Строптивые фавориты

Придворные даже не сочли нужным сообщить Елизавете в ее деревенскую глушь о смерти брата, с которым она часто обменивалась письмами на латинском языке. В иссохшей в ожидании своего часа Марии (ей исполнилось 37 лет) проснулся воинственный дух ее предка, королевы Изабеллы Католической, изгнавшей последних неверных из Испании. Принцесса сумела сплотить вокруг себя своих сторонников-католиков, подавить мятеж приспешников леди Джейн Грей, а ее вместе с мужем заточить в Тауэр[10 - 12 февраля 1554 года леди Джейн Грей и ее муж были казнены.]. Когда Елизавета появилась в Лондоне для участия в торжествах по случаю коронации сводной сестры, она выглядела прелестной английской розой[11 - Роза – эмблема королевского дома Тюдоров.] по сравнению с поблекшей Марией, которая с виду годилась ей в матери. Притом юная принцесса была, как говорится, своя, чистокровная англичанка, в отличие от старшей сестры, рожденной испанкой Катариной Арагонской. Сверх того, ее мать не была королевских кровей, опять же, эта девица с ее приветливой манерой поведения казалась простым людям более близкой, нежели ненавистная папистка. С этого дня популярность Елизаветы среди народа продолжала только расти.

Принцессе предстояло перенести в жизни еще много невзгод: ненависть Марии, заключение в Тауэре в 1554 году по обвинению в участии в восстании Томаса Уатта, когда ее жизнь буквально висела на волоске, побороть в себе не одно искушение вдохновить какой-нибудь заговор, суливший возвести ее на престол. Невзирая на молодость, она сумела устоять перед всеми испытаниями, выпавшими на ее долю. Любопытно, что Елизавета, тем не менее, никогда даже не помышляла о возможности бежать на континент для спасения собственной жизни. Исключение составлял один-единственный случай: сестра Мария и ее супруг, испанский король Филипп II, были буквально одержимы идеей выдать принцессу замуж за герцога Савойского[12 - Герцогство Савойское – феодальное суверенное государство, существовавшее в 1416–1720 годах, со столицей сначала в Шамбери, затем в Турине, граничившее с Францией и итальянскими государствами Апеннинского полуострова. По итогам Войны за испанское наследство получило статус королевства. Впоследствии стало ядром объединения монархий Апеннинского полуострова в единое королевство Италии.]. Похоже, подобная угроза насильственного брака была для нее страшнее потери жизни.

Меж тем Мария усиленно возрождала католическую веру, стараясь изничтожить самый дух протестантизма. Во время ее правления были сожжены на кострах от 200 до 300 человек, отстаивавших протестантское вероучение. Мученическую смерть принял престарелый епископ Кентерберийский Томас Крэнмер (1489–1556). В свое время он содействовал разводу Генриха VIII с Катариной Арагонской, выходу страны из-под власти римского папы и созданию теологических основ англиканской церкви, совершал обряды венчания короля с Анной Болейн, крещения Елизаветы и был одним из ее крестных отцов. Множество протестантов целыми семьями бежали на континент, во Франкфурт, Страсбург или Антверпен. Оставшиеся либо со стиснутыми зубами приветствовали возрождение католической веры, либо затаились, в душе проклиная ненавистную королеву-папистку. Еще больше невзлюбили Марию тогда, когда она выбрала себе в супруги испанского короля Филиппа II. Подданные отнеслись бы терпимо к английскому католику, но испанский был явно чужеродным пришельцем. Попытка Марии обзавестись наследником также не удалась.

