Вредители. Рассказы

Ваза

Розалия Мироновна, крайне ревностно, относились к, разного рода, безделушкам, хранившим неповторимые атмосферу и историю нашей семьи. Всякие там фарфоровые статуэтки, чашечки, чайнички и вазочки, оберегались бабулей не хуже чем Сикстинская Мадонна в Дрезденской галерее. Бабушка лично мыла и протирала всё это богатство мягкой фланелевой «тгяпочкой», а после любовно расставляла в «витргине» гэдээровского гарнитура. Среди экспонатов бабулиного музея была невероятно красивая старинная немецкая ваза. На бело-голубом фоне красовались пышные белые розы с золотой окантовкой. Одним словом это была любимая ваза нашей семьи, и каждый раз, когда кто-нибудь брал её, чтобы использовать по назначению и поставить туда цветы, Розалия Мироновна театрально хватались за сердце и, изображая не то приступ инфаркта не то эпилепсии, умирающим голосом произносила: «Умоляю, остогожно! Этот гагитет должен вас всех пегежить, а никак не наобогот, шоб ви знали! Софка, не подпускай этих сволочей! Они её уггобят к чегтям собачьим, я чувствую! У них же нет ничего святого!». Короче говоря, нам с детства привили благоговейное отношение к этой фарфоровой реликвии.

Конец 90-х. Мне юной нимфе поклонник прислал потрясающе красивый букет. Исполняя традиционный припадочный ритуал, бабушка сама вынесла свою любимую вазу, торжественно водрузила туда цветы и со взглядом, олицетворяющим всю скорбь еврейского народа, удалилась к себе. К вечеру следующего дня бабуля заявила, что: «вокгуг безолабегные сволочи и, кгоме меня не кому воду в цветах поменять», и с демонстративно поджатыми губами Розалия Мироновна двинулись в ванную комнату с вазой и цветами наперевес.

Бабушка вылила содержимое вазы в раковину, налила свежую воду, поставила реликвию на край ванны и принялась засовывать букет обратно в вазу. За этим цирковым номером я и мама наблюдали затаив дыхание, но прерывать бабулю или говорить ей под руку не рисковали. Одной рукой бабуля придерживала вазу, а другой пыталась затолкать немаленький букет в горловину. Первая попытка не увенчалась успехом и бабушка решила помочь себе второй рукой. Она наощупь перехватила стебли цветов, отпустив при этом вазу, стоявшую на краю ванны. В этот момент раритет накренился и с глухим грохотом рухнул на кафельный пол ванной комнаты.

Все произошло как в замедленной съемке. Ваза упала на пол и раскололась на две половины. Вода хлынула во все стороны. Бабушка недоумённо посмотрела на осколки и, как заправский футболист отвесила смачный пендель одной из половин несчастной вазы. Половина с шумом вылетела в коридор и, приземлившись на пол, бесславно рассыпалась на мелкие осколки. Розалия Мироновна швырнула цветы в ванну и с царственным видом прошествовала к себе. Проходя мимо меня и мамы, стоявших в немом ахтунге, бабуля смерила нас уничтожающим взглядом и высокомерно изрекла: «Мещане! Мелочные мезигабли! Нельзя так зацикливаться на багахле! Шо встали?! Убегите мусог! Говном ведь без меня загастёте, штынкегки!»

Вредители

рассказы

Так не доставайся же ты никому!

Осознание себя как личности произошло у меня очень рано. А точнее ровно в два с половиной года. С тех пор я чётко помню, как протекала моя жизнь, вплоть до мельчайших подробностей.

Лето 1979 года. Дачный посёлок в подмосковных Пешках. Тётя моей мамы предоставила нам свою дачу для летнего отдыха. Дача была добротная с красивым садом, просторной верандой, старинной мебелью и массой всего интересного. Моему семейству была выделена самая большая комната в доме, где все мы смогли комфортно разместиться. Мою кроватку поставили прямо под окном, которое выходило в сад. Когда днем меня, с боем, загоняли на послеобеденный сон, я лежала под этим окном и сквозь кружевные занавески с интересом наблюдала за плывущими в небе кучевыми облаками. Через некоторое время я сладко засыпала совершенно счастливая, как и положено человеку в этом возрасте.

Как-то в один из тихих часов я лежала в обнимку с любимой игрушкой и уже готова была погрузиться в сон, когда мой покой нарушил нехарактерный звук, доносившийся с улицы. Что-то ритмично, с одинаковым интервалом стучало по стене дома. Как будто в стену кто-то кидал мелкие камни. Любопытство взяло верх и я, встав в кроватке, высунулась из окна.

