Магазин волшебных украшений

– Конечно, – произнес Линден. – Я уже слегка экранировал их, чтобы можно было предлагать ювелирам. Так что берите смело.

Я осторожно взяла в ладонь самый крупный родолит; он сначала недоверчиво помолчал, а потом откликнулся и начал меня очаровывать. Вот так вот, с ходу.

– Вы пришлись ему по душе, – засмеялся Линден, – хотя, конечно, спорить о душах камней можно долго. Но я даже отсюда вижу, как он к вам тянется.

– Камень очарования, – я взяла родолит двумя пальцами и посмотрела на свет. Минерал был еще неочищенный, в осколках грубой породы, оскорбленно молчавшей на фоне рубиновых заигрываний, и все же можно было различить яркую искру в глубине. – Какая чистота! И сила. Выйдет прекрасный амулет на привлекательность.

– Хотите? Раз уж они вам открылись, дело чести – предложить их именно вам.

Я с сожалением положила родолит обратно на стол, в кучу остальных камней; они тут же хором начали подавать мне сигналы, что и их неплохо бы к рукам приспособить. Разговорчивые… Я представила формулы, которые можно на них поставить, и аж руки зачесались. Но необходимо играть честно.

– Пока не уверена, увы. Такие камни требуют ювелирной огранки, а я лишь начала разбирать тетушкино наследство и ювелиром еще не обзавелась.

– Так вам нужно поговорить с Зельдой, – просто сказал Линден, – она будет рада вернуться. После того, как леди Галбрейт не стало, Зельда места себе не находит.

– О! Тетя упоминала ее в своих записях. Значит, она хороший ювелир?

– Я бы сказал, лучший в Райстоне. И недооцененный, потому что… – Он поскреб пальцем темную щетину на подбородке. Что-то показалось мне неправильным в этом жесте, однако чувство тут же исчезло. – Впрочем, сами с ней встретитесь и сделаете выводы. Так вы пришли за камнями? Или познакомиться? В любом случае, – спохватился Линден, – я категорически негостеприимен! Позвольте предложить вам чаю.

Несмотря на мое возражение, что ничего такого не нужно и мне вполне нравится компания родолитов, Дейв сгреб недовольные камни в ящичек, промаркировал, поставил на полку и затем пригласил меня следовать за ним. Мы прошли вдоль всего склада; в конце его за железной дверью оказалась просторная комната, совмещенная с кухней. У окна стояло заваленное бумагами бюро, примостились вокруг деревянного стола разномастные кресла; я выбрала мягкое, с высокой бархатной спинкой, розовый оттенок которой напомнил мне мягкое прикосновение родолита. Столешница, инкрустированная разноцветным перламутром, показала мне сценку из жизни тропических птиц: одна пристроилась на ветке цветущего дерева, а вторая, натурально, обедает бабочкой. На несчастную бабочку, навеки застывшую в миллиметре от гибели, Линден поставил чашку для меня. Он быстро и ловко сервировал стол, и словно по волшебству, появилась и корзинка с песочным печеньем, и блюдце с леденцами, и сахарница в виде слона.

– Извините, что у нас тут все так… разнообразно, миледи, – сказал Линден, наливая мне рубиново-красный чай. – Это моя рабочая комната, я тут даже остаюсь ночевать иногда, – он кивнул на покрытый пледом диванчик. Диван был явно короче Линдена, что многое мне сказало о любви поставщика камней к своей работе. – Обычно переговоры я веду на складе, однако с вашей тетей у нас были особенные дела. Я очень тепло относился к леди Галбрейт. И для меня стало настоящим потрясением, когда она умерла. Многие в Райстоне были… прямо скажем, удивлены. Возможно, вы прольете свет на произошедшее? Что с ней случилось?

Его взгляд на мгновение остро блеснул, и я, уже размякшая при виде хороших камней, инкрустации и пледа, ощутила холодок на спине.

«Никому не доверяй слепо, – говорил Людвиг. – Леди Галбрейт доверяла – и, похоже, это ее и подвело».

– Моя тетя не любила врачей, – неторопливо, постаравшись справиться с комком в горле, начала я и, взяв чашку, отпила глоток. Морион на шее молчал, а формулу против ядов я в нем точно видела – значит, опасности нет. – Она постоянно носила амулеты, закрывающие ее от остальных, и потому даже ее знакомые ничего не увидели. Полагаю, она сама осознала лишь в последние дни, что с ней происходит, и поняла, что обращаться к лекарям уже поздно. Предпочла уйти так, дома, а не на больничной койке.