Первый фаворит

17 ноября 1558 года королева Мария I Тюдор с неприятным прозвищем «Кровавая», ранее срока постаревшая и обессиленная, скончалась в Сент-Джеймсском дворце. В возрасте 25 лет ссыльная принцесса была помазана на царство и стала законным монархом Елизаветой I. В первую очередь она занялась урегулированием религиозных противоречий. Поскольку ей, по воле судьбы, были хорошо знакомы догматы как католического, так и протестантского вероисповедания, то молодая королева мудро решила выбрать средний путь между жесткой протестантской реформой Эдуарда VI и католической реставрацией Марии I. Все-таки вряд ли ей удалось забыть, что именно католическая церковь поставила на ней клеймо незаконнорожденной и отправила на костер ее крестного отца. Здесь не стоит углубляться в подробности весьма умеренной реформаторской деятельности Елизаветы, отметим только, что она усложнила вступление в брак епископам и вообще недолюбливала женатых церковников высшего ранга, как, впрочем, и своих сановников. Вельможе, рискнувшему жениться без ее соизволения, грозила неминуемая опала. С первого дня своего правления молодая королева окружила себя фаворитами.

Коронация состоялась 15 января 1559 года. Елизавета превратилась в красивую молодую женщину с рыжими волосами и ослепительно белой кожей. Если во время жизни в изгнании она носила одеяние монашки, то теперь старалась наряжаться как можно роскошнее и ярче. Принцесса ехала на церемонию в платье из золотой парчи, в красных носилках, влекомых мулами в золототканых чепраках, а за каретой шталмейстер, Роберт Дадли, вел ее верховую лошадь в полном праздничном убранстве. Ему было двадцать семь лет, и он был необыкновенно красив, высокий, хорошо сложенный, герой турниров, отличный танцор и придворный с отточенными манерами. Правда, некоторые источники отмечают слишком смуглый цвет его кожи, даже называя его «цыганом», что обычно относят за счет недоброжелательства и зависти авторов. Но внешность беззаботного баловня судьбы была обманчивой. Невзирая на молодость, ему были ведомы жестокие удары судьбы.

Роберт Дадли (1532–1588) происходил из очень знатной семьи. Он был пятым сыном герцога Нортумберлендского, и это в те времена, когда герцогов, в буквальном смысле этого выражения, было раз-два и обчелся. Как только их становилось больше, ход истории поворачивался таким странным образом, что излишние отправлялись на эшафот. Предки Дадли как с отцовской, так и с материнской стороны во множестве полегли во время войны Алой и Белой роз, так что число отпрысков герцога-отца (общим счетом 13) отнюдь не казалось чрезмерным. Родители Роберта очень любили друг друга и провели отведенный им срок супружеской жизни в полном ладу. Дети получили отличное домашнее образование. Казалось, им было уготовано безоблачное будущее, но все рухнуло, когда глава семьи попытался изменить ход истории Англии в свою пользу.

После смерти Эдуарда VI в 1553 году он решил предотвратить восшествие на престол сводной сестры короля, Марии Тюдор, а сделать королевой 16-летнюю леди Джейн Грей. Герцог Нортумберлендский полагал, что имеет на то веские основания, ибо она была замужем за его вторым сыном, Гилдфордом Дадли. Как известно, из этого замысла ничего не вышло, смутьяна заключили в Тауэр вместе с пятью сыновьями, включая Роберта, и всех приговорили к смертной казни. Пребывание Роберта в Тауэре совпало с заключением там Елизаветы, с которой он с детства состоял в дружеских отношениях. Известно, что Роберт ссужал ее в заключении деньгами и даже продал кое-какое имущество, дабы раздобыть требуемые средства. Однако же осталось тайной за семью печатями, какую сумму принцесса получила от него и вернула ли заем. Учитывая обычай Елизаветы никогда не платить долги, вряд ли возврат имел место. По указанию мстительной Марии Тюдор голову на плаху положили герцог-отец и второй сын Гилдфорд; хлопотами вдовы остальные четыре отпрыска осенью 1554 года были освобождены.

