Еретик. Книга первая

«То, что я сделал сегодня в деревне, было актом милосердия, но с другой стороны было это и проявлением слабости духа! Ведь даже будь Эвет виновна в колдовстве, я мог бы попытаться найти тысячи причин уверить деревенских жителей в обратном», – думал Вивьен. – «Или не мог? В коротком следствии я был справедлив, но объективным ли было мое отношение?»

Его вдруг захлестнула злость, которую он не смог обуздать. Чернильно-черной пеленой она взметнулась в его душе, не позволив удержать порыв разорвать лист бумаги на несколько частей и швырнуть их прочь.

Мысленно в этот момент он успел обвинить Элизу в том, что она сумела каким-то образом затуманить его разум, заставить его проявить слабость ко всему ведьмовскому племени. Однако мысль эта почти тут же показалась ему сущим бредом: сегодняшнее дело требовало лишь более вдумчивого взгляда, коим Вивьен Колер обладал едва ли не отродясь, и его отношение к Элизе нисколько не повлияло на то, насколько тщательно он подошел к анализу ситуации Эвет. Он понял, что в любом случае не смог бы бездумно пойти на поводу у деревенских жителей, не разобравшись в том, заслуживает ли эта женщина более страшной кары, чем они уже устроили ей.

Пока части разорванного листа с плавностью опадающей осенней листвы приземлялись на пол комнаты, Вивьен, судорожно вздыхая и пытаясь усмирить в себе смертный грех гнева, коему он был подвержен с раннего детства, заметил, что на одном из клочков бумаги целым и невредимым осталось имя Элизы.

Вивьен сжал руки в кулаки и поднял глаза к потолку.

«Это знак, Господи? Знак, что я поступаю правильно?» – спросил он мысленно, но ответа не услышал. Впрочем, он тут же отругал себя за ненасытность: разве удостоил бы Господь его – простого земного грешника – еще одним знаком помимо того, что уже даровал ему? Теперь лишь от чистоты душевных порывов и крепости веры Вивьена Колера зависело то, насколько правильно он сумеет трактовать этот знак.

Несколько тягостных минут прошло в ожидании чего-то, чего инквизитор не мог обрисовать даже в своем разуме. Он тоскливо бросил взгляд на койку, лишний раз пожалев, что не может попросту забыться сном вместо этих раздумий. Но не для того ли каждый раз будят его кошмары, что сон для него – непозволительная роскошь? Возможно, это – еще один знак, который нужно сложить с предыдущим?

Итак, бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру, чтобы, придя внезапно, не нашел вас спящими[3 - МР. 13: 35-36.], – вспомнил Вивьен, прерывисто вздохнув.

Теперь у него не было сомнений в том, как трактовать дарованный ему знак. Он был уверен, что Господь направит его и не позволит споткнуться во тьме, если он верно истолковал Его послание.

Быстро одевшись, Вивьен на минуту замер у шкафа, у стенки которого покоился полутораручный меч. Не все инквизиторы носили с собой оружие, однако Вивьен, как и Ренар, привык ходить вооруженным после заданий по проверке чумных монастырей в годы, когда мор смилостивился над Францией.

Подумав, что в темноте Руана, а после на лесной тропе, будет много безопаснее идти вооруженным, Вивьен убрал меч за пояс инквизиторского черного одеяния и как можно тише выскользнул из своей комнаты, а затем и с территории постоялого двора, сумев не попасться никому на глаза.

Ночь стояла светлая, на небе ровным кругом сияла полная луна, и Вивьен решил, что его движение не будет так заботливо прикрыто темнотой, как ему бы того желалось, однако путь по лесной тропе эта ночь обещала упростить.

Быстрым шагом, с трудом удерживая себя от того, чтобы перейти на бег, Вивьен добрался до леса и на секунду замер, вдруг почувствовав, что природа, о силе которой так вдохновенно говорила Элиза, наступает на город, позволяя своим травинкам шевелиться у самой границы с каменными плитами городских дорог.

Холодный ветер обдал Вивьена резким порывом, и он невольно поежился, сдержав желание потянуться к эфесу меча. Что-то словно заставило его ощутить на себе силу этого леса, его мощь и его… магию? Он почувствовал ничем не подкрепленную, необъяснимую опасность, и это заставило холодок пробежать по его спине. Однако в следующий миг, отругав себя за трусость, Вивьен двинулся во тьму лесной тропы прямиком к домику Элизы.

Вскоре его охватило невиданное доселе чувство погружения: ночной лесной мир напугал его и одновременно заворожил своей таинственностью. Стрекот насекомых, переклички птиц, шелест травы, силуэты искривленных стволов деревьев, напоминающие демонов Преисподней…. Вивьен подивился тому, что столь хрупкая на вид Элиза умудряется, не боясь, жить среди этой таинственности и чувствовать себя здесь, как дома. Впрочем, почему же «как дома»? Лес и был ее домом. Вивьен же чувствовал себя здесь чужаком, непрошеным гостем – особенно ночью. Отчего-то ему казалось, что ночь – не то время, когда ему могли бы обрадоваться здесь.

