Летние расследования

– Ядовита-йя? – Окончание слова прозвучало нервным взвизгом: до дамы дошло.

Она покачнулась.

– Лисуня, Лисуня, спокойно! – Бородатый с зонтом подскочил к ней, подпер, удержал. – Конечно не ядовитая! Абсолютно безвредная змейка, совсем не страшная, видишь, она поспешила уползти, наверняка сама нас испугалась.

– Молоденькая еще, – хихикнув, сказала вторая женщина. – Взрослые черные гадюки до двух метров вырастают.

– Гадюка?! Леонид, куда ты меня привез! – Дама в желтом оттолкнула мужчину.

– Это же лес, Лисуня. – Тот развел руками. Наконечник зонта чиркнул по траве точь-в-точь с таким же звуком, как чуть раньше «безвредная змейка», и слабонервные подпрыгнули. – Конечно, тут есть всякая живность. Но, между прочим, ты сама захотела идти на дикий пляж…

Папуля молча обошел эту пару, одобрительно кивнул женщине с редким знанием рептилий и двинулся вверх по тропе, усиленно топая.

«На тот случай, если маленькая черная гадючка была в лесу не одна», – поняла я и шумно вздохнула. От мысли о том, что где-то рядом ползают двухметровые мама и папа змеючки, размягчились коленки.

До выхода из леса капитан Кулебякин нес меня на руках.

– Странные люди, – сказала мамуля, с большим интересом выслушав рассказ о нашей встрече с гадюкой. Она любит страшилки. Не зря прославилась как автор ужастиков. – Как можно было нарядиться в лес, будто на променад!

– Как хорошо, что мы не пошли в этот самый лес, – поежившись, сказала Алка Трошкина – моя лучшая подруга и супруга брата Зямы.

Вообще-то она никогда не была трусихой, но, став матерью, сделалась до крайности осторожной. Их с Зямой сыну, моему племяннику, всего два года, и пойти куда-либо Алка может только вместе с малышом, а о его безопасности она заботится так истово, что, будь ее воля, пылесосила бы песочницу и хлорировала карусельки.

От похода на дикий пляж Алка отказалась наотрез, отправилась с ребенком на цивильный поселковый, и мамуля охотно составила компанию невестке и внуку. Ее новую шикарную шляпу из итальянской соломки на диком пляже толком не выгулять. В шикарных шляпах что главное? Эффект, который они производят на широкую отзывчивую публику.

На диком пляже публика была в дефиците, как широкая, так и отзывчивая. Кроме меня, Дениса, Зямы и папули – пара чаек, крабы и бычки. От бессловесной живности правильной реакции ожидать не стоило (чайки могли и вовсе неправильную продемонстрировать). А мы, родные и близкие, уже имели счастье созерцать великолепную Басю Кузнецову во всех видах, и какой-то шляпой нас было уже не пронять.

Признаться честно, я тоже предпочла бы дикому пляжу культурный, а марш-броску через лес с ручьем, колючками, лианами, плющом, падающими на голову плодами кизила и, как только что выяснилось, змеями – неспешный променад по набережной. Но капитан Кулебякин, которому крайне редко удается вырваться на отдых, ни на минуту не желал расставаться со мной, при этом отчаянно жаждал показать Зяме места, где в детстве и юности выловил бессчетное множество крабов и бычков.

Я проявила понимание и дополнила собой великолепную четверку любителей отдыха на не испорченной цивилизацией природе. Папулю и Зяму Денису уговаривать не пришлось: папа наш по натуре добытчик, и море как источник вкусной и здоровой пищи ему априори интереснее, чем как обычный водоем, полный купальщиков. А братец – эстет и красавчик – просто жаждал пофоткаться на натуре.

– Странные люди – это очень слабо сказано, – проворчал папуля, умудрившись расслышать мамулину реплику сквозь шкворчание сковородки, над которой он совершал финальные колдовские пассы.

Все наше семейство в полном составе, не исключая двухлетнего младшенького, нетерпеливо ожидало ужина.

Мы сидели за большим столом в просторной летней кухне гостевого дома. Остальные столы пустовали – прочие постояльцы предпочитали питаться в кафе и столовых, не утруждая себя приготовлением вкусной и здоровой домашней пищи.