Роберт женился рано, в восемнадцать лет, на своей ровеснице, Эми Робсарт (1532–1560), дочери состоятельного провинциального дворянина, активно занимавшегося земледелием и скотоводством. По свидетельствам современников, это был брак по любви, и нам остается лишь поверить им на слово. Согласно брачному контракту, Эми должна была унаследовать имущество отца и матери только после смерти обоих, поэтому молодая семья полностью зависела от средств, выделяемых им на прожитье родителями. Ни одного портрета Эми Робсарт не сохранилось, но остались свидетельства современников, в частности, посол Священной Римской империи германской нации Каспар Бреннер писал в своих донесениях, что «у фаворита королевы очень красивая жена». После казни герцога Нортумберлендского имущество семьи было конфисковано, так что уцелевшим сыновьям пришлось начинать жизнь с чистого листа. Из тринадцати детей герцогской четы к 1558 году в живых остались лишь Роберт с братом Эмброузом и две сестры. В результате тяжких невзгод, постигших семью Дадли, Роберт и его жена остались без крыши над головой. Им и ранее приходилось жить без постоянного угла, но Эми так и не было суждено обрести его. До самой смерти она была вынуждена постоянно искать приюта у друзей.

Со вступлением Елизаветы на престол карьера Роберта круто пошла вверх. Должность шталмейстера была чрезвычайно важной, ибо предполагала непосредственную близость к монарху. К тому же Роберт, прекрасный наездник, отлично разбиравшийся в лошадях и коневодстве, действительно с увлечением занимался порученным ему делом, наведя порядок в переездах королевы, обеспечении подведомственного гужевого хозяйства лошадьми и средствами передвижения на все случаи. Здесь следует сделать отступление, которое пояснило бы важность этой службы для королевы.

Во-первых, Елизавета любила отчаянную верховую езду и соколиную охоту. Во-вторых, большую часть года королева проводила в Лондоне, где каждый день являлась народу. Прочее же время она посвящала пребыванию в различных монарших резиденциях или навещала знатные семейства в их замках или поместьях. При этом у народа появлялась возможность либо поглазеть на свою королеву, либо обратиться к ней с прошением. Сделать это было не так уж сложно, ибо из-за нагруженного различными предметами обоза – Елизавета, например, везде возила за собой свое роскошное ложе – скорость передвижения свиты не превышала трех миль в час. Она не чуралась принимать участие в полуязыческих праздниках черни, терпеливо выслушивала нескладные речи простонародья, во все горло хохотала над неуклюжими шутками плебеев, участливо интересовалась нуждами и чаяниями самых жалких своих подданных. За это ее любили, годовщина восшествия Елизаветы на престол превратилась в ежегодное всенародное празднование с проповедями, молитвами, обильным колокольным звоном, всяческими увеселениями. Вся страна в один голос прославляла «славную королеву Бесс».

Помимо забот о дворцовых конюшнях и их обитателях, на Дадли была возложена обязанность организовывать различные праздники при дворе, причем ему вменялось выступать в роли постоянного партнера королевы в танцах. Он хорошо набил себе руку в сфере развлечений и со временем стал одним из основных покровителей деятелей искусства, литературы и театра в Англии. Дадли регулярно устраивал в пожалованных ему владениях роскошные празднества в честь королевы, занимая, за недостатком личных средств, деньги у купцов из Сити. Роберт был посвящен в рыцари ордена Бани и Св. Михаила, ему были пожалованы титулы графа Лестера и барона Дингби. Королева даровала бездомному Роберту замок Кенильворт с угодьями, обширные земли и экспортные лицензии, которые приносили немалый доход. Ему были выделены покои рядом с королевскими, и Елизавета имела обыкновение входить туда в любое время дня и ночи. Разумеется, она сразу дала понять фавориту, что присутствие его супруги при дворе в высшей степени нежелательно, и Эми Робсарт продолжала скитаться в провинции по домам друзей. Согласно одной из дворцовых хроник, невзирая на редкость встреч с женой, Дадли было приказано, чтобы он «ничего не делал с ней, когда навещал». Беспрецедентно двусмысленное положение Эми с лихвой компенсировалось финансовым благополучием. Она получала солидную долю от доходов с поместий, пожалованных сэру Роберту, баловала себя красивой одеждой и драгоценностями, муж не забывал ее, делая дорогие подарки.

Естественно, чрезмерная неприкрытая близость Елизаветы к фавориту породила в народе массу сплетен. Кумушки в открытую говорили, что сэр Роберт «уделал королеве Бесс красную нижнюю юбку», т. е. лишил девственности, и были совершенно уверены в том, что он сожительствует с ней. Также ходили слухи, что у Эми Робсарт была обнаружена раковая опухоль в одной из грудей и Роберт ждет только ее смерти, дабы жениться на королеве. На самом деле все обстояло несколько иначе.

