Отвергнутый попутчик предался унынию, не в силах понять, почему ему отказали столь решительно.
– Я что, такой страшный? – поинтересовался он, догнав «рено».
– Почему?
– А почему вы мне отказали?
– Потому что сегодня мне не до ужина. Лучше объясните, куда все едут? Почему такая пробка? Почему людям не сидится дома?
– Так ведь рабочий день!
– Серьезно?
– Понедельник, если вы забыли.
– Понедельник?!! – закричала Вика. – Сегодня воскресенье!!!
– Приятно было познакомиться, – быстро промямлил попутчик, закрыл стекло и рванул к перекрестку, благо дорога немного освободилась.
– Какой пассаж! – громко изумилась Вика. – Понедельник! Значит, не только субботняя ночь, но и воскресная улетучилась из моей памяти! Целую бездну времени я провела неизвестно где, неизвестно с кем и неизвестно в какой позе. Какая трагедия! Мне пора подумать о моем моральном облике.
Через полчаса Виктория сидела в холле отделения милиции. Наверное, она сделала совсем неутешительные выводы насчет своего морального облика, раз тут же пошла сдаваться. Или она решила, что провела достаточно времени в роли Алисы Горностай, и пора заканчивать маскарад? Очевидно, Виктория еще очень плохо соображала больной головой, если решила возложить на милицию решение своей мистической загадки.
Сначала Вика сунулась в окошечко, прорубленное в оргстекле и украшенное красной надписью «Дежурная часть». Но у ребят в серо-синей форме, как и следовало ожидать, и без нее хватало забот.
– Посидите там, – кивнул ей молодой милиционер.
Вика опустилась на скамью рядом с дамой в плаще и вязаном берете и закинула ногу на ногу. В ее суперкороткой юбке сидеть иначе было невозможно, любая другая поза бросала вызов общественной морали.
Женщина в берете не могла оторвать глаз от бирюзового кожаного плаща соседки и от серебристых змей на ее колготках. Скатавшееся вязаное изделие на голове дамы явно не соответствовало атмосферным условиям последней недели апреля.
– У вас-то какие проблемы? – грустно осведомилась женщина.
Действительно, разве возможны какие-то проблемы у такой респектабельной и гламурной особы?
Вика развернулась к вязаному берету. Дамочка тут же ощетинилась. Ей показалось, что соседка смотрит на нее презрительным и спесивым взглядом аристократки, не желающей контактировать с плебсом. Но она ошиблась. Виктория никогда не отличалась снобизмом или высокомерием, даже в тот период жизни, когда она купалась в роскоши и летала на выходные в Париж и Милан за покупками.
Бирюзовая нимфа с готовностью стала объяснять, в какую переделку попала.
– Понимаете, меня зовут Викой Коробкиной. А паспорт… Полюбуйтесь!
Грустная дама в берете взяла документ и внимательно его изучила.
– Алиса Горностай, – прочитала она. – Но это ваш паспорт.
– Нет, я Вика Коробкина.
Дама покачала головой:
– Чем вас не устраивает Алиса Горностай? Очень эффектное имя.
– Но я Виктория Коробкина!
– Алиса Горностай звучит гораздо интереснее какой-то Коробкиной!
– Я не Алиса Горностай!
Женщина пожала плечами. У нее на лбу загорелось футбольное табло с яркой надписью: «С жиру вы беситесь».
И тут Виктория ясно представила, как сейчас она начнет объяснять отряду милиционеров, что у нее чужой паспорт, чужие права на машину, чужая машина, чужая одежда. Что у нее болит голова, зубы, ломит все кости.
Действия милиционеров? Или послать чокнутую на три буквы. Или взять пробы на алкоголь и наркотики. Или проверить, не висит ли на пресловутой Алисе Горностай пара-тройка теплых трупов…
Не успела Виктория покрыться липким потом при мысли о трупах, как случилось новое испытание для ее нервов. Что-то вдруг загудело, завибрировало на скамейке около Викиного бедра. Девушка испуганно подскочила и увидела серебристую сумочку, превратившуюся в живое существо. Сумка тряслась мелкой дрожью, как от холода.
Вика взяла ее на руки и погладила, пытаясь успокоить. Дама в берете посмотрела на девушку с жалостью, будто на умалишенную.
– Телефон достаньте, – посоветовала она.
– Телефон! – обрадовалась Вика. – Как я не догадалась!
И верно, нетипичное поведение сумки было спровоцировано именно мобильным телефоном. Аппарат вибрировал и надрывно гудел, привлекая внимание хозяйки.
– Оу, сколько непринятых звонков! – удивилась Виктория. Она разглядывала дисплей. – Алло?
– Что ты делаешь? – прозвучал в трубке чей-то недовольный голос. – Перестань суетиться!
Виктория быстро захлопнула крышку мобильника и оглянулась.
– Знаете, вы правы, – сказала она даме. – Наверное, не стоит грузить наши правоохранительные органы подобными глупостями!
Виктория потерла виски пальцами. В глазах опять мельтешили разноцветные огни, в голове гремела музыка и били тамтамы. Виктория устремилась к выходу.
– Да, я едва все не испортила! – сказала она. – Сейчас бы меня законопатили в камере. Посадили в «обезьянник». Мне это надо? Нет, не надо. Но кто звонил? Странно… Голос кажется мне знакомым… Или звонок предназначался не мне, а Алисе? Мобильник-то ее…
Автоматически перейдя после развода в разряд «бывшей», свекровь Маши, однако, сохранила полноценный статус бабушки троих здоровякинских пацанов, а значит, оставила за собой право наносить визиты. Ирак менее въедливо инспектировался на предмет ядерного оружия, чем Машина квартира – на предмет соблюдения санитарных норм для успешного взращивания малюток.
Когда-то Мария прочитала трактат Сунь-цзы «Искусство войны», но ей не всегда удавалось избежать ловушек, умело расставляемых дорогой родственницей. Та, кстати, о Сунь-цзы и не слышала, однако была от природы искусным стратегом.
Увидев в дверной глазок бесценный лик мадам Здоровякиной, Мария сказала себе: «Я спокойна. Я улыбаюсь!» – и распахнула дверь. Визит свекрови нужно было просто пережить. Советский резидент в глубоком тылу врага испытывал такое же нечеловеческое напряжение душевных сил.
– Здравствуй, Маша! Как плохо ты выглядишь. Опять всю ночь сидела у компьютера и пила кофе? Какой у тебя бардак! – для разминки швырнула гранату Раиса Андреевна.
– Здравствуйте, мама, – мужественно улыбаясь, выдавила Мария.
Неудовлетворенная ответом, свекровь пальнула из гранатомета:
– Игрушки валяются, ноги сломаешь! А когда ты последний раз пылесосила? Дети дышат пылью. У них разовьется бронхиальная астма!