один.
1933
* * *
Шаги и дни. И больше ничего.
И сон. Меня сопровождает детство.
Нечаянно я сохранил его
Бесценное и легкое наследство.
Какой подбор запретов и угроз!
Гремят ключами, запирают двери,
Молчат. Но я отказываюсь верить,
что это жизнь и что она всерьез.
Игра, игра. Стою над тишиной.
Ручные люди. Одичалый камень
и прошлое. Но не тревожить память,
Но не терять улыбку. Решено.
1933
* * *
Какая непохожая природа!
Морозный воздух, дряхлая вода,
Заборы, звезды, ветер в огородах.
Пришел февраль – и это навсегда…
…Вот женщина. Но разве в этом дело?
Подчеркнуто одета, в меру зла,
Садилась рядом, пальцами скрипела,
И ты был рад, когда она ушла.
А вот слова: Придумай и забудь.
Не то опять увидишь за словами
разношенную, как халат, судьбу
и годы верного существованья.
И вот художник. Есть закон пути.
Но бедствовать налево и направо,
забыть искусство, унижаться, льстить, —
какая выторгованная слава!..
…Привет, мой друг! Навряд ли ты оценишь
такой судьбы высокие блага;
случайно или от неуваженья,
но их тебе никто не предлагал.
Решай – тебе ли горевать об этом?
Ты знаешь, потолстев от неудач,
что если остальное под запретом,
то до себя тебе рукой подать.
Ну что ж, начнем? Но нет, еще не время.
Твои друзья и далеко, и спят.
Ты не решаешься на вдохновенье.
И медлишь. И предчувствуешь себя.
1933
О дальнейшей трагической судьбе Михаила Ремезова неожиданно узнаем из документальной книги поэта Сергея Рудакова «Город Калинин». Они встретились в блокадном умирающем городе: «Наша манера разговаривать, видя за всем не то чтобы смешную, но несерьезную, оборотную сторону, т. е. уменье угадывать декоративный, кажущийся, наружный облик всего внешнего, как нельзя лучше подошла в этих условиях. <…> Он тогда сказал, оценивая будущее: надо представить, что мы уже убиты, и тогда каждая лишняя минута будет казаться неожиданным подарком»[76 - Рудаков С.Б. Город Калинин // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1993. СПб., 1997. С. 213–214.].
Михаил Ремезов пришел к Рудакову на Колокольную, читал свои «Письма». «Почти стемнело на третьем письме. Он стоял спиной к обледенелому окну и торопился дочитать. Было ясно, что следующего раза может уже не быть».
Прочел стихи, написанные совсем недавно, 5 января 1942-го:
Садись к окну, готовь себе обед —
Овсяный суп, стакан пустого чая.
Смотри на мир. Подумай – сколько лет
Ты прожил бы, его не замечая.
Зато теперь, когда пришла беда,
Ты видишь все, ты стал самим собою.
Будь благодарен ей – она всегда
Была твоей единственной судьбою.
Она решила, что тебе терять,
И эту жизнь, слепую и пустую,
Оборвала – и вот уже опять
Тебя ведет, уча и указуя.
Сказал, что жена его умерла еще в декабре. Недавно умерла мать, но она пока лежит непохороненная… «Жил он на канале Грибоедова… в сторону за Мариинским театром. Квартира – бывшая дворницкая, в одноэтажной каменной пристройке в глубине двора. Дверь из крохотной кухни – прямо в снег. <…> Приходя, я стучал в стекло. Сквозь слой льда он разглядывал, кто стучит. Потом отпирал дверь. Я каждый раз, входя во двор, не без страха смотрел – есть ли следы на снегу, мог ли он еще выходить за хлебом. Сговорились, что, если будет худо, он заранее подымет защелку французского замка. 15 февраля следов на снегу не было и замок не был спущен…»[77 - Рудаков С.Б. Указ. соч. С. 214.]