Разборчивая невеста

Почти все свое правление Елизавета опиралась на верных помощников, таких как сэр Уильям Сесил, собственно говоря, ее премьер-министр, или Фрэнсис Уолсингем, государственный секретарь, наладивший первоклассную осведомительную систему, охватывавшую всю Европу. Они беспрекословно повиновались своей повелительнице, которая не особенно церемонилась с ними. Если на официальных приемах Елизавета являла собой образец величественной и мудрой государыни, каждое слово и жест которой являли собой верх совершенства, то на заседаниях Тайного совета она отбрасывала эти условности. Всесторонне образованная королева сквернословила как рыночная торговка, любила похабные шутки и сама была не прочь отпускать оные, разражалась хохотом во все горло, давала пощечины придворным обоего пола, а в приступе гнева могла запустить в объект недовольства своей туфлей. Это не мешало ей оставаться жестким, решительным повелителем, не делающим скидки на свою принадлежность к женскому полу. Вступив на престол, она четко обозначила свою позицию: «Я – не лев, но я – детеныш льва».

При всем том Елизавета совершенно не утратила чисто женских качеств, любила принарядиться, пококетничать, была тщеславна и обожала лесть. Эти черты ее характера особенно ярко проявились во время эпопеи выбора кандидата в мужья. Не успели опустить бренные останки Марии Кровавой в могилу в Вестминстерском аббатстве, как тут же встал вопрос о замужестве будущей королевы. Ничего удивительного, Елизавета была завидной невестой с роскошным приданым в виде целого царства. Первым заявил о своих притязаниях на руку королевы престарелый лорд Эрендл, на которого девушка произвела сильное впечатление во время заключения в Тауэре, где он подвергал ее допросам. Его так потрясла неустрашимость молодой принцессы и спокойствие, с которым Елизавета отвечала на все каверзные вопросы, что сановник в ту пору упал перед ней на колени и принес нижайшие извинения:

– Ваша милость речет истинную правду, и мы на самом деле чрезвычайно сожалеем о том, что побеспокоили вас по столь ничтожным делам.

Лорд Эрендл во время восшествия Елизаветы на престол находился на континенте, но оставил все дела и резво поспешил в отечество, хотя шансы его были ничтожны по сравнению с могущественными особами, претендовавшими на ее руку.

Овдовевший супруг Марии, Филипп II Испанский, хладнокровно принял немедленное решение жениться на сестре своей покойной супруги.

«Я вознамерился отбросить в сторону все соображения, которые могли бы быть выдвинуты против, и замыслил оказать сию услугу Господу, сделав брачное предложение королеве Англии».

Этот ревностный католик верил, что сможет склонить протестантку Елизавету на сторону папы римского, который изъявил готовность немедленно дать разрешение на бракосочетание. Надо сказать, что при английском дворе нашлось немало сторонников этого замысла.

Елизавета тянула с окончательным ответом, ссылаясь на многие дела, свалившиеся на нее с восшествием на престол, но тут в планы испанских сватов бесцеремонно вмешалась европейская политика. 3 апреля 1559 года были подписаны два договора Като-Камбрезийского мира, один – между Францией и Англией, другой – между Францией и Испанией. Для укрепления отношений между означенными последними королевствами Филипп II женился на дочери короля Франции Генриха II, 13-летней Елизавете Валуа. Вообще-то принцесса была давно помолвлена с сыном Филиппа от первого брака, принцем Карлосом Астурийским, своим ровесником, но интересы политики оказались выше этических соображений. Кстати, брак с Филиппом современники считали вполне удачным. Но сила искусства велика, и, презрев историческую правду, немецкий поэт Фридрих Шиллер и итальянский композитор Джузеппе Верди сумели в своих гениальных творениях под названием «Дон Карлос» превратить сложившийся семейный треугольник при дворе Филипппа II в душераздирающую драму. Что же касается английской королевы Елизаветы, она восприняла потерю испанского претендента на свою руку спокойно, для виду посетовав в беседе с послом де Фериа:

– По-видимому, его величество не был столь влюблен в меня, если не смог выждать какие-то жалкие четыре месяца, – с глубоким вздохом промолвила она, но на губах ее, по свидетельству посла, «играла улыбка».

