Неспящая

– Пульс ровный, но слабый. Придётся на шее вену поискать, – задумчиво проговорил Димка.

– Дим, а толк-то будет от всего этого? – печально спросила я. – Всё равно ведь так долго ждать.

– Не долго, – возразил Баринов, склоняясь над кикиморой и держа инъектор наизготовку. – Пять-семь минут, и очнётся.

– Это у тебя что, ментолин?! – изумилась я.

Баринов выпрямился и повернулся ко мне:

– Да.

– Ты что, с ума сошёл?!

– У тебя есть другое предложение? Я слушаю, – невозмутимо сказал Димка.

Если не делать ничего, спокойный кокон может продлиться до недели. Если использовать разрешённые активизирующие препараты, можно разбудить кикимору в пределах суток, реже двух. А ментолин рвёт кокон практически сразу. Но это жестокая физическая пытка, поэтому ментолин для применения в дружине официально запрещён. Если сейчас вколоть Корышеву этот шприц, крючить и колбасить его будет очень жёстко. Но Макс… Мой Макс попал в беду, и есть ли у меня выбор?

– Хорошо, Дима. Нет других предложений. Коли.

Баринов ободряюще улыбнулся мне, снова склонился над кикиморой и сделал укол.

Убрав использованный шприц обратно в коробочку, Димка взглянул на меня серьёзно:

– Лада, ты не выдавай меня, договорились?

– Я знаю, что некоторые ребята достают где-то эту дрянь и применяют. Марецкий, например. Но чтобы ты?!

Баринов не смутился, только стал ещё серьёзнее:

– Иногда в нашем деле без этой дряни не обойтись. Вот как сейчас, например. Не выдашь?

– Я с Карпенко не секретничаю, – отрезала я.

– Да Карпенко-то знает, – хмуро отозвался Баринов. – Ты Айболиту нашему не рассказывай. Мне будет стыдно ему в глаза смотреть.

Я только кивнула. Вот не мне теперь Димке мораль читать.

Баринов глянул на экран тонометра.

– Ребята! – окликнул он своих напарников. – Давайте сюда.

Парни подошли, опустились на пол по бокам от Корышева.

– Это вторая группа, не забывайте об этом, – строго сказал Баринов. – Не зеваем и не расслабляемся. Особенно тебя, Дэн, касается… Внимание, параметры критические.

Баринов встал над кикиморой на колени, потом уселся ему на ноги. Напарники таким же способом зафиксировали Корышеву руки.

– Давление поползло, – предупредил Баринов и поправил тонометр на кикиморе, повернул так, чтобы экран не разбился, если руку сильно трясти будет. – Всё, ребята, работаем.

Они замерли, прижимая к полу совершенно безжизненное тело.

И тут Корышев дёрнулся. Потом ещё и ещё раз, всё чаще и чаще. Его тело напряглось и выгнулось на несколько секунд, а потом обмякло. Но дружинников не проведёшь, они своё дело знают. Парни ещё сильнее навалились на кикимору.

Корышев размеренно задышал. Вдох у него был бесшумный, а выдох сильный и хриплый, словно у тяжёлого астматика. И выдохи становились всё громче и отчаяннее, словно он хотел сбросить держащих его парней. Но он не хотел. Он пока ничего не хотел. Ему было больно, его мучили парализующие судороги по всему телу.

– Лада, ты выйди, что ли, – проговорил Баринов с досадой. – Не надо тебе на это смотреть…

Видела я это, и не раз. Ничего хорошего, мягко говоря.

Я просто отошла в сторону, присела на пол у дивана и, подтянув колени к себе, согнулась и спрятала лицо.

– А, чёрт! – сдавленно выругался Баринов. – Пульс взлетел… Дэн, я кому сказал, твою ж мать?! На дело смотри!

Через всего несколько секунд возились на полу и пыхтели уже все четверо. Корышев – высокий сильный мужик, а когда кокон сопротивляется разрыву, мышечная сила многократно возрастает и, помноженная на судороги, делает кикимору очень опасной.

Я слушала сопение ребят и мучительные стоны Корышева, и мне хотелось провалиться куда-нибудь.

– Та-а-ак, обоссался, наконец, – с облегчением отметил Баринов. – Отлично. Сейчас на спад пойдёт…

Прошла ещё пара минут, и Баринов деловито скомандовал:

– Отдыхаем немного, но не расслабляемся!

Я подняла голову.

Они посадили Корышева, завели ему руки назад, надели наручники и прислонили его к стене. Он больше не бился в конвульсиях, но дышал всё ещё с усилием. Лицо его было свекольного цвета, пот бежал струйками по щекам, по плечам, по груди. Глаза казались двумя чёрными дырками. И эти дырки смотрели прямо на меня.

Как же всё просто получается в этой жизни. Взять странного человека, который любит кофе, обжаренный на стружках апельсинового дерева, и за пять минут превратить его в едва живой обоссавшийся кусок мяса.

Корышев медленно провёл языком по губам.

– Воды хочешь? – спросил Баринов.

Кикимора медленно покачал головой.

– Как тебя зовут, помнишь?

– Я даже, как тебя зовут, помню, – сипло проговорил Корышев. – Давно не виделись, Дмитрий.

– Как себя чувствуешь?

– Только не надо делать вид, что это тебя заботит, – фыркнул Корышев с трудом.

– Штаны чистые дать?

Корышев посмотрел вниз, покривил губы и пожал плечами:

– Да зачем? Я ж не со страху, а по обстоятельствам, так что мне не зазорно. А вы нюхайте, вам не помешает.