Освещенная луной тропа вскоре вывела его на знакомый участок, и Вивьен заметил блики огня, скрытые кустами подлеска.

«Это еще что?» – нахмурился он, невольно ухватившись за рукоять меча и двинувшись вперед. Он старался пробираться неслышно, насколько мог. Вскоре он оказался за ближайшими к поляне, на которой располагался домик Элизы, кустами и притаился в них. Впереди и впрямь горел костер. Языки пламени рвались к небу, а рядом с ним…

…рядом с ним Вивьен разглядел двух девушек. Одну из них он узнал безошибочно – ею была Элиза. Блики костра танцевали на ее светлом платье, переливались в медовых волосах со вплетенными в них перьями на кожаных ремешках, играли на поцелованном солнцем нормандском лице. Вивьен застыл, глядя на нее, и почти забыл об осторожности. Сердце его забилось чаще, и он едва ли сосредотачивал внимание на второй девушке, которая танцевала возле костра напротив Элизы. То была незнакомая ему особа с пышными рыжими волосами, спускающимися небрежными локонами ниже лопаток. В бликах огня Вивьен разглядел полные губы и большие выразительные глаза, светлую кожу и тускло-коричневое платье из грубой ткани, чем-то напоминавшее одежды Элизы. Ему показалось, что девушки очень отдаленно похожи, хотя он толком не мог объяснить, чем именно. Быть может, тем, с каким упоением обе они – расплываясь в улыбках и запрокидывая головы – двигались вокруг костра?

Несмотря на то, что его должность требовала от него немедленно прекратить это святотатство и арестовать обеих девушек, после чего отвести их на допрос, предъявив им обвинение в исполнении колдовских ритуалов, Вивьен был заворожен. Он не мог оторвать глаз от странного танца. Признаться, раньше он думал, что ведьмы пляшут вокруг костра исключительно нагими, но Элиза и ее странная… – кто она? Подруга? Сестра по шабашу? Или как еще ведьмы называют своих единомышленниц? – были одеты в повседневную одежду, что словно бы придавало этому ритуальному танцу… обыденности?

И все же в их движениях было нечто поистине завораживающее, если не сказать магическое. Казалось, они с помощью танца разговаривали с пламенем, и оно отвечало им своими переливами и мистическим стремлением к небу. Костер был небольшим, однако рвался ввысь так, словно желал сжечь небосвод.

С трудом придя в себя от оцепенения, Вивьен потянулся к мечу и на этот раз извлек его из-за пояса инквизиторской сутаны. Он обещал самому себе защитить Элизу – даже если ей потребуется защита от нее же самой. Во время их первой встречи Элиза прошла проверку, и кара Господня не настигла ее: стало быть, в сатанинском колдовстве она не повинна. Однако эта рыжая девушка, кем бы она ни была, слишком походила на колдунью. И не исключено, что именно ее пагубное влияние однажды уже дало повод привести Элизу в тюрьму.

«Значит, меня не просто так привели сюда. Я должен был это увидеть. И, возможно, спасти Элизу от этой ведьмы – недаром же ее имя на листе осталось целым», – успел подумать Вивьен, выходя из тени, обнажая меч.

– Святая инквизиция! – воскликнул он, и в голос его вернулись строгие, лишенные какого-либо сочувствия нотки. Он заговорил так, как обычно говорил с арестантами на допросах. – Стоять!

Обе девушки вздрогнули, рыжая даже вскрикнула и попятилась.

Элиза замерла, и ее пронзительный взгляд, в котором заиграли отблески пламени, строго замер на незваном госте. Лицо ее сделалось жестким, она выставила руку в сторону, и рыжая девушка испуганно зашла за спину Элизы, боязливо косясь на Вивьена.

Инквизитор неумолимо приближался, меч угрожающе поблескивал в свете костра.

– Назови себя. – Взгляд его был устремлен к рыжеволосой бестии, которая посмела склонить Элизу к ведьмовскому искусству.

– Вивьен! – окликнула Элиза, подавшись вперед, но он резко качнул головой и оборвал ее.

– Не лезь! С тобой разберусь позже, – строго приказал он, и взгляд его преисполнился той неконтролируемой злости, которая частенько пугала людей на допросах. Увидев это в его глазах, Элиза невольно вздрогнула и на миг оторопела.

Вивьен приблизился к рыжей девушке, которая продолжала испуганно жаться к Элизе, и дернул ее за руку. Она, распахнув огромные глаза, умоляюще посмотрела на него, но ничего не сказала. Полные губы разомкнулись в невысказанной мольбе и сомкнулись снова. Вивьен смотрел на нее без тени сочувствия, приготовившись в любую минуту пронзить ее мечом за сопротивление аресту.

– Ты арестована. Назови себя, – повторил он, – именем Святой инквизиции.