Государственный секретарь Елизаветы, сэр Уильям Сесил, продвигал претендентов-протестантов. Он начал с шотландца Джеймса Хэмилтона, 3-го графа Эрена (1537–1609). Джеймс, как со стороны отца, так и матери, являлся потомком шотландских королей и одно время был даже вторым по праву наследовать престол Шотландии. После смерти короля Джеймса V Стюарта, оставившего после себя крошечную дочь Марию, отец графа Эрена был назначен регентом при несовершеннолетней наследнице. Все его помыслы и действия были устремлены на то, чтобы женить сына на этой крохе. В конце концов, победила профранцузская партия, Марию Стюарт отправили во Францию в качестве невесты дофина, наследника престола, и малолетний Джеймс последовал за ней.

Там он сделал карьеру в качестве офицера швейцарской гвардии короля, но, в конце концов, за свои протестантские убеждения был арестован. Лорд Уильям Сесил устроил его побег через Швейцарию и дал ему приют в Лондоне. Проект брака графа Эрена с Елизаветой, суливший укрепить союз между Шотландией и Англией, пользовался большой поддержкой в Шотландии, начиная с одного из ведущих священнослужителей этой горной страны, знаменитого протестантского проповедника Джона Нокса. В своих проповедях он провозглашал, что «противно природе, когда правит женщина и господствует над мужчиной». Однако Елизавета с самого начала отвергла кандидатуру Эрена, официально сообщив об этом послу Шотландии[13 - После того, как Мария Стюарт овдовела, отец графа Эрена возобновил попытки добиться заключения брака между ним и Марией. Шотландская королева не дала своего согласия на этот брак; Джеймс принял участие в смуте ее дворянских подданных и вскоре помешался.].

Но Сесил не отступил и, подобно опытному шулеру, извлек из рукава другой, утаенный про запас козырь – шведского принца Эрика[14 - В 1560 году принц стал королем Швеции: он сватался к нескольким принцессам, включая Марию Стюарт, но женился на простолюдинке Карин Монсдоттер, дочери солдата и рыночной торговки. В 1568 году Эрик XIV помешался, был свергнут с престола и в тюремном заключении отравлен.] (1533–1577). Тот прямо-таки горел желанием заключить в свои объятия королеву Англии. Елизавета подобного рвения не проявила и вступила с ним в обстоятельную переписку, которая ни шатко ни валко тянулась некоторое время и потихоньку заглохла, когда в 1560 году принц после смерти отца стал королем Эриком XIV.

Филипп II был вынужден отказаться от идеи заключить брак с Елизаветой, но отнюдь не похоронил надежду навязать ей мужа-католика, благо в его династии Габсбургов многодетность считалась благословением Божьим. Как невест, так и холостяков там всегда было в изобилии, а потому он без труда нашел двух кандидатов, эрцгерцогов Фердинанда и Карла. Король настолько спешил, что даже не счел нужным остановить свой окончательный выбор на одном из них. Это дало Елизавете повод еще раз зло посмеяться над испанцами. Когда испанский посол де Квадра, сменивший на этом посту графа де Фериа, явился к ней с этим проектом, она насмешливо спросила его, какой же, все-таки, из эрцгерцогов предназначен ей в мужья. Тот быстро пораскинул мозгами и предложил более молодого Карла, сына императора Священной Римской империи Фердинанда I. Королева начала привередничать. Сначала ей не понравилась внешность претендента, мол, слишком у него большая голова и больно он уж, на ее вкус, полный. Поскольку эрцгерцог был одним из 15 отпрысков императора (причем все они ухитрились дожить до совершеннолетия, что по тем негигиеническим временам было поистине чудом), дела с финансами у него обстояли неважно. Королева долго капризничала, а потом заявила послу:

– Я не могу вступить в брак с человеком, коего должна кормить, и поведать всему свету, что взяла себе в мужья особу, каковая не в состоянии содержать себя.