– Вот оно что. – Линден слушал меня, подперев кулаком подбородок. Взгляд оставался цепким, словно коготь. – Все это довольно странно, если позволите заметить. Я поставлял камни вашей тете в течение пяти лет и успел неплохо узнать ее. В последние полгода… она стала немного другой. Более нервной, менее общительной. Вы полагаете, это влияние болезни?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Она ни слова мне не написала об этом, хотя мы регулярно обменивались посланиями. Я тоже заметила, что ее письма сделались немного другими. Я… беспокоилась за нее.

Я замолчала, ожидая закономерного вопроса, который мне задавали практически все, будто имели такое право. Почему это я, видите ли, не приезжала к тете? Почему допустила, чтобы она умерла в одиночестве, если так говорю о своей любви? Ведь она, согласно легенде, моя единственная родственница… Однако вопроса не последовало, а Линден перестал цепляться за меня взглядом и посмотрел задумчиво.

– Мы все беспокоились, – произнес он, – все, кому она была хоть сколько-то дорога. Но вы же знали ее: если она не желала чего-то говорить, то добиться от нее этого было решительно невозможно. Решительно! – он покачал головой, взял из корзиночки печенье и принялся выковыривать оттуда цукат. – Ну что ж, если так… Я сожалею о вашей потере, миледи.

– Благодарю. И постараюсь сделать все, чтобы память о тете не померкла.

– Значит, вы решили возродить «Лазурит», – сказал Линден, словно что-то внутри для себя решив. – Или нет? Леди Галбрейт как-то упомянула, что у вас есть диплом артефактора, но вы не работаете им.

Ого, подумала я. Вот так история. Этому человеку тетя явно доверяла чуть больше, чем прочим.

– Верно. И вы правы, я хочу, чтобы магазин снова заработал. Я долго не занималась артефактами, однако навык сохранила, и теперь у меня есть разрешение от города и ИМД на открытие «Лазурита». Кстати, вы знакомы с инспектором Финч? Она сегодня утром посетила меня и уверяла, что была чуть ли не лучшей тетиной подругой.

– Исключительно шапочно, видел ее пару раз в «Лазурите»; у меня в ИМД другой инспектор. Не знаю насчет лучшей подруги: ваша тетя вообще была не из болтливых, когда дело касалось обсуждения других персон. Вам… досадили?

И тут я поняла, что вызвало у меня сомнение в отношении Линдена там, на складе. Его простецкие жесты, разномастные чашки и диван-коротышка вводили в заблуждение, однако гладкая, округлая речь, сами фразы, что он произносил легко и непринужденно, его выдали. Такой эффект дает хорошее воспитание, и начинают его в детстве. Любопытно.

Сообразив, что пауза слишком затянулась, я покачала головой.

– Не то чтобы досадили… Пожалуй, я ожидала подобного отношения, появляясь на пороге тетиного магазина и руша планы виноторговцев касаемо перекупки удобного местечка. Меня здесь не знают и будут проверять. Жаль, что вы не знакомы с инспектором Финч, иначе я бы выведала у вас секреты. Например, какие пирожные она любит – с кремом или с фруктами? А может, и те, и другие…

– Подкуп должностного лица карается законом, надеюсь, вы в курсе? – приподнял брови Линден, и я засмеялась. – Ну что ж, миледи. Если вы тверды в своем намерении вновь открыть «Лазурит», расскажите, чем я могу быть вам полезен?

Глава 7

Мы проговорили с Линденом несколько часов. В какой-то момент он кликнул мальчишку-посыльного и отправил его в ближайший трактир за закусками, сказав, что не готов морить прекрасную даму голодом; я с удовольствием позволила за мной поухаживать. Конечно, я помнила наставления Людвига и герцога Аддисона и не собиралась слепо доверять новому знакомому, однако пока Дейв Линден вызывал у меня исключительно приятные чувства. Пожалуй, даже слишком приятные, отметила я про себя. Такое ощущение, что я встретилась со старым другом – а ведь я была убеждена, что мы с Линденом не пересекались до сих пор. Может, на нем тоже есть артефакт с родолитом, вызывающий влечение? Но нет, не должен; галстучная булавка вне подозрений. Использование определенных амулетов для многих строжайше запрещено, а торговец и вовсе не имеет права на себя такое надевать. Если ИМД подобное обнаружит, ни о какой дальнейшей работе речи уже не будет. А будет как минимум лишение лицензии, конфискация имущества и штраф, как максимум – каторга.

– Я вас совсем утомил, – сказал Линден, видимо, отметив мою рассеянность. – Что ж, об основном мы договорились, камни вам доставят уже завтра. Поймать для вас кэб?

– О, нет, спасибо. – Я встала. – С удовольствием пройдусь пешком. Небольшая прогулка будет только на пользу.

– Я хотел бы вас проводить. Разрешите?

– Почту за честь.

