И будут все пути открыты,
И я припомню, может быть,
По древним письменам санскрита
Метафизическую нить
Моих далеких воплощений
На грустной и родной земле —
Медузой, рыбою, растеньем
И ящерицей на скале
Была душа. В ночных пещерах
Горели первые огни.
И человек, один из первых,
В косматом сумраке возник.
А дальше – медленно и трудно
Шел человек – за шагом шаг,
Но в некий час тревоги чудной
Крылатой поднялась душа.
Так человек услышал Бога
И на земле родился Бог —
С востока привела к порогу
Звезда волхвов и пастухов.
И память мудро сохранила,
Запечатленна и чиста,
Путь от амебы до гориллы
И от гориллы до Христа.
1 июня 1947
Троица
Конверт со штемпелем «Москва».
Как радостно и больно!
Читаю медленно слова,
И на глаза невольно
Непрошеная влага слез.
О, милый запах дома,
О, запах вянущих берез
На Троицу. Знакомый
Веселый вечер за столом
Под желтым абажуром.
Как дышит самовар теплом,
В сухарнице ажурной
Печенья хрупкая гора
(Домашнего печенья!),
И рдеет в вазе баккара
Клубничное варенье,
И хворост розовым клубком,
Напудренный ванилью,
В бутылочке старинной ром,
И рюмок изобилье,
И мед сочится золотой
На блюдо расписное,
Пионы в зелени густой,
Зажженные весною,
И в чашечках саксонских чай,
Душистый, сладкий, крепкий…
И скатерть – желтая парча,
На ней березок ветки…
3 июня 1947
Посвящение
Э.
Нельзя забыть любимого тепла
Знакомого и ласкового тела.
И плачу я, что не любовь ушла,
А только радость ласки отлетела.
И мы – враги, влюбленные враги,
Следим жестокими и жадными глазами,
Чтоб сердце не досталося другим,
И раним сердце сладострастно сами.
Я плачу. Видишь – я люблю тебя
И любишь ты. Но не покорны оба.
И проклиная, плача и любя,
И издеваясь над любовью злобно,
Неповторимый помним аромат
Любимых губ и ласкового тела…
Пусть дни летят, стремительно летят,
Пусть молодость, как ветер, отшумела!
8 июля 1947
Голод