Источником стука оказался мой брат, вальяжно расположившийся под моим окном на старой брезентовой раскладушке. Мишка лежал кверху пузом, на котором стояла большая тарелка с крупной и невыносимо аппетитной черешней. Брат, чавкая, поедал ягоды, после чего зажимал косточки между пальцами и ловко стрелял в стену. Сглотнув слюну, я почти шепотом обратилась к брату:

– Мисенька, дай тересеньку! – от неожиданности Мишка вздрогнул и чуть не уронил тарелку. Состроив вредную гримасу, противным голосом брат ответил:

– Фигу тебе!! Иди, спи!

– Мисенька, ну дай позяюста! Ну, одню!

– Иди, спи, а то родителей позову! – Я уже чуть не в слезах предприняла последнюю попытку воззвать к братским чувствам.

– Мися, ну дааай, ну одню позяюста! – но брат вместо того чтобы угостить сестру заорал на весь дачный поселок:

– МААММ!!!! А НАТАЛЬЯ НЕ СПИТТ!!!!

В этот момент от негодования и обиды я со злостью пропищала:

– Ну, Миська- задинаговядина! – и смачно плюнула точно в центр черешневой тарелки, после чего мой, от природы, крайне брезгливый брат завыл похлеще медсестры из кинофильма «Добро пожаловать! или Посторонним вход воспрещен».

На вой тут же примчались разъярённые родители и, не разбираясь, отвесили брату кренделей, за то, что тот орёт под окном мирно спящего «ангела». Расстроенный Мишка отправился мыть осквернённую черешню, а после вновь улёгся на раскладушку. Я выждала удачный момент, высунулась в окно и без предупреждения снова плюнула брату в тарелку. Мишка в отчаянии шёпотом пригрозил мне расправой, за что получил мартышечью гримасу в моём исполнении и, как бонус, ещё один плевок в черешню. Не думая о последствиях, в попытке схватить меня, брат подскочил на раскладушке и уронил тарелку с черешней на землю. Тихо проклиная меня, вместе с раскладушкой и опустевшей тарелкой, брат бесславно ретировался с поля брани. Я же с чувством глубокого удовлетворения сладко заснула в своей кроватке под шорох кружевных занавесок. А за окном томно проплывали кучевые облака.

Затейница

В своём безоблачном детстве я постоянно фонтанировала различными гениальными идеями. Игры я придумывала на ходу, но в силу козерожьей рассудительности и национально-генетической продуманности, обкатывать свои фантастические придумки я предпочитала на других.

1979 год, меня, с воплями, отволокли в младшую группу детского сада. Посидев некоторое время в слезах у окна, я утерла тоскливую соплю и решила отправиться к детям в игровую. Окинув коварным взором комнату, в углу я заметила небольшую деревянную горку, которую тут же с радостью поспешила опробовать. Радость моя была недолгой. Горка оказалась совершенно пологой и к тому же шершавой, поэтому задорно съехать с неё у меня не получилось и, застряв попкой на середине, мне пришлось закончить спуск пешком. Сие разочарование заставило меня в срочном порядке искать выход из сложившейся ситуации. Прямо за горкой я обнаружила белого пластмассового козлика, у которого вместо ног торчали крупные колеса. Идея родилась в ту же секунду, но становиться летчиком испытателем было, откровенно говоря, сцыкотно, поэтому в роли подопытных мышек, я решила использовать своих одногруппников. Было достаточно кинуть идею в массы, и вот уже через минуту у горки выстроилась очередь из желающих покататься на четырехколёсном животном. Первый же испытатель со скоростью реактивного самолёта слетел с горки и, не справившись с управлением, врезался в стену. Каскадёр отделался легким испугом и синяком на попе, а вот от козлика остались, в буквальном смысле, рожки да ножки. Тут же на шум прибежала воспитательница и, раздав мелюзге назидательных пряников, оттащила останки растерзанного козла в кладовую.

