– Ладно, – сказал оперативник, – оставим пока в стороне вопрос о моём долгожительстве. Вы мне лучше скажите, эта женщина на машине или нет?
– Когда одна приходила, то не знаю, на чём добиралась. Машину во дворе не ставила, но ведь могла и оставить её на стоянке. А вот кавалеры её иной раз прямо чуть ли не у подъезда машины оставляли.
– Так, может, вы запомнили какую-нибудь из этих машин?
– Конечно, запомнила, – кивнула Кузьминична.
– Назовите марку и цвет автомобилей.
– Нет, – покачала головой старая женщина, – в машинах я ничего не понимаю. Могу только сказать, что все они нерусские.
– Мужчины? – не понял оперативник.
– Нет, машины, – хихикнула старушка.
– Может, номер запомнили?
Она задумалась, а потом ответила:
– Только цвет.
Оперативник вздохнул, цвет автомобиля мало чем мог помочь, но на всякий случай записал перечисленные колеры автомобилей и распрощался со словоохотливой старушкой.
Записи свои Уваров показал капитану. На что Турусов пробормотал:
– И чего ты суёшь мне под нос эту филькину грамоту?
– К сожалению, Виталий Сергеевич, старушка больше ничего не запомнила.
– Ты сказал, что у неё есть дочь, внуки, может, они что-то видели?
– Им сидеть у окна некогда, так что навряд ли они могут помочь, – почесал за ухом лейтенант.
– А ты всё ж таки расспроси их, – посоветовал капитан.
– На данный момент никого из них дома нет.
– Придётся приехать позднее.
– Придётся, – поскучнел оперативник. И неожиданно оживился: – Игнатьев говорил, что пенсионерка снимала у него квартиру для своей племянницы. Только вот племянница сама, по словам Валентины Кузьминичны Гавриловой, была немолода.
– То есть?
– Она точно указать её возраст не может. Но считает, что ей от тридцати до сорока пяти.
– Что-то интервал большой, – засомневался капитан.
– Может, из-за того, что эта дама, в смысле квартирантка, была сильно накрашена, – озадаченно произнёс оперативник.
– И что с того, что накрашена?
– Когда они намалюются, чёрта с два поймёшь, сколько им лет, – объяснил лейтенант.
Но капитану это объяснение показалось неубедительным:
– Иди ещё кого-нибудь поспрашивай.
Оперативник вздохнул и отправился поискать счастья вне подъезда. Гуляющие с детьми мамочки не смогли сказать ему ничего определённого, хотя изо всех сил старались помочь симпатичному лейтенанту.
– Какой красавчик, – шепнула одна другой на ухо.
– Ага, подтянутый, – ответила товарка, – а мой Вадик боров боровом.
– Зато твой Вадик денежки гребёт лопатой, – всё так же тихо парировала первая, – а у этого красавчика, поди, в кармане вошь да блоха на аркане. – Они обе захихикали.
– Девушки, о чём вы там шепчетесь? – спросил Уваров. – Посвятите меня в свои тайны.
– Никак нельзя, – ответила одна из женщин.
– Во всяком случае, напрягите свою память и окажите помощь следствию.
– Даже не знаем, что и сказать вам. Да, видели мы эту цыпу, но она даже не здоровалась, всегда спешила поскорее проскользнуть в подъезд и в квартиру.
– Почему вы назвали её цыпой?
– Очень уж одевалась она шикарно, – объяснила одна из женщин.
– Вы видели её с мужчинами?
– Бывало.
– То есть она, не прячась, приводила сюда своих знакомых?
– Точно, не прятала она своих мужиков.
– Чего же она с вами не общалась?
– Наверное, не общительная по характеру. Или неинтересно ей с соседями знакомства заводить. Она же жиличка, поживёт сколько-то в этой квартире и в другое гнёздышко упорхнёт.
– Что значит гнёздышко? – напрягся оперативник.
– А то! – выпалила самая бойкая, – наверное, бегала сюда от богатенького, но старенького мужа.
– Почему вы решили, что у неё богатый и старый муж?
– Богатый потому, что только на его шиши она так и могла одеваться. А что старый, так это и так ясно.
– Мне неясно.