Ефимов Николай Николаевич
«Пионер киноведения»
Протокол допроса
23 марта 1932 г. я, уполномоченный СПО Бузников А.В., допрашивал в качестве обвиняемого гражданина Ефимова Николая Николаевича, 1905 г. р., сына служащего. Проживает: Детское Село, ул. Пролеткульта, д. 13, кв. 4. Научный сотрудник Гос. института искусствознания (ТАИС). Холост, родные: отец – Николай Павлович, мать – Екатерина Николаевна. Живет на заработок. Образование высшее, Институт истории искусств. Беспартийный. Не судимый.
Я входил в антисоветский кружок «Безымянный клуб», руководимый и направляемый М.Д. Бронниковым. Этот кружок, согласно намеренью Бронникова, преследовал задачу переработки через искусство, враждебное существующему политическому строю, входящей в него молодежи в антисоветском плане. Собираясь регулярно, мы зачитывали собственные и иных авторов антисоветские произведения и обсуждали их. Мы дискутировали широко вопросы искусства, философии и политики, причем Бронников всегда учил нас, что подлинное, истинное искусство может быть лишь враждебным политике, современному политическому строю. На собраниях клуба ставились доклады о киноискусстве, трактуемые нами с точки зрения враждебной социальной системы.
В дальнейшем я обязуюсь конкретизировать и детализировать данные мною показания.
Н. Ефимов.
23 марта 1932 г.
Допросил: Бузников.
Коллеги Николая Николаевича Ефимова называли его «пионером киноведения». Так оно и есть: еще в юности заболев новым поразившим общество недугом – киноманией, он не избавился от него до конца жизни. Историки кино считают, что Н.Н. Ефимов в течение многих лет был самым крупным знатоком западного, в особенности немецкого, кинематографа в нашей стране.
Николай Николаевич Ефимов родился в 1905 г. в дворянской семье в Царском Селе. О его родителях почти ничего не известно; по словам друзей и сослуживцев, Николай Николаевич не любил о них рассказывать. Он вообще был замкнутым и немногословным человеком и при этом восхищал своей неисчерпаемой памятью.
В положенное время родители отдали мальчика в Николаевскую мужскую классическую гимназию, переименованную после революции 1917 г. в 1-ю трудовую школу. Сегодня на мемориальной доске, висящей на стене здания, выбиты фамилии прославленного директора и знаменитых учеников, в том числе Н.Н. Ефимова:
«В этом здании бывшей Николаевской мужской классической гимназии в 1896–1905 годы жил и работал выдающийся русский поэт и педагог Иннокентий Федорович Анненский. Здесь учились поэты Н. Гумилев, Н. Оцуп, Г. Раевский (Оцуп), В. Кривич, Д. Кленовский, Вс. Рождественский, искусствовед Н. Пунин, стратонавт А. Васенко, географы В. Визе, М. Павлов, врачи М. Глазунов, П. Светлов, композитор В. Дешевов, деятели театра и кино: Н. Акимов, В. Горданов, И. Гольдберг, Ю. Свирин, О. Иванов, Н. Ефимов, Р. Мирвис».
Учеба в школе совпала с тяжелыми, переломными для всей страны годами. Царскому Селу, где располагалась царская резиденция, суждено было испытать и ужасы революционных событий, и последовавшие вслед за ними дни Гражданской войны. О них вспоминала царскоселка Людмила Алексеевна Баранова (Зегжда), с детства знакомая с Н.Н. Ефимовым: «В нашей квартире было шесть комнат и большая кухня. Вот эта кухня и стала прибежищем для всей семьи, т. к. дров для отопления всей квартиры не было. На кухне готовили, ели, купались в корыте, а спать уходили в комнаты и ложились в “ледяные” постели. Там на кухне мы и встретили 1920 год. Я впервые участвовала в традиционной встрече Нового года, оставшейся от старого доброго времени, но год начинался недобрый… Можно ли сказать, что мы голодали? Бабушка выдумывала разные “форшмаки” из картофельной шелухи и селедочных голов, лакомством были лепешки из кофейной гущи на сахарине»[78 - Баранова (Зегжда) Л. Воспоминания старожила города // Царскосельская газета. 12 сентября 2000.].