Весь тихий час меня не покидала мысль о том, что есть, безусловно, есть что-то, на чем можно съехать с проклятой горы. И вот когда строгая воспитательница, позволила нам покинуть свои кроватки, я пустилась на поиски транспортного средства. Я мысленно съезжала с горы на всём, что попадалось мне на глаза, но не одно из предполагаемых средств передвижения не выдерживало даже самой лёгкой критики. С досады я отправилась в книжный уголок, чтобы развлечь себя рассматриванием сказочных иллюстраций. Подойдя к полкам, я обнаружила, что все книги стоят в узких наискосок спиленных деревянных ящиках. Уже не надеясь на успех, с замирающим от волнения сердцем, я всё же выпотрошила один из ящиков, поставила его на пол, разулась и влезла в него обеими ногами, расположив стопы одну позади другой. Потом я попыталась присесть в таком положении и у меня получилось. В этот момент ко мне подошёл Лёшка Сорокин с оригинальным и своевременным вопросом: «А чё это ты тут делаешь?». Девочка я была отзывчивая, поэтому с радостью поделилась идеей. Не успела я закончить повествование, как все книжки, стремительно были вытряхнуты на ковёр, и пять, моментально нарисовавшихся, добровольцев с нескрываемым энтузиазмом, завладели чудо санками. Но никто из детей, в силу возраста, не озаботился вопросом техники безопасности.

Право первого полёта справедливо досталось Лёшке. Парень сел в свою колесницу, друзья подтолкнули его и он медленно и печально принялся сползать вниз, а на середине горки и вовсе бесславно остановился. Чтобы начать двигаться заново, Лёшка принялся неловко подпрыгивать вместе с ящиком. Тем временем терпение следующих Икаров стремительно подходило к концу. Первым не выдержал крупный пацан по фамилии Костюков и, желая совместить приятное с полезным (съехать самому и ускорить друга), неуклюже оттолкнулся и кубарем вместе с ящиком полетел в Лёшку. Но это было ещё не всё, ибо оставшимся трём наездникам тоже не терпелось принять участие в экстремальном спуске, и они ни секунды не раздумывая, с разницей в мгновение полетели вслед за Костюковым. В итоге с горы спустилась лавина, состоявшая из пяти орущих мальчиков и частично уничтоженных ящиков для книг. На вопли примчалась испуганная воспитательница и то что она увидела можно было описать как: «Сплелись в едино шеи, ручки, пятки… Вот что значит в Камасутре опечатки».

Пока воспитательница расплетала незадачливых бобслеистов, я, уже напрочь, потерявшая интерес к саночному виду спорта, отправилась на поиски новых гениальных идей.

Чудом никто из мальчишек серьёзно не пострадал.

Гринпис не дремлет!

Во времена, когда я была ещё совсем малышкой, мой папа увлекался разведением рыбок. И не каких-то там замысловатых и редких, а самых банальных и неприхотливых гуппи. Но, несмотря на совершенную обыкновенность питомцев, со временем, папе удалось вывести из них фантастические по окраске и форме экземпляры. Гуппяшки получились очень красивые – у самцов гордым шлейфом развевались разноцветные хвосты. Верхние плавники выглядели как яркие плащи. Каждый, кто заходил в наш дом приходил в восторг от увиденного. Один наш сосед, умолял отца продать ему парочку самцов для разведения, но папа любил своих рыбок и продавать их не собирался. Папуля трепетно ухаживал за аквариумом. Он чистил, мыл, фильтровал воду, разводил растения и выкладывал на дне разноцветные камни и раковины. Одним словом аквариум был любимым папиным увлечением.

Однажды папочка уехал в длительную командировку. Заботу об аквариуме взяла на себя мама. Софочке, конечно, не нравились все эти манипуляции с чисткой, но делать было нечего и, скрепя сердце мама самоотверженно драила рыбий домик. В какой-то момент мама запустила уборку, и стенки аквариума стали покрываться водорослями. Близилось возвращение отца, и мама решила к его приезду, капитально отмыть аквариум. А чтобы помывка водоёма была качественной, пришлось временно переселить рыбок в стеклянную банку, которую мама поставила на журнальный столик в гостиной.

За несколько дней до этого, мы с братом смотрели фильм «Человек Амфибия», и на меня произвело неизгладимое впечатление, заключение Ихтиандра в бочку. Мне казалось крайне бесчеловечным такое обращение, с кем бы то ни было, и после просмотра я стала недобро поглядывать в сторону папиных питомцев. Я хотела спасти их также как спасли нежного Ихтиандра. Но как осуществить своё, несомненно, благородное намерение, я не представляла. И тут проведение само подсказало план действий.

Дождавшись, когда мама отправится вон из комнаты, я схватив банку тихо прошмыгнула в ванную. И со словами «Бегите рыбки! Бегите!», вылила содержимое банки в ванную, предварительно открыв воду. Очень скоро рыбки скрылись в сливном отверстии, а я гордая своим героическим поступком отправилась к себе.

