Месяц на море

– Я – о нас! Десять лет для меня много. Не сердись, а главное, ничего не говори. Я знаю, что потом будет. Я буду ревновать, приглядываться к каждой молодой женщине, которая окажется рядом с тобой. Потом я пойду делать пластические операции и помру под забором нищей… Поскольку все деньги отдам косметологам.

Вадим рассмеялся, но взгляд его стал жестким. А еще в них промелькнуло что-то очень болезненное.

– Вадим… – начала было Александра.

– Ты все уже решила? Ведь так?

– Да. – Архипова отвела глаза.

Как всякой женщине, ей хотелось романтики и страстей – уговоров, объятий, обещаний, заверений. Но как математик и человек, привыкший жить рассудком, она понимала, что все это неуместно. Она просчитала свое решение, а к расчетам относилась ответственно.

Расставание было из разряда тех, после которых двое никогда больше не виделись, не созванивались, не пересекались. Они думали друг о друге, но никто из них даже не смел надеяться, что эти отношения можно вернуть.

Архипова ни на минуту не усомнилась в правильности своего решения. Она поняла, что хочет ясности и правильности в жизни. Она не хочет быть разлучницей. Не хочет быть рядом с тем, у кого еще много времени для выбора. Она хочет отыскать тихую пристань с человеком, почти ровесником, таким же одиноким и свободным. Именно с таким она сможет спокойно встретить старость – без угрызений совести, не мучаясь необходимостью кого-то с кем-то делить.

* * *

Тот день начался с раннего телефонного звонка.

– Сашка! Ты где? Едешь? Тогда слушай…

Архипова улыбнулась про себя. Только один человек на свете называл ее Сашкой. И только одни человек на свете разговаривал с Архиповой таким образом – не дожидаясь ответа. Этим человеком была Таня Степанова, ее подруга со студенческих времен.

– Я еще дома, у меня лекция второй парой. А еще сегодня заседание кафедры, все закончится поздно – так что я решила поспать на полчаса больше.

– Это правильно, – произнесла Таня, но Архипова понимала, что ничего из сказанного подруга не услышала. Это тоже было ее особенностью – слушать и не слышать, если надо срочно сообщить какую-нибудь новость.

– Что случилось? – спросила Архипова.

– Значит, так. Я взяла себе собаку. Еще одну.

– А как же Чайра?

Чайра была монстром огромных размеров, патологически неуклюжая и совершенно неясной породы. А характер у Чайры был ангельским.

– Что – Чайра? – возмутилась громко Таня. – Чайру не трогай! Чайра – это святое!

– Хорошо, расскажи, что это за новая псинка?

– Йорк. Заводчица недобросовестная выкинула. Собака старая… болеет… и прочее.

– Ясно… Как же они с Чайрой подружатся?

– Не знаю. На дачу отвезу. На участке всем места для игр хватит. И в доме для сна. Там диванов штук пять стоит.

Да, на Таниной даче стояло много диванов и огромный, человек на двадцать, обеденный стол. Места для гостей и собак там было много.

– Ну, взяла, значит, взяла… Спасла еще одну скотинку хорошую, – искренне порадовалась Архипова. – Ты перед Вселенной в этом смысле за меня отдуваешься.

– Точно, – пробасила Таня, – тебя на метр подпускать к животным нельзя!

В некоторые ответственные моменты голос ее становился грудным, полным, в нем появлялись низкие ноты. Архипова замечала, что этот голос очень подруге идет. Сочетается с ее дородной фигурой, рыжими волосами, белой кожей. В такие моменты Архипова понимала, почему подруга пользовалась бешеным успехом на курсе, а потом и на работе и почему в мужья ей достался ослепительный синеглазый красавец. Шли годы, и красавец любил ее, по наблюдениям Александры, все больше и больше.

– Анатолий, какая же у вас семья! – восхищенно говорил Станислав Игоревич Бажин, когда он с Архиповой приезжал к ним в гости.

