Страсти по Самайну – 2. Книга 2

Глава 5

И вот однажды один рыболов

На острове деву заметил.

В сердце его поселилась любовь

К самой прекрасной на свете!

Брайан сам не понимал как так получилось, что он влюбился. Стоило ему только заметить стройную фигуру Кейлин, её льняные волосы и зелёные глаза, как сердце начинало странно выплясывать, то почти замирало, то стучало погромче церковного колокола.

Он стал примерным прихожанином и вместо бара по вечерам заглядывал к пастору, спрашивал, не нужна ли помощь. Кейлин, казалось, всё замечала, но не подавала виду, вела себя вежливо и дружелюбно. Лишь изредка бросала на Брайана пронзительный взгляд, будто прожигала до самых внутренностей.

Однажды Брайан не выдержал. Поздно вечером, когда Кейлин задержалась в во дворе, подкрался к ней сзади, обхватил за тонкую талию, прижался губами к шее. Втолкнул её в хлев, к овцам и козам, развернул к себе лицом и впился поцелуем. Запах её тела будорожал сильнее, чем молодое вино, что наливали в пабе. Рассыпавшиеся волосы щекотали кожу, он хотел собрать этот водопад, дергал почти до боли, но разве можно удержать стихию?

Животные тревожно блеяли, чуяли неладное. Кейлин оказалась не робкого десятка, отчаянно сопротивлялась. Только как могла хрупкая девушка противостоять крупному детине? Брайан бросил её на ворох сена:

– Ты моя русалка!

Кейлин упала на что-то твёрдое, пошарила руками и нашла деревянный крест, которые свалилися со стены во время борьбы.

Размахнулась, и что было сил ударила Брайна по голове.

Тот отпрянул, по виску стекала струйка крови.

– Русалка говоришь? С этого дня будешь угасать и только она сможет спасти тебя. Запомни, или русалочья голова или могила!

Брайан не помнил, как оказался дома. Силы покинули его, он не мог больше выходить в море с рыбаками.

Море снилось ему каждую ночь. И там всегда была она – морская дева, сирена, русалка. Прижималась к Брайану мокрым скользким телом, опутывала длинными не то волосами, не то водорослями. Под этой тиной едва просвечивала молочная кожа рук и груди, а ниже Брайан боялся даже взглянуть. Тогда она брала его руку и клала на свой хвост. Юноша чувствовал, что прикасается к рыбе, на пальцах оставалась блестящая чешуя, жёсткий хвост царапал ноги.

Пастор Грегор в задумчивости бродил по деревне и окрестностям. Мысли о ведьме по-прежнему не покидали его.

Гуляя по вересковой пустоши пастор заметил женскую фигуру, закутанную в чёрный плащ. Женщина пыталась что-то закопать, шептала над каждой травинкой. Грегор тихонько подошёл ближе и узнал незнакомку.

– Что ты здесь делаешь, Ула?

Ула вздрогнула, уронила корзинку и её содержимое рассыпалось на землю – вереск, клевер, чертополох. И вылепленная из хлеба маленькая голова, обвитая лоскутами ткани и нитками.

– Ула, что это?

– Только не гневитесь, пастор! Я всё объясню, пожалуйста. Мой сын, Брайан, он тяжело болен. Он бредит, постоянно твердит о голове русалки, что её нужно похоронить. Вот я и..

– Ула, ты веришь бреду больного человека? Надо было позвать меня, чтобы я прочитал ему молитву.

У пастора закралась мысль, уж не Ула ли та, которую он ищет? В тот же день по деревне поползли слухи, что ведьма найдена и скоро её сожгут на костре.

Глава 6

Кто не видел Севильи, тот не видел чуда. Эту фразу на протяжении всего пути любил повторять глава пиратской шайки. В честь отличного завершения дела он велел раздать флибустьерам пару ящиков рома. Пираты пировали на палубе и горланили песни.

Только бывший капитан «Святой Марии» не хотел мириться со своей участью, быть безмолвной жертвой. В трюме, куда сбросили пленников, он искал способ организовать бунт.

– Эй вы, нам бы тоже не помешало промочить горло, – крикнул капитан.

– Хочешь этого ведьминого зелья? – еле ворочая языком, прошипел кто-то сверху, – держи!

Вниз полетела полупустая бутылка. Ударившись о деревянный пол, она разлетелись вдребезги.

Кэп подобрал вогнутое дно бутылки, поднёс его к слабому лучу света и ждал. Вскоре дерево начало потихоньку дымиться.

Флибустьеры так опьянели, что заметили пожар, когда тот охватил половину трюма.

Доски рушились на матросов, одна из них едва не угодила Джиму в голову. Капитан вовремя успел выдернуть его из-под горящих обломков.

– Кажется, мы в расчёте, кэп.

Пожар потушили, пленников связали и до конца пути заперли в трюме. Холод и влажность делали своё дело, пленники болели и умирали.

В Севилье сразу, как пиратский галеон пришвартовался к берегу, оставшихся в живых матросов отправили на невольничий рынок. Джима ошеломил незнакомый город. Пёстрая толпа горланила на незнакомых языках, покупая и продавая. Сухой как чёрствая хлебная корка воздух непривычно царапал горло. Аромат дорогих пряностей смешивался с запахом немытых тел.

Внимание О'Коннора привлёк интересный старик в белой чалме и богато расшитом халате.

На плече у него сидела обезьянка, точно такая, как Джим видел в Вест-Индии.

Обезьяна протянула лапу и вцепилась Джиму в волосы. Старик повернулся к нему:

– Рики выбрала тебя.

Он бросил продавцу мешочек с монетами и велел Джиму следовать за ним.

Они шли почти через весь город, Джим увидел немало мужчин, одетых так же, как его новый хозяин, их здесь называли мавры. Наконец, пришли к грандиозному дворцу – крепости.

– Это Алькасар, дворец королей. А мой дом совсем рядом, там наискосок. Я придворный ювелир, Акрам-аль-Фаттах.

Джим оказался рабом в чужом доме.

Глава 7

Жилище ювелира поразило Джима. Комнат в нём было не меньше, чем домов в родной деревне. Внутри полы и стены были выложенные затейливой мозаикой, снаружи дом был обнесён высоким забором, надёжно охраняющим покой всех домочадцев.

Их было немного, хозяева – сам ювелир и его дочь Малика и немногочисленные слуги.

Но больше всего Джима тянуло в маленькую комнату в задней части дома – мастерскую хозяина. На деревянным столе были закреплены тиски, рядом разложены напильники, свёрла, кусачки, ножницы.

Джим с благоговением наблюдал, как Акрам смешивал порошок кремнезёма с алюминием или магнием, плавил всё это в пламени очага. На выходе получалась прозрачная эмаль.

– Простая эмаль бесцветна, как туман, а наши женщины любят радость, – рассказывал старик. Видя интерес Джима к своему делу, он охотно делился знаниями.