, парень видный, при деньгах, при квартире…»

И вот теперь появилась Анна, осветила его жизнь лихорадочным светом своих глаз. Девушка из хорошей семьи. Девушка, на которой можно и нужно жениться. Вадим обомлел, когда узнал, кто ее родители. Оба известные врачи-кардиологи, отец, правда, живет в другой семье, а мать работает в местном НИИ кардиологии, куда со всего Союза люди едут! Римма Сергеевна оказалась стройной, изящной дамой с гладким лицом. Она не ждала гостей, но, когда дочь с «кавалером» вошли в квартиру, встретила их при полном параде. На ней была узкая черная юбка, белая блузка, а на ногах – не расхристанные шлепанцы, а туфли, черные лодочки без каблука. И Вадиму не предложили разуться, не кинули к его ногам истертые тапочки… Он пил кофе из крошечной, видно старинной, чашечки, и мать Анны занимала его беседой. Он ухмылялся про себя, чувствуя, как хитрая женщина прощупывает его в разговоре, пытается понять, что он есть, подходит ли он ее дочери. Римма Сергеевна («бога ради, просто Римма!») еще не успела прийти к какому-либо заключению, а Вадим уже знал: эта женщина станет его тещей. А Анна, соответственно, – женой. Это будет достижение, эту вершину стоит покорить!

Но не так-то это оказалось просто. Судя по всему, он заслужил не самую высокую оценку Риммы, недаром в ее прозрачных, насмешливых глазах виделось ему короткое словечко «торгаш». Клеймо. Приговор. Он недостоин Анечки, не будет достоин даже в том случае, если бросит к ее ногам доху из меха голубой норки, да что там – все меха мира! И деньги тут не помогут. А как обидно – он ведь делал ставку именно на свои коммерческие способности, на умение «вертеться», которое так ценится повсюду, да хоть в его родной деревеньке!

Деньги у него были. Он научился их зарабатывать. Место товароведа в магазине Вадим сменил на должность эксперта при небольшой меховой фабрике. Разумеется, кое-какие из его махинаций не были бы одобрены законом, но… Денежки-то в карман бегут! А потом собрался с силами, нашел компаньона и открыл кооператив. Выпускал недорогие и модные шубки из натурального меха, их раскупали охотно. Шубы, разумеется, были негодященькие. Поставщики темнили, ворс со шкурок сыпался, дворовые шарики и мурки не по-доброму косились на обладательниц модных новинок, но… Но люди, измученные скудным казенным ассортиментом и годами дефицита, и тому были рады. Кооперативы, они все так работают, и никто не жалуется, население даже песенки сочиняет: «Что это за шарфик, как же он красив! А кто все это сделал? Кооператив!»

Глава 4

Миновала зима, городская весна уронила на теплеющий асфальт с бегущим по нему первым жучком-«солдатиком» свои тополиные серьги, наступило лето. Вадим встречался с Анной время от времени, но не подвинулся ни на йоту – в его активе было только несколько поцелуев да ласковое словечко, которым она как-то с ним обмолвилась. А летом, после сессии, она уехала куда-то отдыхать, и Вадим не видел ее почти месяц. Он уже готов был отступиться – что ж, не вышло, не срослось, нужно искать новый вариант. Собирался даже и сам поехать отдохнуть к морю, в одиночестве. Не Галочку же с собой тащить – в Тулу со своим самоваром не ездят!

Но прежде чем взять отпуск, собрался-таки с духом и позвонил Анечке. Трубку взяла Римма и заговорила неожиданно приветливо:

– Ах, это вы, молодой человек? Хочу вас побранить по-матерински. Куда же вы запропали? Нельзя так, Вадим. Анюта приехала две недели назад и вся извелась, вашего звонка ожидаючи. Позвать ее? А зачем? Приходите к нам к обеду, да и дело с концом!

Он обрадовался такой метаморфозе, купил на пышном летнем базаре два букета и помчался к Лазаревым. Но Риммы дома уже не было, она ушла в свой институт. Его встретила Анна. Она очень изменилась за то время, пока он ее не видел. Солнце расцеловало ее до пряничного закала, личико округлилось, опростилось, на носу высыпали крошечные конопушки, глаза, обрамленные выгоревшими ресницами, глядели по-детски. И губы обкусаны, обкусаны, и желтоватый синяк на загорелом предплечье… Такой простой, такой близкой, как ромашка на лугу, она была в своем желтеньком сарафанчике, что Вадим смог затормозить только в сантиметре от пропасти – он чуть не назвал ее Галочкой…

И не только внешне изменилась Анна. Вадим раньше и не знал, что она умеет отвечать на поцелуи, что губы ее могут быть так горячи… Что ж, говорят, разлука усиливает любовь. Значит, правду говорят. Эти горячие, обкусанные губы, эти глаза, что с каким-то отчаянием смотрят в его глаза!

– Ты будешь моей женой?

Он спросил и смутился – слишком уж выспренне, неестественно прозвучало.

Анечка чуть отстранилась, глянула на запыхавшегося жениха сквозь стрелы опущенных ресниц. И сказала фразу, приведшую его в восторг. Право же, необыкновенная девушка! Так отвечали своим старорежимным ухажерам только какие-нибудь графини, эдакая Наташа Ростова! Она сказала:

– Поговори сначала с мамой.

Он и опомниться не успел, как оказался женатым. Все устроилось так быстро! Ему не терпелось вступить в права мужа, а невеста и ее мать со снисходительными улыбками потворствовали ему. Подали заявление, заказали небольшой банкет, сшили для Анечки красивое платье. Он купил ей и будущей теще роскошные подарки – шубы. Анне – чернобурку, Римме – песца. Пусть носят, знай наших, и не вороти личика от «торгашей»!

И только когда он приволок домой мягкие тюки с шубами, Галочка вышла ему навстречу из кухни в ситцевом халатике. Она любила ходить дома босиком, и Вадим впервые обратил внимание, какие у нее некрасивые ступни – крупные, простонародно-костистые, с выдающимися у больших пальцев желваками.

– Галя, я… – сказал он и осекся. Он совсем забыл!

Забыл сказать ей, что женится. Вообще как-то запамятовал о том, что она у него есть. Так привык, что перестал замечать.

– Галь, я женюсь.

Она прижала к груди поварешку. Колени у нее подогнулись, Галина села прямо на пол и заплакала.

– Ну, чего ты… Ну, брось!

– О-ой, Вадик! А я-то как же?

– Чего ж ты, – пожал плечами Акатов. Он действительно пока не понимал сути претензий. – Здоровая молодая девка, ко мне никаким местом не приросла. Найдешь себе еще, и получше меня. Так?

– Так, – некрасиво, по-деревенски хлюпая носом, согласилась Галочка. – Только я думала…

– Ну, это уж твое дело, чего ты там себе думала! А я тебе ничего не обещал, и о любви между нами разговору не было.

– О-ой, Вадик!

– Да не вой ты! Галь, я ж тебя не выгоняю на улицу. Я у жены буду жить. А ты оставайся. Доучишься, поедешь обратно в свой этот, как его… Живи пока.

– Вадик…

– Да перестань меня так называть!

– Вадик, у меня ребеночек будет.

– Ребе… Чего-о? Как же это вышло?

– Я не зна-а-аю, Ва-а-дик!

И снова ревет, разливается.

Да, вот это была новость так новость. Вадим сел на корточки рядом с Галиной.

– Срок у тебя какой? Может, ты ошиблась? Ты у врача-то хоть была, деревня?

– Не была пока, нет…