При этом он вздыхал, и в этом вздохе слышалось огорчение – он готов был любить свою Александру так же крепко, но та замуж выйти не соглашалась.

Таня работала в банке, занимая в его иерархии третье место. То есть она была начальником, что не мешало ей вести себя иной раз совершенно по-хулигански.

– Ты какой пример подаешь подчиненным? – спрашивала ее Архипова, наблюдая, как подруга расхаживает по офису босиком.

– Жарко. Кондиционеры сломались. И потом, я же не в кабинет президента банка иду. Я иду по коридору…

Одним словом, Татьяна была фигурой интересной. Архипова любила ее, ее мужа и их собак словно ближайшую родню. Собственно, так оно и было. Они дружили с двадцати лет, плечом к плечу прошли в этой жизни все горести, поддерживая и утешая друг друга. Что важно, радовались они тоже вместе, и радость эта была неподдельной, искренней, но и не без доли критики или иронии. Александру и Татьяну связывала настоящая крепкая женская дружба.

– Таня, я спешу, мне надо выходить… Что ты еще хотела сказать?! – постаралась перебить Архипова подругу. Та в красках описывала бедствия новой питомицы.

– Ах да! Ждем тебя сегодня на даче! После работы сразу к нам…

– У меня сегодня кафедра, – напомнила Александра.

– И что? Анатолий тебя встретит на станции. Только поздно не приезжай – людей в электричке будет полно! Выходные на носу! Отдохнешь, погуляем в лесу, шашлыки сделаем. И собак заодно посмотришь!

Архипова задумалась. Она знала, что Тане ответ давать надо сразу – Таня начнет готовить и готовиться, как только закончит разговор. «Погода отличная, морозец, пахнет снегом, за городом, наверное, уже все белое. Хорошо вырваться отсюда!» – думала Александра.

– Да, приеду! С удовольствием! Спасибо, – сказала наконец Архипова.

– Отлично! – Танин голос теперь прозвенел колокольчиком.

– Обнимаю, подруга, до встречи. Сладкое привезу – тортики там, плюшки! – сказала Архипова. Она закончила разговор и заспешила, опасаясь опоздать на вторую пару.

К моменту появления Архиповой на кафедре обстановка накалилась до предела. Виной всему был конфликт между старым сотрудником – Евгением Петровичем Лушниковым – и новой работницей кафедры Юной Ильиничной Титовой. Этот спор оказался образчиком тех отношений, которые сложились в коллективе после увольнения части прежних преподавателей и появления новых. Наследство, доставшееся Архиповой от старого Чистякова, было внушительным и проблемным. Собственно, как и бывает со всеми наследствами.

– Вы не должны мне указывать, каким образом взаимодействовать со студенческим комитетом. Это мое право – выбирать форму работы с ними, – услышала Архипова, войдя в комнату, высокий и громкий голос Титовой.

– Я вам не указываю, я вам советую на правах старожила в этих стенах. – Лушников был, напротив, спокоен. Говорил тихо, спокойно и даже нарочито растягивая слова. Архипова знала этот его голос. «Злость уровня запредельного! – отметила она про себя. – Зря Юна Ильинична делает его своим врагом. Лушников никуда с кафедры не уйдет. Ну, пока сам не захочет. Я же его буду защищать до последнего. А эта дамочка пусть жалуется в любые инстанции. Мне тут преподаватели нужны, а не вожди молодых и доверчивых пацанят!» Архипова не любила Титову, хотя и всячески это скрывала. Ей не хотелось разжигать страсти: управлять коллективом удобнее в условиях штиля, а не шторма.

– Что тут у нас происходит с утра? – улыбаясь спросила она.

– С утра? – подняла бровь Титова.

Архипова отметила это замечание. Она развернулась корпусом к Юне Ильиничне и громко произнесла:

– Я не очень поняла ваше замечание. Что вас удивило в моей фразе? Прошу объяснить при всех.

Архипова поставила на стол модную сумку и спокойно ждала ответа.

– Я привыкла считать, что одиннадцать часов – это не утро.