Предбанник. Завернувшись в простыни, сидят Сергей и «большой» начальник.
– Банк в Берне, тут всё записано: название, номерной счёт, пароль, – Сергей протягивает записку.
Приятель смотрит на листок, шевеля губами, берёт спички, лежащие возле него на скамье, поджигает бумажку.
– Запомнил? Так быстро? Не перепутаешь? В школе-то ты памятью не блистал.
– Меня потом хорошо выдрессировали.
– Ну да, ну да, я забыл.
– Такая теперь скучища, Серёга, – с ностальгическими нотками это звучит, – штаны протираю, политпрогнозы царапаю.
– Да уж! Никакого адреналина, не то что работа в тылу без прикрытия, страх разоблачения и тому подобная чепуха.
– Зря издеваешься. Тут рутина, а там – творчество. Тут бумажная метель, а там цунами, вихрь. Тут я шаркаю подошвами о паркет, а в прошлой жизни…
– Крылышки на пятках? Не преувеличивай.
– Да что с тобой говорить!
– Так вернись обратно.
– Он не пускает. Здесь, говорит, нужен.
– Ладно, давай закругляться. Пора к столу.
Кухня. Ксюша аккуратно из деревянной формы опрокидывает на тарелку пасху. На поверхности творожного конуса чётко отпечатался крест. Тут же стоит большое блюдо с фаршированной рыбой. В одну руку Ксения берёт тарелку, на раскрытую ладонь другой ставит блюдо. Вносит в столовую. Гости уже все собрались вокруг длинного овального стола, накрытого кружевной скатертью.
– Вот это эклектика! – Рахиль осматривает стол.
– Смешение жанров, вкусов и религиозных традиций! – поддерживает её «большой» начальник.
– Полный интернационал! – произносит Егор.
– Вот за это и выпьем, – предлагает Сергей.
51. Интерьер.
Дом Звягинцевых. Каминная. Сергей разжигает заранее заготовленные берёзовые чурбаки, орудуя щипцами. Остальные гости сидят возле огня.
– Затоплю я камин, буду пить, хорошо бы собаку купить, – цитирует «большой» начальник.
– Как славно, не правда ли?! Люблю смотреть на огонь, – эту банальность Любаша произносит с особой важностью.
– Кстати, отчего бы вам не завести собаку? – спрашивает Букашкин.
– Ты отлично знаешь, в доме животных Любаша не переносит, да и у нашей прислуги есть кавказская овчарка, дом сторожит. Вполне достаточно.
Рахиль бросает короткий, но внимательный, цепкий взгляд на Сергея, едва заметно улыбается. Сергей старается перевести разговор на другую тему:
– Когда будет готов портрет?
– Какой портрет? – живо реагирует «большой» начальник.
– Рахиль пишет портрет моей жены.
– Вы любитель?
– Нет, профессиональный художник, – отвечает Сергей, – и очень классный. Я видел её работы в салоне.
– Вроде Шилова? – интересуется Егор.
– Нет, Рубенса, – смеётся Рахиль, – а где Ксюша?
– Убирается.
– Мило. Всё же сегодня она у вас гостья.
Любаша вскакивает, бежит на кухню. Здесь всё чисто, расставлено по местам, Ксюша стоит у окошка, смотрит за гаснущий свет, на тёмные деревья.
– Ну что же вы? Все волнуются, куда подевались.
– Да? – рассеяно говорит Ксюша.
– Неловко как-то. Я вас в гости пригласила…
– Иду, иду. Минут через пять…
А в каминной «большой» начальник собирается уходить, прощается со всеми:
– Было приятно познакомиться (это Рахили и Егору). Чудесный день, спасибо хозяюшка.
– Жаль, ваша жена не смогла. Передайте привет и скорейшего ей выздоровления.
– Спасибо за всё, – с этими словами он выходит, его провожает Сергей.
– Я должен отъехать ненадолго, надеюсь, вы подождёте меня, – обращается Егор к Рахили.
– Всенепременно.
– Может, поплаваем ещё? – спрашивает у Рахили Любаша.
– После такого обеда? Как-то двигаться лень.
– Ну, тогда прогуляемся по саду, покажу свой парник, – Любаша старается быть хорошей хозяйкой, но заметно, что всё ей наскучило.
Сумерки превращают сад в диковинную картину – серые проплешины ещё не истаявшего полностью снега, растопыренные ветви деревьев, залежалая, бурая трава на берегу пруда, дымный туман медленно стекает в небольшой овражек возле высокого каменного забора. Откуда-то издалека доносится странная, печальная музыка – то ли звук тромбона, то ли одинокий печальный голос. На грани дня и ночи фигуры Рахили и хозяев кажутся тёмными, удлинёнными тенями.