Еще очень много лет аквариум пылился на бабушкином шкафу, пока однажды одна моя подруга не подарила мне парочку гуппи. Но это уже совсем другая история.

Субботник

Однажды, когда я училась в шестом классе, в середине учебного года руководство школы повелело устроить генеральную уборку всего здания, и каждый класс пригнали для помывки своих кабинетов. Мы тёрли стены, парты, отмывали доску и само собой дико хулиганили. Едва стоило нашей классной руководительнице Наталье Арнольдовне покинуть помещение, как в кабинете тут же воцарялись хаос и вакханалия. Дети, в лучших традициях жанра, принимались швыряться грязными тряпками, скакать горными козлами по мебели и дико шуметь. По сравнению с этим шумом, скрежет зубовный и плач непрестанный в геенне огненной, были просто лёгким шелестом прибоя в погожий летний день.

В один из таких хаотических припадков, когда я, моя подруга и наш одноклассник, стоя на парте, пытались забросить мокрую, вонючую, на смерть перепачканную мелом тряпку на шкаф, неожиданно вошла завуч. Увидев весь этот кошмар, завуч зычным голосом приказала нам спуститься с парты и следовать за ней. Мы, хихикая, и пихая друг друга локтями, поплелись на экзекуцию.

Завуч с торжествующим видом опытного карателя, привела нас в подсобку к школьной уборщице, старой злой ведьме Егоровне, и повелев той придумать для нас наказание, гордо удалилась.

Уборщица с нескрываемым садистским удовольствием, выдала нам пару корявых винтажных ведер, повидавшую виды времен первой мировой войны, пахучую тряпку, кулёк с ядовитым стиральным порошком и страшную швабру системы палка-гвоздь модели 1975 года с инвентарным номером Ш-863. Подозреваю, что это было транспортное средство Егоровны, на котором она ежедневно прилетала в школу, потому что за возможную поломку швабры, ведьма обещала нас убить.

Со всем этим богатством наш штрафной отряд направили на уборку коридора третьего этажа. А точнее на помывку пола. Объём работ был, прямо скажем весьма, обширным и, поняв во что мы вляпались, я и подруга, тут же завыли белугой. Но наш товарищ по несчастью, оказался большим оптимистом и очень сообразительным парнем. Приказав нам «не ссать!», пацан бодренько потрусил с вёдрами наперевес, в сторону мужского туалета. Выйдя оттуда с наполненными горячей водой ржавыми раритетами, мальчик скомандовал нам: «Разойдись!» и, недолго думая, вылил по очереди все двадцать литров смеси кипятка и стирального порошка на тщательно натёртый мастикой, школьный паркет.

В первую минуту мы с подружкой застыли как парализованные, глядя на дымящийся пенный океан. Из ступора нас вывел друг, который рявкнул, чтобы мы при помощи швабр, немедленно принялись развозякивать вылитое, равномерно по всему полу. Боясь быть застуканными, мы с космической скоростью, выполнили приказ товарища. И в тот момент, когда мы с подружкой подумали, что нам удалось скрыть следы преступления, одноклассник для верности вылил еще одно ведро возле кабинета географии. Конечно, по уму, можно было убрать образовавшееся озеро тряпкой, но лишний раз дотрагиваться до отвратительной склизкой и вонючей мешковины, а уж тем более выжимать её голыми руками, было невыносимо противно. Поэтому немного растащив жидкость, мы решили, что к следующему утру лужа высохнет сама собой, и с чувством глубокого морального удовлетворения отправились по домам, предварительно тайно подкинув инвентарь в подсобку к Егоровне.

На следующее утро в школе нас ждал неприятный сюрприз. Весь пол, в особенности возле кабинета географии, пошёл волнами. И не какими-то там мелкими барашками, а репродукцией картины Айвазовского «Девятый вал». Егоровна орала как потерпевшая в терцию с завучем. Вызвав нас на ковёр, директор строго спросила – как мы такое сотворили и, потупив глаза, мы ответили, что не понимаем, как это могло произойти и, хлюпая носами, жалобно добавили: «Мы так старались! Мы хотели как лучше!!». Директор расчувствовалась и приняла решение нас отпустить. А позднее руководство сделало строгий выговор Егоровне за то, что та допустила халатность и позволила маленьким детям самим мыть паркет.

До самых летних каникул возле кабинета географии, частенько слышался отборный мат, спотыкающихся прохожих о монумент славы детскому труду.