Надо сказать, что Елизавета очень ловко умела перекладывать свои расходы на подданных. Она чрезвычайно любила гостить со своей свитой в знатных семьях, которые после такой великой милости, оказанной им, потом по десятку лет выплачивали долги. В копеечку влетали устраиваемые по этому случаю празднества, ибо в ходе развлечений свита поглощала неимоверное количество напитков и яств. Например, два с половиной дня приема королевы в поместье лорда Норта обошлись ему в 761 фунт. При этом было выпито 74 бочки пива, 6 бочек кларета, 20 галлонов шампанского, съедено 32 лебедя, 34 поросенка, 32 гуся и несчетное количество дичи, рыбы и устриц. Помимо этого лорд Дадли положил начало обычаю, согласно которому королеве вручался дорогой подарок при прибытии в поместье и другой – при отъезде. Поэтому большая часть огромного собрания серебра и украшений Елизаветы состояла именно из таких подношений.

Но этот абзац – всего лишь небольшое отступление от главной темы о монархах, сватавшихся к королеве. История с Карлом тянулась чуть ли не десять лет, пока у эрцгерцога не лопнуло терпение и он не женился на принцессе Марии-Анне Баварской, с которой прижил, по примеру родителей, равным образом 15 детей, в частности, будущего императора Фердинанда II. Но это совершенно не означало, что католики оставили надежду вернуть Англию в лоно истинной церкви. Была задумана более многоходовая комбинация, героем которой стал дон Хуан Австрийский (1547–1578), побочный сын императора Карла V Великого от некой немецкой дамы, т. е. он приходился сводным братом уже известному нам Филиппу II. Император Карл V официально признал его своим сыном. Красивый, бесстрашный и исключительно обаятельный, дон Хуан отверг пожелание отца посвятить свою жизнь религии и очень рано прославился как блестящий воитель. Подобно всем королевским бастардам, им владела навязчивая идея стать законным монархом. С этой целью он собрался предложить свою кандидатуру овдовевшей Марии Стюарт, королеве Шотландии, с расчетом, что после смерти Елизаветы она унаследует также и английскую корону. Только преждевременная смерть дона Хуана от тифа в военном лагере в Намюре во Фландрии помешала проведению этого замысла в жизнь – неравнодушная к мужской красоте Мария вряд ли бы устояла перед его чарами.

Елизавету уговаривали вступить в брак все, начиная с ее преподавателей и кончая парламентом. Уже известный нам ее наставник Эскем писал своему коллеге:

«Я желаю, мой Стурмиус, чтобы ты призвал всю ту силу, которую приобрел из наилучших источников мудрости и красноречия, будь то рассуждения Демосфена или речи Цицерона, дабы склонить ее на сей шаг».

Когда их совместные усилия – воззвания к разуму, политической целесообразности, мнению античных классиков – потерпели поражение, хорошо изучивший свою ученицу наставник пришел к обескураживающему выводу:

– Она по своей собственной воле, без чьего-либо совета, испытывает отвращение к замужеству и воздерживается от него.

Действительно, Елизавета постепенно создала вокруг себя двор по образцу рыцарских романов и легенд, где окружающие должны были поклоняться ей, изображая безнадежно влюбленных, обожающих свою королеву, пребывающую на недостижимой для простого смертного вершине. При этом жен у них как будто бы и не было – они невидимой тенью маячили где-то на заднем плане, погруженные в прозаическую трясину домашних хлопот.

Роберт Дадли, граф Лестер, не терявший надежды стать ее супругом, устраивал роскошные празднества, сопровождавшиеся представлениями аллегорического характера, например соревнованием Юноны и Дианы, причем чаша весов склонялась в пользу Юноны. Но такое сравнение Елизавете не нравилось. Вельможи продолжали осаждать ее с требованием выйти замуж, некоторые были даже склонны допустить ее брак с Дадли. В первые пять лет после восшествия на престол она могла бы вступить в брак с кем угодно, и англичане благосклонно приняли бы эту особу в качестве мужа королевы. Особенно донимал ее парламент, но Елизавета умышленно старалась созывать этот орган как можно реже, лишь в случаях чрезвычайной нужды. Она не хотела попадать в положение просительницы денег и занимала их где и у кого угодно, лишь бы не попасть в зависимость от членов этого крикливого и скупого сборища. Тем временем произошло событие, которое, казалось бы, поставило ребром вопрос о браке королевы.