В следующий момент Элиза дернула рыжеволосую девушку на себя и сделала два шага вперед, став так, что острие меча уткнулось прямо ей в грудь. Она бесстрашно завела сообщницу себе за спину и пронзительным взглядом заглянула в глаза Вивьена. Он замер, понимая, что только что неосторожным движением мог навредить ей.

– Рени, – твердо произнесла Элиза, продолжая смотреть в глаза инквизитору. Девушка за ее спиной испуганно съежилась. – Ее зовут Рени. Она моя сестра, Вивьен. Кузина. Мы уже давно заботимся друг о друге. Она живет в лесу, чуть глубже в чаще. В чем она повинна?

Вивьен бесстрастно выслушал ее. Последний вопрос, однако, заставил его приподнять брови.

– Ты спрашиваешь, в чем она повинна? Я выношу ей обвинение в исполнении колдовского ритуала.

Элиза нахмурилась.

– В чем же состоял этот ритуал?

– Не пытайся выставить меня глупцом, Элиза, – строго проговорил он. – Она явилась к тебе и устроила ритуальные пляски у костра. Это ли не одно из известных проявлений колдовства?

– Хорошо! – с вызовом крикнула она. – И в чем же здесь магия? В чем колдовское воздействие на кого-либо? В чем пагубность и вред? Расскажи мне, Вивьен, и, если докажешь мне, что мы этим танцем творили зло, можешь сжечь нас обеих – да хоть бы и на этом самом костре!

Она перешла почти на крик, мгновенно забыв о том, что все время до этого обращалась к нему на «вы».

Ему удалось сохранить лицо непроницаемым, хотя и не без труда. Помогла вновь взметнувшаяся в душе чернильно-черная злость, затопившая его сознание так сильно, что он едва подавил в себе желание оттолкнуть Элизу прочь и убить рыжеволосую колдунью Рени прямо на месте, чтобы рассеять ее чары. В следующий миг он испугался собственного порыва и отступил на шаг, продолжая обжигающе глядеть на двух ведьм.

Он задумался над словами Элизы. В чем состояло зло этого танца? Объективных причин считать его злом Вивьен не находил. Этот танец был частью непонятного ему мировоззрения, о котором частично рассказывала ему Элиза, но… на этом все. Он не заметил никаких признаков того, чтобы из пламени выскочили демоны Преисподней и принялись потворствовать греховным желаниям ведьм. Не было и каких-либо других внешних проявлений зла, за которые можно было бы вынести обвинения этим двум девушкам. По сути, арест Рени сейчас основывался бы только на одном – на страхе Вивьена Колера перед танцем у костра. Не более ли глупая это причина для обвинения в колдовстве, чем вовремя умерший двадцатичетырехлетний конь горе-любовника Эвет?

«Я испугался», – нехотя признался себе Вивьен. – «Испугался того, что был заворожен этим танцем. Похоже, красота – есть оружие еще более страшное, чем я мог предположить. Люди тянутся к красоте, но боятся ее, потому что посредством нее могут терять контроль над собой».

– Мы не творили зла, – тихо проговорила Рени, вырывая Вивьена из раздумий. Голос у нее оказался тихим и мелодичным, он напоминал высокую трель колокольчиков или журчание ручейка. Непослушные рыжие волосы падали на лицо, а большие выразительные глаза пронизывающим взглядом смотрели на инквизитора, стараясь отыскать в нем понимание и снисхождение. – Мы просто отдавали дань уважения лесу, луне и звездам. Сегодня луна открыта, а звезды светят ярко. Ночь безоблачная. В такую ночь в свете и тепле огня можно почувствовать лес и родство с ним.

Элиза напряженно обернулась к Рени, но ни прерывать, ни бранить ее не стала. Вместо этого она вновь внушительно взглянула в глаза Вивьена и не нашла в них прежнего осуждения.

– Ты ведь не арестовываешь солдат, которые поют песни, собравшись у костра на привале, – мягко проговорила Элиза. – Отчего же наши танцы у костра заставляют тебя выдвинуть обвинения?

Вивьен поморщился. Он ненавидел оказываться неправым, и часть его сознания заставляла отыскать любые аргументы, лишь бы не признавать ошибочность своего суждения, однако он тут же осознал, что внутри него говорит гордыня, и нельзя позволять ей взять верх над собой.

Тяжело вздохнув, он, наконец, убрал меч за пояс.

– Ваш танец, – нехотя начал он, – заворожил меня. В нем словно чувствовалась какая-то сила, которую я посчитал колдовством. – Упрямство все же взяло верх, и он добавил: – Не могу сказать, что до сих пор не считаю. Но… фактического зла я в нем не увидел. Твой арест может быть основан лишь на моих догадках. Но в этом случае я усомнюсь в истинности проверки, которую уже провел тебе в храме, а это значит усомниться в самом Боге. Ты прошла эту проверку, а сестра твоя – нет.

Элиза молча сняла со своего запястья намотанные на него четки, которые Вивьен заметил лишь только что, и повернулась к сестре.