Линден провел меня в зал и на некоторое время оставил в компании витрин и Кейт; я побродила, присматриваясь к мерцанию раухтопазов, глубокой лазури апатитов и завораживающим пейзажам яшмы. В «Ларце» было… пожалуй, спокойно, и я впервые за последние дни ощутила, как из меня уходит напряжение. Это все камни – здесь, не будучи запертыми в ящики, извлеченные из банковского хранилища, они не спали, готовые поговорить с теми, кто придет. Я видела, как Кейт обслуживает молодую пару, искавшую помогающий зачатию кристалл, и отчетливо ощущала, как во мне что-то пробуждается. Нечто давно забытое, засунутое на дальнюю полку и заросшее паутиной. Похожее чувство посещало меня в тетином доме глубокой ночью, когда спала вся Лавандовая улица, и Нил, и даже подвальные мыши. Чувство узнавания.

Но кого, если я здесь впервые?..

– Я готов, миледи. Идем?

Линден сменил неприметный рабочий костюм на темно-зеленый сюртук, с которым теперь весело перекликалась флюоритовая булавка в галстуке, и светлые бриджи. Непокорные кудрявые волосы, впрочем, так и торчали в разные стороны: видать, Линден давно отчаялся с ними сладить и просто позволили им быть такими, какие есть.

День поворачивал к вечеру, и ритм города изменился: сделался более усталым и при том довольным, словно Нил, целый день бегавший по дому. Солнце клонилось к западу, от башенок тянулись ажурные тени. Дети гоняли по мостовой колесо на палке, стая воробьев бесстрашно паслась у лотка булочницы, подбирая крошки, из кафе на углу веяло шоколадной горечью, а из переулков – сыроватой прохладой. Дейв предложил мне руку, и я с удовольствием прикасалась кончиками пальцев к добротной шерсти его сюртука. Это вдруг пробудило ненужное воспоминание: вот я, пятилетняя, бегу к отцу, забираюсь к нему на колени и цепляюсь за рукав. Отец сурово хмурит брови, ссаживает меня на пол и зовет няньку. Та прибегает, долго извиняется, что не уследила за мной, а у меня до вечера остается на ладонях бесстрастное прикосновение ткани…

Я покачала головой, отгоняя воспоминания. Все это уже давно не имеет никакого значения.

– Я вас сильно утомил, мисс? – поинтересовался Линден, видимо, по-своему истолковав мое молчание и странный жест. – Простите меня. Когда речь заходит о камнях, я становлюсь излишне словоохотлив.

– Вы можете рассказывать мне о камнях сколько угодно. Это и моя страсть тоже. Только я люблю добавлять к ним что-либо для лучшего звучания; даже необязательно вкладывать магию – и так хорошо будет.

– Ну, в каком-то смысле вы всегда вкладываете магию, – заметил Линден. – Пару веков назад Арчибальд Нери, малоизвестный артефактор и философ, написал трактат «О влиянии личности мастера на создаваемые им изделия». И там он, среди прочего, утверждал, что когда артефактор не стремится вложить в свое творение искру силы, а оставляет все как есть, в результате все равно присутствует магия. Но особая. Магия фантазии, вдохновения, таланта, в конце концов. Нери полагал, она есть во всем, что создается человеком. Но лишь при одном условии: человек делает это с удовольствием.

Я фыркнула.

– Понимаю, отчего этот трактат не давали нам в Канденском. Вы знаете, что творят студенты-артефакторы на первом курсе? С огромным удовольствием, замечу! Когда своя сила уже попробована, но еще не освоена, так и тянет определить ее границы. Разгуливающие по территории университета големы, собранные из… хм… подручных материалов, – это даже уже банальность. Мои однокурсники умудрились сотворить заговоренные девичьи панталоны, которые в первом семестре бегали за ректором и признавались ему в любви хриплым басом. В мужской уборной на один из, – я покосилась на благосклонно внимающего мне Линдена, – унитазов был украшен черным ониксом и сделался мощным боевым артефактом. Стоило на нем пристроиться несведущему новичку, как тот мгновенно обретал силы и желание биться с химерами. У нас на территории жила парочка охранных, и они через месяц не выдержали и пожаловались декану, что устали отгонять вдохновленных унитазом идиотов. Убивать и калечить нельзя, все-таки будущие ценные специалисты, а что делать, когда на тебя прет зачарованный студент с дрыном и воплем: «Со мной сила отходов!»? Не хватало нам еще неявной магии господина Нери, с артефакторной бы справиться!

Линден захохотал так, что на нас обернулось несколько прохожих.

– А вы? Что сотворили вы?

– О, – сказала я, чувствуя, как хорошее настроение испаряется, и понимая, что проговорилась – ведь считалось, я заканчивала Канденский заочно. – Ничего особенного.

Линден распрощался со мной у «Лазурита». Заходить не стал, сказав, что ему необходимо вернуться в собственный магазин, однако мы договорились встретиться завтра и вместе отправиться к ювелиру Зельде.