Таинственная смерть

Эми Робсарт в конце 1559 года поселилась в особняке Камнор-холл, располагавшемся в местечке, ныне находящемся на окраине Оксфорда. Она сняла часть жилища, перестроенного из бывшего монастырского здания, у друзей четы Дадли, сэра Энтони Форстера и его родных. Эми занимала лучшее помещение на втором этаже с отдельным входом и лестницей, ведущей к нему. 8 сентября 1560 года было воскресеньем, неподалеку в местечке Эбингдон шумела праздничная ярмарка, и леди Дадли отправила туда всю свою прислугу развлечься. Она также потребовала от родни сэра Форстера поехать на ярмарку, и даже рассердилась, когда одна из женщин отказалась, поскольку, по ее мнению, благородной даме не подобало посещать столь простонародные развлечения в воскресный день.

Вернувшиеся с ярмарки слуги обнаружили Эми Робсарт лежавшей на полу около лестницы. По всей видимости, она упала с нее и сломала шею. Удивительным выглядело то, что, несмотря на две раны на голове, сложная прическа осталась совершенно в порядке. Было назначено следствие, допрошены слуги и соседи. Любопытные показания дала горничная Эми Робсарт, миссис Пикто. По ее мнению, это был несчастный случай, в котором «неповинен ни кто-либо еще, ни сама жертва. Она была хорошей добродетельной благородной женщиной, ежедневно молилась коленопреклоненной. Несколько раз миссис Пикто слышала, как хозяйка молила Господа избавить ее от отчаяния». Дознаватель Томас Блаунт при этих словах спросил, не было ли у леди Дадли мысли о самоубийстве, на что служанка попросила его не делать подобный вывод из ее слов, если он пришел к такой мысли, то она сожалеет, что сказала лишнего.

Коронер и 15 присяжных заседателей пришли к выводу, что причиной смерти стал несчастный случай. Вердикт был вынесен почти через год, 1 августа 1561 года. Дадли закатил жене роскошные похороны за 2 000 фунтов, колоссальная сумма по тем временам, но сам на них не присутствовал, что было вполне обычным делом. Он носил по супруге траур полгода, двор соблюдал траур один месяц. Последствия смерти Эми стали губительными для его репутации. Все обыватели были твердо убеждены в том, что Дадли отделался от жены, чтобы жениться на королеве. Кстати, распространению этих слухов весьма способствовали некоторые вельможи Елизаветы, включая ее государственного секретаря Уильяма Сесила, ибо не хотели возвышения Дадли. Послы, отстаивавшие интересы иностранных женихов, в негодовании извещали друг друга и своих монархов, что Елизавета дурачит их пустыми отговорками, выжидая, пока Дадли избавится от жены с помощью яда. Среди недовольных возвышением фаворита даже составлялись заговоры, имевшие своей целью убийство выскочки, некоторое время ему пришлось носить под одеждой тонкую кольчугу.

Споры об истинной причине смерти Эми Робсарт длятся по нынешний день. Один из видных английских онкологов уже в наше время выдвинул свою версию, заключавшуюся в следующем: если Эми действительно страдала раком груди, образовавшиеся метастазы сделали ее позвоночник более хрупким, и он вполне мог переломиться даже от незначительного удара. У этой гипотезы нашлось немало сторонников. Но в XVI веке люди подобных тонкостей не ведали, а потому версия преднамеренного убийства все-таки являлась преобладающей. Ее и поддержал знаменитый писатель Вальтер Скотт, который в своем романе «Кенильворт» объединил всех женщин графа Лестера в трогательный образ Эми Робсарт и поселил в этом замке, сделав из нее жертву заговора.