Археологи

80-е годы. Мне лет семь, брату Мишке тринадцать. Летний отдых на съёмной даче. Дача представляла собой дом в деревне, состоящий из двух одинаковых половин, одна из которых принадлежала нашим хозяевам, а другая соседу дяде Володе. Человек он был негромкий. Жил в городе и на даче бывал крайне редко. По обрывкам фраз взрослых было понятно, что появлялся он в деревне, только если сильно напивался и в таком непотребном виде, его домой не пускала жена. В общем, даст Бог, приезжал дядя Володя за лето от силы раза два. Днём он отсыпался, косил на своём участке траву, иногда играл с нами и к вечеру уезжал. И так как его сад большую часть времени пустовал, то иногда мы использовали его как место для игр.

Как-то сидели мы с братом на крыльце и маялись от безделья. Вот случаются порой такие дни, когда ну совершенно нечем заняться. Буквально ещё вчера фантазия не давала дурным головам и ногам покоя, а сегодня бац! и «тоска Раиска! тоска Анфиска!». И, ведь как на зло, бабушка Женя была занята варкой вишнёвого варенья, поэтому поход на речку нам тоже не светил. От скуки я ковырялась щепкой в трещине на тропинке у крыльца и, выковыряла осколок от старого гранёного стакана. Мой детский мозг в содружестве с богатым ассоциативным мышлением тут же родили гениальную идею -Мы будем искать клад!

План по поиску клада созрел молниеносно. По примеру друзей из Простоквашино, у папы в сарае мы взяли лопату. Место будущих раскопок определилось тут же. Им должна была стать полянка возле сарая. К работам мы приступить не успели, поскольку бдительная бабушка быстро просекла к чему все идёт и, оперативно шуганула нас, не дожидаясь, начала археологической экспедиции. Мы с братом конечно подрасстроились, но ненадолго. Следующим и окончательным объектом научных исследований стал дьдьволодин сад, а точнее дядьволодина тропинка, ведущая к дядьволодиному же туалету. Всё-таки, детская логика железобетонная. Ведь можно было выбрать отдалённый участок земли где-нибудь у забора, где никто никогда не ходит. Но нет! Мы решили копать аккурат посередине дороги. Точнее копал Мишка, а я активно руководила процессом.

К обеду на дядьволодиной дорожке образовалось пять квадратных ям размером полметра на полметра с расстоянием между ними в два шага. Итогами научной экспедиции стали: пузырёк из под бриллиантовой зелени 1 шт., крышки от водочных бутылок 2 шт., фрагменты фаянсовой посуды неуточнённого происхождения 6 шт.

В целом мы были удовлетворены результатом и, с чувством выполненного долга, отправились наворачивать щавелевые щи, а на десерт булки с вишнёвыми пенками. После обеда бабушка повела нас на речку. Про жестоко развороченную дядьволодину тропинку мы само собой благополучно забыли, и вспомнили о ней только перед сном. Но решив, что ямы подождут до утра мы со спокойной совестью легли спать.

Ночью мы проснулись от страшных воплей, доносившихся с улицы. Это был бедный дядя Володя, которого, по закону подлости, именно этой ночью, жена не пустила домой. И теперь он, несчастный, в алкогольном опьянении, одинокий и беззащитный пал, по дороге в туалет, жертвой неизвестных злоумышленников, расставивших ему, не в чем неповинному человеку, хитроумные ловушки. Судя по звукам, доносившимся с улицы, дядя Володя падал, с матами поднимался, делал следующий шаг и, падал снова. И так пять раз пока при последнем падении не затормозил головой о дверь собственного туалета. В этом месте обсценная лексика была особенно яркой и запоминающейся. На какое-то время наступила тишина. Наверное, бедняге все-таки удалось пописать. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Но судя по вновь разразившимся матюгам, дядя Володя двинулся в нелегкий обратный путь от туалета к дому. Здесь, в качестве саундтрека, я думаю, как нельзя кстати, подошла бы тема из нежно мною любимого фильма «Пила 1—7», уж больно трагическим был момент. Наконец всё стихло. Мы с братом лежали в полной тишине, едва сдерживая нервный смех. Бабушка, до этого момента не сказавшая ни слова, торжественно и крайне убедительно пообещала нам с Мишкой смерть в страшных мучениях, сначала от её руки, потом от руки соседа, а потом и от тяжёлой руки папы, когда тот приедет на выходные из Москвы.