Свадебное платье мисс Холмс

– Придумайте. Здесь действует правило «шаблона». Ну, например: «Давние партнеры по проектам таким и таким-то – компании А и Х решили не нарушать дружеских традиций и приступили к совместному выполнению заказа государственной корпорации… Ведущую роль в реализации заказа осуществляет компания Х». Проще простого, но не так скупо и сухо – а цветисто. Чтобы было красиво.

– Где можно взять материалы по этому сотрудничеству? – не сдавалась я.

Лера Петровна прищурилась:

– У себя в голове. Только там. Поищите и найдете. Было бы желание.

– Хорошо, я постараюсь. – Мне ничего не оставалось делать, как выйти из кабинета.

Придя к себе, я села за стол и задумалась. Вроде бы все проще простого. Мне было дано задание вышестоящим лицом. Вторым, а по сути первым, лицом компании. Я должна была, не задумываясь о причинах и последствиях, выполнить поручение в указанные сроки. Оставалось только бодро стучать по клавишам и сочинять легенду об отношениях компаний А и Х. Я же сидела и, не двигаясь, смотрела в одну точку, потому что мне предлагали писать вранье. Абсолютное, чистейшее вранье. Это не было похоже даже на приукрашивание, не было похоже на рекламный трюк, где порой вымысел так искусно переплетается с правдой, что становится самой правдой. Но это было еще не все – в этом задании я чувствовала подвох. Я чувствовала что-то, что нарушит и так неустойчивое равновесие между компаньонами. Это было не мое дело, в это влезать было нельзя, но, исполнив это поручение, я, так или иначе, определяла, с кем я. А быть на стороне Леры Петровны мне не хотелось. Не потому, что я была в восторге от Марии Евгеньевны или ее методы руководства меня устраивали, не потому, что она брала меня на работу. Причина моей верности крылась совсем в другом – не Мурашова первая сделал шаг к разделению. А мне всегда было противно предательство и разрушение. Мне всегда было противно вероломство. За рекламной кампанией, которая последовала бы после моей статьи, я видела начало именно этого разрушительного и предательского процесса.

С некоторых пор модный дом «МаМур» стал ньюсмейкером, за новости о нем уже сражались многие издания, и вброс такой информации, которая обросла бы различного рода экономическими домыслами, произвел бы большой эффект.

– У тебя есть мобильный Мурашовой? – Я спустилась вниз к той самой секретарше, которая направила меня на собеседование.

Девушку звали Леной, и была она, по сути, очень доброй и порядочной. Только немного важничала на своем рабочем месте. За время работы в компании я поняла, что ей вполне можно доверять.

– Есть, но дать не могу. Запрещено. Только в самых экстренных случаях. И потом, она же не в командировке, а в отпуске! Сами понимаете…

– Считай, что экстренный случай… Беру ответственность на себя.

– Я боюсь, влетит.

– Если не дашь, влетит больше, поверь мне!

– Что-то случилось?

– Пока нет, и надо узнать, не случится ли что…

Лена протянула клочок бумажки.

– Спасибо, звонить буду со своего мобильника и в своем кабинете. – Я помчалась наверх.

Дозвонилась я только с третьего раза. Сто раз извинившись и сто раз повторившись, я рассказала о задании Леры Петровны. Меня слушали внимательно, не перебивая.

– Мария Евгеньевна, как мне поступить? Я почему-то не решалась запустить эту кампанию…

– И не запускайте. Она сейчас ни к чему… – Мурашова никак не прокомментировала поведение Леры Петровны – это было и понятно, я не та птица, перед которой она должна была открываться.

– Я могу официально отказаться, если поинтересуются состоянием дел?

– Это как сочтете нужным. Можете сказать как есть, можете потянуть резину до моего возвращения. Но буду я не скоро – у меня здесь еще дела.

Она закончила разговор, не дожидаясь моего ответа.

Я повертелась в своем кресле, потом выключила компьютер и спустилась вниз.

– Лена, спасибо, я дозвонилась. И очень правильно сделала.

Лена только улыбнулась и помахала рукой:

– Хорошего вечера, Анастасия Павловна.

Лера Петровна, судя по всему, отлично просчитала меня и вознамерилась добиться своего любой ценой. При этом она пренебрегла простым решением – перепоручить свое задание любому верному сотруднику моего отдела. Нет, она захотела «добить» меня. Теперь каждый мой рабочий день начинался в кабинете Леры Петровны.

– Поймите, ответ на этот вопрос я найду быстро, но мне надо, чтобы это сделал человек, которому я поручила это выполнить. Вы вздумали бунтовать?

– Нет, я просто не знаю, как лучше выполнить это задание. Всю информацию о нашем Доме читают внимательно, если я где-то ошибусь, могут пойти разговоры…

– Пусть вас это не волнует. Это не ваше дело. Не ваш бизнес.

