Поэзия убийства

– Не вижу криминала.

– Вы что, не помните, что там написано?!

– Где?

– Да над входом в музей!

Теперь Мирослава вспомнила. Там действительно была высечена надпись, которая никак не могла понравиться Стелле Эдуардовне Тавиденковой. «Есть одна священная война – это война трудящихся против эксплуататоров».

– Это история нашей страны, – пожала плечами Волгина.

– Это для вас история! А для Королёва это настоящее!

– Хорошо. Что вы предприняли?

– Я добивалась его увольнения! Но директор только прочитал ему нотацию и просил больше не акцентировать внимания детей на этой надписи.

– И что вас в этом не устроило?

– Всё! Поэтому, когда зять Королёва устроился на предприятие мужа, я добилась его увольнения!

– А как отнёсся к этому ваш свёкор?

– Его, к счастью, к тому времени уже не было в живых.

– Понятно. И вы считаете, что всего этого достаточно для того, чтобы подозревать старого учителя в убийстве?

– Этого достаточно, чтобы посадить Королёва в тюрьму пожизненно! Это он убил моего мужа! Больше некому!

– А что думает на этот счёт полиция?

– Что могут думать эти безголовые?! Я задействовала все свои связи! Угрохала кучу бабок! А они только взяли с него подписку о невыезде.

– Всё-таки взяли… – тихо проговорила Мирослава.

– А куда им было деваться, голубчикам?! Я всё равно добьюсь, чтобы Королёва посадили! – Торжество, прозвучавшее в голосе Тавиденковой, резало слух. И Мирослава невольно поморщилась.

– Я готова заплатить вам любые деньги, чтобы вы предъявили доказательство вины Королёва! – продолжала между тем напирать Стелла Эдуардовна.

– А если он не виноват? – спросила Мирослава.

– Виноват! Я в этом уверена на сто процентов!

И вдруг она понизила голос до интимного шёпота:

– К тому же он наш общий враг!

– В смысле? – изумилась Мирослава.

– Вы, как женщина обеспеченная, должны понимать, что нам, имеющим деньги, нужно объединяться и идти единым фронтом против этой вечно недовольной голытьбы!

– Вы считаете голытьбой учителя своей дочери?

– А кто же он ещё?! – искренне удивилась Тавиденкова.

– Я вынуждена вам отказать, – сказала Мирослава.

– Но почему?! – изумилась Стелла Эдуардовна.

– Потому что я не помогаю нуворишам сажать в тюрьму порядочных людей, – ледяным голосом ответила детектив.

– Как вы сказали?! – взвилась Тавиденкова.

– Уходите! – уже не сдерживаясь, рявкнула Мирослава.

И так как Морис знал, как могла уничижительно смотреть Мирослава, он ничуть не удивился, что несостоявшуюся клиентку как ветром сдуло.

«Да, если бы дамочка получше знала Мирославу, она не сунулась бы к ней», – подумал Миндаугас.

Он вспомнил, как был поражён, увидев первый раз Мирославу возле бассейна. И заворожила его не её отличная фигура и не красивый купальник. А след от пули под лопаткой и шрам чуть выше левой груди.

Позднее он узнал, что пуля, посланная ей в спину, как раз и была «подарком» одного из нуворишей, которого она разоблачила и довела до конфискации в бытность свою следователем.

Да и родословная семейства Волгиных не располагала Мирославу к любви мнящих себя сильными мира сего.

У обеих тёток Мирославы – у тёти Виктории и у тёти Зои – на стене красовался портрет прадеда – лихого казака в кубанке и с лихо закрученными усами, отважного революционера и героя гражданской войны.

В доме Мирославы портрет прадеда на стене не висел, но любовно хранился наравне с другими фотографиями предков в старом альбоме, перешедшем ей по наследству от дедушки с бабушкой. Так что Стелла Эдуардовна выбрала для своих целей явно не того человека.

От раздумий Мориса отвлёк голос Мирославы:

– Слушай, ты не знаешь, кто такой Джон М. Кейнс?

– По-моему, английский экономист начала двадцатого века.

– А чем он мог не угодить буржуям?

– Своими работами, разумеется.

– Значит, он был против капитализма?

– Скорее, против классического варианта капитализма, – пояснил Морис. – Его даже считают где-то приемником Карла Маркса с точки зрения борьбы с капитализмом.

– Какой ты умный! Просто кладезь информации, – похвалила Мирослава.

– Стараюсь, – скромно улыбнулся Морис.

– Знаешь, надо отыскать сына этого Королёва.