Мы, собственно, тоже себя этим не утруждали: в нашем дружном семействе никто не возражает против того, что бессменное дежурство в горячей точке у плиты несет один папуля. Он делает это по доброй воле и с искренним удовольствием, что всех устраивает.

Впрочем, этим вечером наш родной кулинар-изобретатель кашеварил не в одиночестве – у соседней плиты возился еще один джентльмен. Была бы я феминисткой – порадовалась бы.

– Прошу прощения, вы из Петербурга? – откровенно неодобрительно покосившись на чужую сковородку, спросил коллегу папуля.

– Да, а как вы догадались? – удивился бородач.

Папуля скривился и уже открыл рот для нелицеприятного ответа, но мамуля издали погрозила ему пальчиком, и он удержался, не стал резать правду-матку, проявил тактичность:

– Типичная питерская кухня.

Бородач объяснений не попросил, а я заинтересованно посемафорила папуле бровями: что там такое, в чужой сковородке?

– Эти питерские во все добавляют картофель, – переместившись к нашему столу, тихо сказал папуля и передернулся. – Но как можно заливать яйцами вчерашнюю картошку фри, жуткая гадость получится!

– А как они пихают жареный картофель в шаурму, после чего она превращается в эту их шаверму? – пожал плечами Зяма. – На вкус и цвет, как говорится, все фломастеры разные.

– А утром, – оглянувшись на бородача, хлопочущего над своим ужином, доверительно нашептала бабуля, – я видела, как они разогревали вчерашние макароны с вареным луком и морковью!

– И без мяса?! – тут наконец проняло и Кулебякина.

– И даже без сыра, – подтвердила бабуля и перекрестилась.

– Завтра я приготовлю лазанью с фаршем из телятины, баклажанами, розовыми томатами, твердым сыром и угощу этих бедных заблудших людей, – решил папуля. – И на будущее запишу для них пару простейших рецептов. А вы, когда пойдете с пляжа, сорвите мне на склоне одну душистую травку, я покажу вам фото, она нарядная такая, синенькая, вы не ошибетесь… Ну что? Готовы к приему пищи?

– Всегда готовы! – по старой детской привычке дружно отсалютовали я и Зяма.

– Несу паэлью. – Папуля вернулся к плите и приплыл от нее с вместительным сотейником.

Примерно на четверть часа застольная беседа прервалась, пока благодарные едоки отдавали должное таланту повара. Тем временем бородач тоже завершил свои кулинарные труды, снял фартук, вышел на веранду и, опасно перевесившись за перила, вывернул голову и покричал вверх:

– Лисуня, кушать!

Тут только я узнала в нем утреннего мужика с зонтом.

– Лисуня, все готово, спускайся!

– Не хочу, – донесся со второго этажа гостевого дома капризный женский голос.

– Как – не хочу? Лисуня, надо покушать!

Дробный стук приборов затих: за нашим столом все с интересом прислушивались к переговорам «этих питерских».

– Я не хочу спускаться, неси кушать сюда!

Бородач негромко, но с искренним чувством выругался.

Я оглядела родных мужчин: на их лицах читались сильные чувства в диапазоне от сочувствия (у папули) до возмущения (у Зямы). Чеканные черты Дениса исказило отвращение – он яростно презирает подкаблучников.

Мне приходится очень стараться, чтобы капитан Кулебякин думал, что в нашей с ним маленькой ячейке общества все судьбоносные решения принимает исключительно он один.

– Конечно, Лисуня! – тихо вытошнив последнее ругательство, прежним сладким голосом покричал бородач и потащился в дом со сковородкой.

Некоторое время мы ждали продолжения – оно непременно должно было последовать, поскольку бородатый подкаблучник унес наверх сковородку, но не взял тарелки и столовые приборы. Однако за ними явился не он – по лестнице спустилась дама, составлявшая бородачу и его Лисуне компанию в том марш-броске через лес, который ознаменовался встречей с юным аспидом.

– Всем добрый вечер, – вежливо приветствовала она нашу честную компанию, проплывая к шкафу с посудой. – Приятного аппетита, – добавила, следуя уже нагруженной в обратном направлении.

– И вам приятного, – вежливо откликнулся Зяма – самый куртуазный из нас.

– Ха! – откровенно скептически хмыкнула дама, удаляясь.