Знак белой лилии

– То есть она занималась репетиторством? – уточнил следователь.

– Скорее всего. Я ее об этом не расспрашивала.

– Какого возраста были ученики?

– Я не приглядывалась к ним. Но, скорее всего, старшеклассники и студенты.

– Их было много?

– Точно сказать не могу. Но последнее время к ней ходил парнишка лет шестнадцати-семнадцати. Светленький, голубоглазый.

– Вы и глаза рассмотрели? – спросил Наполеонов, пряча улыбку.

– Это не я рассмотрела.

– А кто же?

– Крысинский.

– Какой еще Крысинский?

– Емельян с пятого этажа. Он, конечно, пьяница, но, видать, запал на Елену. Видно, клеился к ней, она отшила. Вот он и орал, тебе, мол, твой хахаль голубоглазый милее.

– Ага. Вы не знаете, Андриевская ссорилась с этим Крысинским?

– Да, ругались они, я сама пару раз слышала, как он к ней ночью ломился. Сплю я плохо, – пояснила женщина, – а он так орал!

– А она что?

– Ругалась с ним из-за двери.

– А он?

– Емельян-то? Что с пьяницы возьмешь, грозился ее на чистую воду вывести. Один раз так орал, что я не выдержала, открыла дверь и сказала, что, если он не уймется, я участкового вызову.

– И что, унялся?

– В тот раз унялся.

– Но потом опять приставал?

– Приставал. Вы вот у Семена Степановича спросите!

– У какого Семена Степановича?

– У Савичева из тридцать восьмой квартиры.

– Хорошо, Ирина Игнатовна, спрошу, – кивнул Наполеонов. – А сами вы ничем не можете дополнить свои показания?

– Нет, – покачала головой Соболева. – Елена Валентиновна старалась вести себя тихо и ничем не привлекать постороннего внимания.

– Старалась? – уточнил Наполеонов. – Или это у нее само собой получалось?

Соседка задумалась на какую-то долю секунды, а потом ответила:

– Точно я вам этого сказать не могу. Но уверена, что она очень сильно расстроилась, когда к ней привязался Емельян.

– А этот Емельян, он всегда был буйным?

– Я бы этого не сказала. Случалось, конечно, что Крысинский, напившись, скандалил. Но случалось это редко.

– Простите, – решил уточнить следователь, – редко напивался или редко скандалил?

– Скандалил редко. А напивается Емельян почти что постоянно. Про таких еще говорят, не просыхает. Бузил же он очень редко. И то, сделает ему кто-нибудь из соседей замечание, и он сразу: «Я молчу, молчу». И бочком, бочком в свою квартиру.

– Что же его так зацепило в Андриевской?

– Понятия не имею, – ответила Соболева.

– Поставьте свою подпись на каждой странице, – попросил Наполеонов, пододвигая ей листы протокола.

Глава 2

После Соболевой Наполеонов отправился сразу к Савичеву. Он надеялся, что сотрудники, опрашивающие соседей, еще не добрались до тридцать восьмой квартиры и не успели поговорить с Семеном Степановичем. А если поговорили, что ж, придется потревожить Савичева второй раз. Ничего страшного в этом нет. Любой нормальный человек поймет, что полиция делает это не для собственного развлечения, и пойдет навстречу следователю.

Так оно и получилось. Дверь Наполеонову открыл мужчина с убеленными благородной сединой висками, с внимательным прищуром широко расставленных карих глаз и не утративший стройность осанки.

Он посмотрел на Наполеонова, и тот поспешил представиться:

– Следователь Александр Романович Наполеонов.

– А, – произнес мужчина, – Савичев Семен Степанович, от меня только что ушли ваши опера.

– Я знаю, извините, что зачастили к вам. Но вы ведь, наверное, уже знаете, что произошло убийство?

– Да, сарафанное радио работает, – невесело усмехнулся Савичев, – мне уже звонили соседки. – Он не назвал имен, а Наполеонов не стал выспрашивать.

– Вы хорошо знали Елену Валентиновну Андриевскую?

– По-моему, ее никто хорошо не знал, – ответил мужчина и пригласил следователя в квартиру: – Чего на площадке разговаривать, пойдемте на кухню. Чаю попьем.

– Не откажусь, – ответил Наполеонов и проследовал за хозяином.

Стол на кухне уже был накрыт к чаю. Судя по тому, что чашка стояла одна, завтракать хозяин квартиры собирался в одиночестве. Да и жил Савичев, как показалось следователю, один.

Вскоре на столе появилась вторая чашка, тарелки с сырной и колбасной нарезкой, блюдо с пирожками.

– Присаживайтесь, – пригласил Семен Степанович.