«Увы, не мой. А потому и не собираюсь его разваливать. Пусть это делает кто-то другой!» – Мысленно я посылала Леру Петровну к черту.

На следующий день все повторялось вновь, словно компаньон Мурашовой проверяла меня на прочность. Я же показывала дурацкие тексты, придумывала отговорки, причины, что-то врала. Я боялась сказать все как есть, но не из-за себя, а из-за Мурашовой. Почему я тогда выгораживала таким образом Марию Евгеньевну, я не знала.

– Вы не хотите выполнять это поручение? Или не можете? Без проблем. Я поручу его другому. И оно будет сделано, – лопнуло терпение Леры Петровны.

На меня она посмотрела с усмешкой победителя.

– Да, я недостаточно подготовлена к таким объемным рекламным кампаниям. И…

– Вы свободны. Запомните, на рабочем месте ценятся готовность к выполнению задач и квалификация. У вас нет ни того, ни другого.

Я вышла из кабинета – очутиться на водоразделе интересов не самое приятное и продуктивное дело.

Пожарная сирена ожила внезапно. Резкий звук чередовался с неприятным бесполым голосом, который призывал сохранять спокойствие, утверждал, что ситуация под контролем соответствующих служб, и настоятельно рекомендовал при эвакуации взять с собой документы. Это последнее предложение резануло слух. Мне подумалось, что гораздо приятнее быть живой без документов, чем трупом с паспортом или, на худой конец, с магнитным пропуском в офис. Еще прислушиваясь к динамикам и лихорадочно пытаясь найти свою сумку, я решила, что если сейчас спасусь, то никогда не буду больше играть в практичного, дальновидного и предусмотрительного человека. Посудите сами, какой прок делать стратегические запасы в кухонном шкафу, какой смысл покупать каждый раз лишнюю упаковку мыла и шампуня и целесообразно ли иметь дома набор семян свеклы и моркови (я где-то прочла, что в голодные времена самое дорогое – это посевной материал), так вот, имеет ли все это смысл, если я в ответственный момент не могу найти под столом второй туфель, собственный паспорт и первое, что кладу в карман, – помаду?

– Боярцева, что ты копаешься? Тревога, хоть и учебная, но все равно надо поспешить! – Сосед Димка протянул мне мой пропуск.

– А где он был?

– Ты чашку с кофе на него поставила. Пошли быстрее. Все уже эвакуировались. – Димка пригладил свои рыжие волосы цвета ольховой стружки. Именно стружки и именно ольховой. Цвет его волос был бледно-рыжий, с чуть неуловимым розовато-сероватым оттенком. Крупные завитки создавали на голове подобие мохнатой шапки. Димка был крупным, спокойным и, я бы сказала, ласковым человеком. Он никогда не кричал, не сердился, но любил крепкое словцо. Впрочем, матерился тоже ласково, с какой-то заботливой интонацией. Он был хорошим коллегой, и даже эта внезапная сирена и угроза опасности рядом с ним не была такой страшной.

Я наконец надела туфли, и мы по лестнице чинно спустились во двор нашего офиса. Там были уже все. Народ выглядел повеселевшим, бодрым, и на лицах читалась надежда, что эта чрезвычайная ситуация превратится в длительное чрезвычайное положение.

– А что, предупреждали, что будет учебная пожарная тревога? – закуривая любезно предоставленную Димкой сигарету, осведомилась я.

– Неделю об этом долдонили. И объявление на общей доске висело. Ты что, распоряжение по «империи» не читаешь?! – съехидничала Лена, заведующая отделом продвижения новой продукции.

– Читаю, только кроме чтения приказов у меня прорва других дел. – Эту самую Лену я очень не любила. Не любила за то, что в компании она чувствовала себя как рыба в воде. Как птица в небе и крот под землей. Словом, она как нельзя лучше вписывалась в установленный и принятый в этом коллективе миропорядок. Мне же это давалось с трудом, я бы даже сказала с кровью и слезами. Но делать было нечего – я не просто так пришла сюда работать – у меня были свои тайные задачи, да к тому же на дворе свирепствовал очередной кризис, я не хотела остаться без работы. Я старательно не замечала неприятное и упрямо акцентировала свое внимание на редких позитивных моментах…

– И как долго мы будем здесь торчать? – Димка, тот самый, что нашел мой паспорт под чашкой с кофе и который помог надеть туфли, озирался в поисках свободного местечка на нашей зеленой лужайке. Но все было занято. – Боярцева, водки нам здесь не нальют, а потому пойдем вот на ту тумбу сядем, все лучше, чем на ногах стоять. – Он указал в глубь двора.

Все знали, что Димка любит выпить водочки и закусить горячей рыбной солянкой. Про солянку, которую готовит его мать, он мог говорить часами.

– Не нальют водки. И закусить не дадут, Дима, ты прав, – согласилась я с ним, – пойдем, сядем.

– Ты чего такая напуганная, словно у нас действительно пожар?