Там, где ты захочешь остаться

Ты камень, воин, доблестный солдат,
машина боя в человечьей коже.
А прежде был мальчишкой.
Ты был тоже
таким же смелым, как твой старший брат.

Вы вместе с ним держали снежный бой
и штурмом брали ледяную крепость,
а нынче он (представь себе нелепость)
охотится с винтовкой за тобой.

Из-за чего возник меж вами спор?
Наверное обидную считалку
вы с дедом сочинили на рыбалке,
и разгорелся ни с чего сыр-бор.

А может из-за ярких рукавиц,
что бабушка вязала вам из пряжи?
Тебе достались рыжие, а как же!
Брат так смеялся: «Шкурки от лисиц».

Да мало ли вы спорили тогда,
но вместе булкой голубей кормили,
в пруду купались, велики чинили.
Ну, а потом в ваш дом пришла беда.

Ты думал, что все стерпится, пройдет.
Не слушал их нацистские кричалки.
Но брат решил иначе в этой свалке,
он враг тебе уже который год.

Весь добрый мир ваш погружен во мглу.
Да как такое вдруг могло случиться,
что брат твой предал бабушкины спицы
и дедушкины удочки в углу?

А если встретишь ты его сейчас,
о чем ты спросишь, если будет время?
«Подумай, брат, быть может ты не с теми…»
И что ответит он на этот раз?

Воды немало утекло с тех пор.
Тебе в бою встречались чьи-то лица.
Возможно все успело измениться,
возможно исчерпал себя весь спор.

Но только вот: «Умри или убей» —
что делать с этим, если вдруг навстречу
тебе шагнет мальчишка тот беспечный,
с которым вы кормили голубей?

Забайкальское небо

Ты умеешь быть чистым, высоким и синим,
умеешь быть облачным,
и от края до края усыпанным звездами
темною полночью.

Ты на плечи кладешь мне устало и нежно
ладони прохладные.
Ты мне в душу ночами глядишь безмятежно,
загадки загадывая.

Под дождями твоими седыми, что носишь в
дырявых карманах,
мы живем, и мечтаем, и любим,
и тонем в холодных туманах.

Ты в глазах синевой отражаешься каждого,
где бы мы не были,
и другого, такого как ты, не найти,
Забайкальское небо!

Маски сняты и кости брошены…

Маски сняты и кости брошены,
Цепи кованы всеми порваны.
Вы – хорошие, мы – хорошие,
Только в разные смотрим стороны.

Изменилась давно действительность.
Очень поздно мы это поняли,
И за души с врагом невидимым
Бой идет и сверкают молнии.

Последний мой день

Я уйду, когда будет исписан
Моей книги последний листок.
Не останется смысла для чисел,
Не останется места для строк.

Взяв с собою лишь жизненный опыт,
Без вещей, без монет, налегке
Я пойду. И мне выпишут пропуск
На засохшем осеннем листке.

День назначен, и путь мой отмерен,
И записан заранее час.