Золотая удавка

– В зимнем саду.

– Счастливец, – выдохнул Роберто.

Зимний сад в какой-то мере напоминал ему его солнечную родину, и он был благодарен хозяину за то, что тот позволял время от времени бывать в нем своей обслуге, конечно, под присмотром Захара, чтобы, не дай бог, не нанесли саду какого-либо урона.

* * *

В это время в хозяйской столовой обед был почти завершен. Все разношерстное семейство находилось в благостном настроении и охотно предавалось общению.

Тон задавала дочь хозяина поместья Евгения Валентиновна Бельтюкова.

Она вернулась из магазина в приподнятом настроении и на обеде была особенно весела.

Взгляды всех родственников невольно устремлялись к девушке.

Она была довольно красива. Синие глаза окаймляли темные ресницы, которые не нуждались в туши, брови были изогнуты дугами, маленький курносый носик не портил овальное лицо. А грива пепельных волос придавала Евгении легкое сходство со сказочной красавицей Мальвиной.

Характер Евгении не доставлял окружающим особых забот, хотя в широко распахнутых глазах всегда читалась жажда. Жажда новых впечатлений, любви, нарядов и всего прочего, что можно было купить на деньги отца или завоевать собственной внешностью.

Для Валентина Гавриловича Бельтюкова дочь была утешением, надеждой, пупом земли и центром вселенной. То есть всем тем, вокруг чего вращалась его жизнь после кончины жены. Даже свой бизнес он пестовал и расширял исключительно ради благополучия дочери.

Его личные амбиции и так уже были удовлетворены с лихвой.

Дядя Евгении Филипп Яковлевич Бельтюков – двоюродный брат ее отца – тоже обожал племянницу. Своих детей у него не было.

Племяннику Бельтюковых, сыну их сестры Мирону Ильичу Порошенкову обожания доставалось меньше. Возможно, потому, что он был мальчиком, и с него, с точки зрения братьев Бельтюковых, следовало спрашивать больше.

Но материально он был обеспечен родным дядей не хуже Евгении.

К сестре Мирон относился с легкой снисходительностью старшего брата, хотя Евгения была моложе всего на два года.

На все ее попытки время от времени помыкать им Мирон отвечал ироничной улыбкой.

Василий Афанасьевич Артамонов – отчим Мирона – был человеком степенным и слегка суховатым.

Однако было заметно, что он благоволил пасынку и при любом спорном случае занимал его сторону.

Евгении он, конечно, демонстрировал полное обожание и умилялся любыми ее выходками, начиная с раннего детства и заканчивая сегодняшним днем.

Свою вторую жену, Веру Максимовну Артамонову, он любил искренне и верно.

Да и как ее не любить, если она моложе его на 15 лет, хороша собой, всегда ухоженна и внимательна к нему.

Вера же Максимовна относилась к Евгении не столько как тетка, сколько как старшая подруга.

Почти членом семьи считалась и домоправительница Серафима Оскаровна Нерадько, на глазах и отчасти на руках которой выросла Евгения, а затем и поселившийся в доме дяди Мирон.

Серафима Оскаровна не делала различий между детьми, была в меру строга и справедлива.

К тому же у нее была собственная дочь Инна, которую она растила одна.

И только щедрая помощь хозяина помогла Нерадько дать Инне все необходимое, в том числе хорошее образование.

В настоящее время Инна проводила отпуск подле матери в доме Бельтюкова.

Правда, обедать Инна предпочитала вдвоем с матерью. За хозяйский стол ее никто не приглашал, а есть вместе с обслугой она считала ниже своего достоинства. А так как Инна не умела или не хотела скрывать свои чувства, то и служащие Бельтюкова относились к ней сдержанно. От демонстрации неприязни большинство из них удерживало только нежелание ссориться с Серафимой Оскаровной.

Но в часы досуга, когда домоправительница их не видела и не слышала, люди не отказывали себе в удовольствии и охотно перемывали кости Инне, говоря с усмешкой, что, выбравшись из грязи в князи, девчонка задрала нос.

Инна же, игнорируя обслугу, не спускала глаз с Евгении…

Чего скрывать, она завидовала дочери хозяина. Инна считала себя ничем не хуже ее.

Она и впрямь имела отдаленное сходство с Евгенией, его можно было заметить, пристально присмотревшись к обеим девушкам.

Глаза, ресницы, губы…

Вот только нос у Инны был толстоват, из-за чего в детстве мальчишки дразнили ее уточкой.

И пышные волосы были, как у матери, каштанового цвета с солнечным отливом.

Во время обеда Инна специально прошла мимо столовой, где собралось все семейство. Двери были приоткрыты, и девушка хорошо слышала смех и голоса. Она даже успела разобрать несколько реплик.

Оказывается, Евгения намеревалась часа через полтора после обеда устроить так называемый импровизированный показ мод. Естественно, она собиралась быть на этом празднике жизни единственной моделью. Демонстрировать она хотела наряды и украшения, которые купила для себя сегодня во время поездки в город.

Услышав это, Инна презрительно фыркнула и ушла к себе.

Она легла на кровать, уткнулась лицом в подушку и горько заплакала.

Именно за этим занятием и застала ее мать.

Серафима Оскаровна и сама догадывалась о причине дочерних переживаний, но все-таки принялась выспрашивать, что же случилось.

На что Инна зло ответила, что матери следовало бы хорошо подумать, от кого рожать детей.

– Инна! – не выдержала Нерадько старшая. – Тебе грех жаловаться! У тебя есть все, о чем другие девушки могут только мечтать!

– Как у Евгении?! – выкрикнула дочь.

– Вместо того чтобы равняться на Евгению, посмотри на девушек в городе. Каждая из них прокладывает себе путь, не надеясь на родителей.

– Откуда ты знаешь?!

– Догадываюсь.

– Я не хочу жить так, как они!

– Инна, у тебя – прекрасное образование, тебя устроили на хорошую работу, ты зарабатываешь столько, сколько другим девушкам и не снилось.